Подари мне солнечный свет

      Ян проснулся ближе к вечеру. В голове с шумом перекатывался песок, тяжело тюкаясь в виски. Он долго лежал с закрытыми глазами, силясь разобрать, где находится Наташа, и оттягивая момент, когда с девушкой всё-таки придётся поговорить. Утром он туго соображал, что делает, теперь же вся ситуация встала в полный рост, расцвела и заколосилась. Они переспали с Наташей. Нет, он не был истеричкой или зелёным сопляком, первый раз дорвавшимся до женского тела, и теперь уносящимся на седьмое небо от одной только мысли, что лишился девственности. Хотя да, он действительно первый раз дорвался до женского тела…       Он со стоном перекатился по кровати, зарылся гудящей головой под подушку. И как теперь себя с Наташей вести?       — Хватит спать, у нас и так обед уже плавно в ужин перетёк, я совсем ночью есть не буду. — Наташа легко плюхнулась рядом, всколыхнув перину, и чмокнула его в плечо.       Кажется, её этот вопрос не волновал.       …Что делать с внезапно появившимися взаимоотношениями, Ян так и не решил. Точнее, не умел обращаться с девушкой, как с девушкой. Всё было куда проще, пока они просто дружили, теперь в словах и жестах Наташи появилось странное кокетство, сбивающее непривычного Яна с толку. Да и о чём с ней говорить наедине, он не знал. Поэтому после натянутого молчаливого обеда решил удрать под спасительную болтовню сестры — Зорька продолжала обживаться в его квартире, не глядя на недовольство матери. Наташа оделась и вышла вместе с ним, хотя он не звал. Но и сказать: «Прости, чего за мной попёрлась?» тоже как-то язык не повернулся. Так что они добрались в Доброе и «удачно» нарвались в подъезде на возвращающуюся с работы тётю Машу.       — Ух ты, значит нашему Яну чернявые нравятся? — тут же выдала эта провокаторша, заставив смущённо хихикнуть Наташу и нервно сглотнуть Яна. Ну да, чернявые… оба… блин. — Хорошенькая какая, — уже в квартире продолжила измываться над его нервами тётя. К нему она их не отпустила, безапелляционно заявив, что там кухня уже паутиной зашторилась и есть можно разве что мумии мух с той самой паутины. Заряна, попой почуявшая гостей, прискакала от него зайцем и эти гарпии теперь щебетали о какой-то пустой ерунде, за пять минут заделавшись лучшими подругами.       — Голова болит? — понятливо усмехнулась тётя Маша, когда он удрал из гостиной к ней на кухню. Молча вручила лопаточку и отправила к сковородке у плиты переворачивать оладьи. — Я бы на твоём месте не оставляла их надолго наедине, Зорька скоро вспомнит про твои детские фотографии.       Ян вздрогнул, но оладьи пригорали, а тётя Маша уже зарылась в грязную посуду.       — Ты молодец, что привёл её сюда.       Он немного помолчал, но всё же выдал.       — Я не приводил, она сама.       — Ну, милый мой, привыкай. Женщины часто берут в свои руки вопрос о знакомстве с семьёй парня. Это не потому что мы назойливые, просто вы долго телитесь.       — Да мы с ней не встречаемся, — Ян почувствовал, как горят уши под насмешливым взглядом тёти.       — И этот вопрос тоже зачастую решается без вашего участия.       Из гостиной послышались сдавленные восторженные вопли и он понял, что о фотографиях уже вспомнили.       — Хм, кажется, Зорька вытащила ту, где ты в платье, — задумчиво вслушиваясь в слаженный восхищённый писк, отметила тётя Маша. Ян застонал. Когда ему исполнилось четырнадцать, папа первый раз дал попробовать водки. Он тогда лакнул и с непривычки отрубился, а на утро обнаружил ворох полароидных снимков с красивой девочкой в школьной форме пятиклашки Заряны. Сестричка тогда была пухленьким пузырём, а он мелким и тощим, так что его пьяную тушку вероломные взрослые всё же впихнули в девчачьи тряпки. Фотографии он попалил, но, видать, не все…       — Знаешь, про переодевания… — Ян обернулся к тёте Маше, она нерешительно кусала губы. — Ты в чужой куртке бегаешь? Жёлтая парка.       — А, да. — Ян запоздало вспомнил, что так и не поменялся с Артёмом в джипе куртками и они опять разошлись в чужих. — Мы месяц назад со знакомым махнулись на время, да так никак не вернём. Я в его, он в моей. А что?       — Хороший знакомый? — она всё громче бряцала посудой, явно нервничала. С чего бы, вроде обмен одеждой не запрещён — не совсем, конечно, ежедневный ритуал, но и ненормального в этом ничего.       — Ну, так… приятель. Друг друга.       — К нам сегодня в больницу привезли мальчика из ДТП, разбился на мотоцикле. У него твоя куртка. Я специально отворот проверила, помнишь, когда тебе и Заряне инициалы нашивала?       Ян кивнул, с трудом соображая, при чём тут нашивка — ну нашивала в начале учебного года, когда у дочери в школе потребовали для гардероба, заодно и ему сделала.       — Он жив? — севшим голосом выдавил Ян.       — В коме. Эй, ты куда? Оладьи горят! Не на ночь же глядя туда идти, балбесина!       Он не слышал ни окриков тёти, ни смеха сестры с подругой. Натянул ботинки, накинул куртку и выскочил в коридор, чувствуя, как неожиданно тяжело обвисает на плечах чужая вещь.              Больницу он знал смутно — здоровьем Ян обижен не был, а наведываниями на работу к матери грешила только Заряна.       — Слышишь, придурок, ты хотя бы куртку сними, — пока он блуждал в поисках интенсивной терапии, сзади его хлопнули по плечу и несильно толкнули в спину.       Ян обернулся, за ним стояла Оля, из-за больничного халата в первый момент принятая за врача — такая же хмурая и со зловещей аурой.       — Как тебя вообще на входе не замели в верхней одежде?       — Там, кажется, никого не было, — он смутно припомнил стойку в холле, которая вполне могла оказаться тем самым постом с дежурной медсестрой.       Оля мрачно стянула с него куртку.       — Артём не на этом этаже, но тебе к нему всё равно нельзя.       — Потому что я без халата? Дай мне свой.       — Потому что ты ему никто, болван! И халат я тебе не дам, он мне самой нужен.       — На пару минут.       — И что ты скажешь человеку в коме?       — Он так и не пришёл в себя?       — Нет и может не прийти вообще. — Она задумчиво сощурилась. — Ты к Владу пришёл?       — Что? Нет!       — Ну да, где же его сейчас ещё ловить, как не в больнице…       — Ты меня слышала вообще?       — Пошли. Он тут, в приёмной.       — Да не пойду я… — Оля волокла его, как на буксире. Через минуту он заблудился в коридорах и больничных халатах и плёлся следом уже не особо вырываясь. Да и вырывался-то для проформы.       — Вот. — Перед очередным коридором Оля резко затормозила, втиснула ему в руки баночку йогурта, брикет печенья и бумажный стаканчик уже остывающего кофе. — Может хоть тебя услышит и поест, а то скоро с ног свалится. — И вытолкала к сидящему на стуле человеку, а сама потихоньку затерялась в кабинетах.       Влада он узнал не сразу — постаревший и осунувшийся, он напоминал скорее тень, чем привычного дерзкого и наглого человека. На Яна он поднял потухшие глаза только когда тот присел перед ним на корточки.       — Меня к нему не пускают, — незнакомым надтреснутым голосом пожаловался он и сгрёб Яна в объятия. Тот неловко подался навстречу, ткнувшись коленями в пол. — Ты же к Тёме?       