Поцелуй со вкусом колы.

Летнее утро с привкусом лимонного мармелада ворвалось в общежитие BEAST, разбрызгивая по квартире кипы солнечных зайчиков; не скупясь на звуки, словно художник, оно яркими, смелыми мазками накладывало на сознание бесценное чувство довольства жизнью. Его точная, уверенная кисть чётче обрисовывала движущиеся по полу тени от весёлой зелени на ветвях, наносила на память неповторимую, тонкую резьбу, которая становится ощутимее лишь ближе к старости, когда все самые, казалось бы, обычные вещи из прошлого приобретают невиданную доселе чарующую прелесть и волнуют сердце. Освежающий ветерок залетал из приоткрытого окна, заставляя колыхаться лёгкие шторы, тем самым, позволяя им обрести хоть на какой-то миг фальшивую способность жить. Он же забирался под одеяла и слегка щекотал оголённые ноги спящих. На своих крыльях ветер принёс в общежитие неуловимый запах уже давно испарившейся росы, поэтому дышалось свободно и легко. С улицы доносился приглушённый шум давно проснувшегося города, который переливался многообразием оттенков человеческих голосов, отзывался сигналами машин и щебетаньем птиц, дразнил быстро исчезающим в воздухе звонким детским смехом, сводил с ума ароматом свежесваренного кофе, горького шоколада и только что испечённых аппетитных булочек с золотистой хрустящей корочкой из небольшой пекарни по соседству. Безудержное слепящее солнце, проникая через окно, наполняло светом комнаты, нещадно жгло глаза, запуская приставучие лучи под тонкие веки. Не щадя лежебок и сонь, оно словно кричало им: «Вставай! Какое великолепное утро! Жизнь прекрасна, наслаждайся ею, пока можешь! Не упускай момента!» И никто не мог противостоять его напору. В том числе и Чунхён. Он открыл глаза, снял с себя лапы обнявшего его Киквана, повернулся к Хёнсыну, лежащему к нему лицом. Через глаза-щёлочки, не желающие открываться до конца, Чунхён смотрел на спящего: женственные губы Хёнсына за время отдыха стали ещё полнее, немного мокрые после летней ночи волосы разметались по подушке, одна рука аккуратно подложена под щёку. Вокруг него царила атмосфера спокойствия. Чунхён улыбнулся своим мыслям, затем приподнялся, опёрся на локоть и, пока никто не видит, подул на пушистые ресницы – всё равно за это ему ничего не будет: Хёнсына трудно разбудить. Проделав эти не хитрые, ставшие давно привычными операции, но без которых не обходилось ни одно утро, он еле-еле вылез из объятий кровати. Все встали, затем принялись дружно будить Хёнсына. Совершив этот воистину героический подвиг, народ позавтракал и занялся каждый своим делом. Чунхён, решив, что пора разгрести созданный бардак в общежитии, принялся за уборку. В этот же миг все, словно по волшебству, куда-то испарились. Будучи уверенным, что он остался дома один, Чунхён, про себя посылая всем лучи добра, а также предвкушая ужасную месть, направился в спальню. Там он увидел Хёнсына, разбирающего свои вещи. Чунхён попросил его о помощи и тот согласился, думая о том, что если хотя бы он не поможет, то потом будет плохо всем: бабайка Чунхён уж точно постарается. Они вместе принялись раскладывать только Хёнсын - свои, а Чунхён - вещи одногруппников по местам. Хёнсын сидел на кровати и аккуратно складывал свою одежду в небольшие стопочки. Затем эти стопочки он размещал на полках шкафа. Когда с этим было покончено, Хёнсын открыл отдел, где одежда висела на вешалках, и стал поочерёдно вытаскивать вешалку за вешалкой. Чунхёну же пришлось разгребать кучу одежды и иногда метаться по всему общежитию. Когда он не знал, кому принадлежит вещь, он спрашивал у одногруппника. Вот он опять нашёл чью-то футболку и подошёл к Хёнсыну сзади. - Ты случайно не знаешь, чьё это? Хёнсын, в это время скрывшийся по пояс в шкафу и шуршавший вешалками, вздрогнул от неожиданности, но не «вылез» из шкафа. Наконец, он медленно выбрался оттуда, держа в руках одну из вешалок. Хёнсын выпрямился, нехотя отвёл глаза от своей одежды и резко повернулся. Пока Чунхён мигрировал по всему общежитию, он уже успел смотаться на кухню и прихватить конфету. И развернувшись, он чуть было не оцарапал концом жёсткой пластмассовой палочки от чупа - чупса его лицо. Извинившись, Хёнсын посмотрел на футболку. А Чунхён бессознательно уставился на кольцо кровью налившихся губ, цвета бутона только что распустившейся розы. Не розового и не красного, даже не малинового, а какого-то особенного и такого притягательного. Он уже совсем забыл про футболку и про свой вопрос, когда Хёнсын вынул изо рта блестящую тёмно-фиолетовую конфету, когда сомкнулись эти губы, а затем вновь зашевелились, что-то говоря, когда до него донёсся знакомый аромат… Тогда он, не думая, немного наклонился и, подняв подбородок Хёнсына, поцеловал его, облизав сладкие, липкие губы. Но мягкий поцелуй с привкусом колы не продлился слишком долго: в квартире не было слышно ни единого шороха, и это пугало. Наконец, Чунхён решился, приоткрыл глаза и отпрянул: на него был устремлён затравленный взгляд со страхом и непониманием или даже шоком, притаившемся на глубине этих широко распахнутых, испуганных глаз. Точно такой же взгляд он видел, когда их познакомили. Чунхён быстро закончил уборку, молча оделся и ушел. Наступил полдень. Нестерпимо палящее солнце стояло высоко над землёй. Город словно вымер: все старались укрыться от его убийственных лучей, в том числе и ветер. В плавящемся воздухе повисла тишина, давящая на уши. Листья придорожных деревьев покрылись белой пылью. Земля раскалилась. Сонливости покорились живые и даже не живые существа. Неумолимая жажда терзала сухое горло, заставляя язык прилипать к нёбу. Чувствовался противный вкус горечи. Он ощущался не только в горле, но и висел тяжёлым грузом на сердце Чунхёна, который упорно пытался игнорировать его. Чунхён успел уже побывать во многих местах, навестил друзей; он оставил машину неподалёку и уже просто бродил по старым улочкам Сеула, не обращая внимания на жару. На самом краю города, занимая большое открытое пространство на возвышенности, расположилась старая баскетбольная площадка с разбитым неровным асфальтом, окружённая дырявой ржавой сеткой. Отсюда был виден весь город, как на ладони. Внутри площадки стояли одна единственная лавочка с облезшей краской, обклеенная этикетками от алкоголя и прочими бумажками, и разрисованный маркерами столб с железным кольцом; посередине одиноко лежал кем-то забытый, а может и специально оставленный баскетбольный мяч. Чунхён, с наушниками в ушах и спортивной сумкой на плече, шёл мимо по дороге, перелистывая песни в плеере. Он уже почти прошёл мимо, но остановился на самом углу, поднял глаза, затем положил плеер в карман, подошёл к площадке и медленно побрёл вдоль неё, ко входу, цепляясь пальцами одной руки за сетку, перебирая сплетенные железные ячейки. Чунхён зашёл внутрь, попинал валявшиеся около лавочки банки из-под соджу, затем снял очки, спрятал плеер в сумку и ленивым движением положил её на лавочку. Он вышел на середину, взял мяч, для разминки пробежал круг, ведя мяч правой рукой, затем оттолкнулся от земли и в прыжке закинул мяч в корзину. Волосы взметнулись в воздух, капюшон толстовки без рукавов оторвался от спины, мышцы на оголённых сильных руках напряглись… Мгновение, и Чунхён уже стоял на земле. Мяч со стуком ухнулся об асфальт. Чунхён подкинул ногой мяч, чтобы подобрать его. - Неплохо! – раздалось из-за его спины. Чунхён выпрямился и, не торопясь, лишь повернул голову с уже прищуренными злыми глазами, чтобы узнать, какой смертный посмел так высказаться. Позади него, за сеткой стоял Хёнсын с искренней улыбкой. Он прошёл на площадку, положил свои вещи на лавочку. - Сыграем?- предложил он. - Ты хочешь проиграть? Чувство неловкости не сразу, но исчезло, рассеянное простым прямым вопросом, и Чунхён со скрипом согласился. Стало прохладнее: на небе появились неповоротливые белоснежные облака, неуклюже тащившиеся в бесконечность; их огромные, странные тени следовали за ними по земле. Это тот вид облаков, которым лень двигаться. Но это только кажется. На самом деле эти обманщики и притворщики просто забавляются тобой. Ты смотришь на них – они, такие большие, пухлые и мохнатые, что руками не обхватить, словно стоят на месте; ты отводишь или опускаешь взгляд, а затем снова смотришь вверх – они снова находятся на том же самом месте. Может, их кто-то прибил гвоздями? Проходит несколько минут, ты поднимаешь глаза… а их уже нет! Жарко... Вдох-выдох, вдох-выдох…Перехват. Раз шаг, два шаг, прыжок и бросок. Мяч энергично отскакивает от земли. Они играли до тех пор, пока усталые и запыхавшиеся не обрушились на лавочку, восстанавливая дыхание. Чунхён вытащил из сумки бутылку с водой без газов и стал судорожно пить: не удержавшись, он большими глотками поглощал жидкость. Иногда вода пробегала тоненькими, сверкающими на солнце ручейками по подбородку к его шее, затем спускалась к красивым ключицам. Утолив жажду, он хотел было предложить воду Хёнсыну, но услышал звук открывания крышки и характерный «пшшшш…»: тот, повернувшись к нему спиной, медленно потягивал колу маленькими глоточками и наслаждался видом города, прикрыв глаза. Терпеливо подождав, пока он допьёт, Чунхён выхватил у него колу и всунул в руки бутылку с водой. А Хёнсын так и застыл, ошарашенный, с расширившимися от удивления и неожиданности глазами. Он открыл всунутую насильно в руки бутылку и обрызгал водой наглеца. Чунхён, про себя наслаждаясь испугом Хёнсына, едва различимо улыбался в ответ на его реакцию, наслаждаясь любимым напитком. Он молча встал и подошёл к растянувшемуся на солнышке бродячему коту. Откуда он взялся – неизвестно. Чунхён почесал ему пузо, отчего тот закрыл хитрые изумрудные глаза с чёрными прожилками и вытянулся ещё больше, расслабляясь. Он погладил его шею, и тишину заполнило громкое довольное урчанье. Кот свернулся пушистым клубочком и, возможно, уснул, не переставая мурлыкать. Хотя кто его разберёт? Если бы Чунхён сейчас обернулся, то он бы смог увидеть исполненное нежности выражение на невольно залюбовавшемся им лице одногруппника. Но Чунхён лишь спросил, повернув голову: «Ну, что, второй раунд?» Хёнсын кивнул, улыбаясь одними глазами. И игра возобновилась. На площадке вновь раздавались звуки шагов, стук мяча об землю и тяжёлое дыхание: воздух сушил лёгкие, забирал всю влагу. Пот струился по лицу, футболки уже давно прилипли к телу, но парни не обращали на эту мелочь внимания и не останавливались: разгоревшееся ярким пламенем чувство соперничества поглотило разум. Мокрые, они бегали друг за другом, пытаясь перехватить мяч. Кто-то явно проигрывал. Но никто не хотел прекращать игру. Они уже забыли о произошедшем в спальне, энергично двигались, подначивали и шутили друг над другом, пытались обмануть, сильными бросками закидывали мяч с противоположного конца площадки. А послушный мяч всё прыгал в корзину, отскакивал от асфальта и рикошетил об сетку, иногда сбегая с площадки через дыры в ней. Вдруг, словно услышав их мольбы, начался дождь. Взявшийся из ниоткуда, весёлый, грибной дождик зазвенел каплями. Светит солнце, а ему всё нипочём! Уже с мокрыми от дождя волосами, парни останавливаются и смотрят на небо. Чунхён натягивает капюшон на голову. В его глазах загорается хитрый огонёк, и продуманный Чунхён, пользуясь моментом, выбивает мяч из рук Хёнсына и стремительно бежит к кольцу. Но не тут то было. С фразой «Ах, ты!» Хёнсын подрывается и делает жалкие попытки отобрать мяч, который, сколько бы он ни пытался, в конечном счёте, достигнет своей цели. На площадке появляются лужи, пыль прибивает к земле. Небо застилают хмурые тучи. Дождик усиливается, из беззаботного, он превращается в настоящий, сильный дождь. С мокрых волос парней всё чаще падают капли. Чунхён поворачивает голову к сопернику, повисшему на его руке с мячом, смотрит ему прямо в глаза, надеясь немного поиздеваться перед концом игры. Сначала он с улыбкой глядит на него, но улыбка куда-то исчезает, и серьёзный Чунхён, не отводя глаз, поворачивается к нему уже всем телом. Хёнсын отпускает его руку, придвигается ближе, он робко дотрагивается носом до ледяного кончика носа Чунхёна. Разрешение не озвучено, но понято беспрекословно. Сильная рука роняет мяч. Он падает на мокрый асфальт и, поливаемый холодными каплями, совершает мелкие, потухающие упругие прыжки, а потом медленно катится до полной остановки. Лавочка вся мокрая. Бродячий кот куда-то спрятался. Слышны шум дождя, эхо от гулких прыжков мяча. Но раздаётся противный, лязгающий звук: Чунхён прижал Хёнсына к мокрой железной сетке и, не отрывая взгляда, поставил руки по обе стороны от его лица. Он впился в его холодные губы страстным поцелуем. На лицо Хёнсына падали капли с волос Чунхёна. Тот уже давно положил руки на талию и хозяйничал там. Хёнсын обнял руками спину в обтягивающей толстовке и, задыхаясь, ответил на яростный поцелуй. Чунхён ослабил хватку, сделав поцелуй нежным и мягким. Он отлепил Хёнсына от сетки, заставил одеть свою толстовку и сложил руки замком на его талии. Игра закончилась. Но кто истинный победитель? Тот, кто преуспел в соревновании или тот, кто с самого начала просчитал всё, но проиграл в спорте? Тот, кто притворялся тихим и робким, кто решил пренебречь запретами на вредную еду и рискнул? Они оба остались в выигрыше. Дождь закончился. Из-за туч выглянуло ещё весёлое предзакатное солнышко. Столпы света, прорываясь сквозь тучи, тут и там осветили площадку. Лужи поблёскивали, отражая всё вокруг. С железных кольца и сетки всё ещё падали капли. Небо очистилось. Воздух долго хранил освещающий запах дождя. Из домов стали выползать люди. Посередине дороги шли два парня, держась за руки. Город воскрес, и его второе обличие тоже было прекрасно.