Ян зарылся в пахнущую лекарствами одежду.       — Нет, — тихо выдавил он, чувствуя себя редкостной двуличной дрянью. — Я тебя хотел увидеть.       Влад подтянул его выше, убрал с лица чёлку и поцеловал. Ян не ответил.       — Я… с Наташей.       — Чего? — Влад всё ещё прижимал к себе, целовал ресницами и сминал тонкий свитер, пытаясь согреть ледяные пальцы.       Ян зажмурился, не в силах смотреть, но понимая, что другого случая всё равно не будет — у него силы воли не хватит.       — Я переспал с Наташей.       — И что, пришёл мне доложиться? — потерянность и отрешённость как водой смыло, тело стало каменным.       — Да. — Они так и замерли — Влад сидя, Ян на корточках перед ним, обнимаясь и обнимая.       — И время подобрал удачно.       Ян побарахтался в руках, но те будто свинцом налились — не сдвинуть.       — Так совпало. Мне правда жалко Артёма.       — Так жалко, что ты тут же поскакал в кровать к этой девке?       — Я не скакал!       — Ага, пулей полетел, стоило тебя из виду выпустить.       Теперь руки давили, сжимаясь всё сильнее.       — А сам-то! От меня ушёл и уже через час свидание Оле назначаешь?       — Что?       — То! Вы с ней по телефону щебетали, я рядом был! Тебе, значит, можно, а мне нет? И сейчас она в больнице! Вон, поесть тебе передала.       Посыпались на пол и йогурт, и печенье, и стакан с кофе. Влад вскочил, дёрнул за ворот свитера Яна, больно полоснув горловиной по синякам на шее, подтянул на себя и бацнул в стену, не давая рыпнуться из хватки. Теперь они стояли нос к носу, пыхтя, как два носорога. Из соседней палаты высунулся кто-то замученный и недовольный, шёпотом попросил заткнуться смутьянов, но его не заметили.       — Ты ещё к Оле поревнуй! Она, в отличие от тебя, дружит с Тёмой и пришла его навестить.       — В отличие от меня, она только за тобой бегает, потому такая удобная и замечательная.       На них с подозрением покосилась проходящая мимо медсестра и ускорила шаг.       — Она может спать с кем угодно, мы не держим друг друга и сцены она мне не закатывает, поэтому такая удобная и замечательная!       — Тогда чего ты сейчас так на меня орёшь? Я тебя, видать, тоже не удержу. Так почему бы и самому немного не развлечься на стороне?       Бам! Кулак с силой впечатался в стену рядом с его головой. Медсестра поскакала от них чуть не бегом.       — Потаскуха! — припечатал Влад.       — На себя посмотри!       Сволочь. Сам гуляет, а как Ян пошёл, так сразу клеймить. И ведь не видит же, что аж позеленел от ревности, собственник хренов!       — Я сплю без всяких ограничений — ни я не должен, ни мне не должны. А твоя Наташенька на тебя глаз положила, любовь-морковь и всё такое.       — И что в этом плохого? Я не хочу только секса, я хочу быть чьим-то и чтобы у меня кто-то был. Только мой, только его. Я не хочу делиться.       Ян отвёл взгляд от жалящих злых глаз Влада. Откуда-то из глубины коридора к ним спешили санитары, торопясь разогнать бушующую парочку, оттуда же бежала Оля, что-то втолковывая внушительных габаритов дядьке в белом халате, начали открываться двери палат у тех, кто смог доковылять и выглянуть наружу, чтобы в какой уже раз призвать шумных посетителей к тишине.       — Я думал, такой бред только женщины несут.       — Так в этом причина, что ты прицепился к парню, я удобнее?       — Не говори ерунды, я просто тебя захотел. Я хотел поцеловать тебя, когда считал девочкой, но даже узнав, что ты мальчишка, загнал в реку и не выпускал, пока не добился своего. — И злобно выдал, — и с Мариной ничего не срослось, потому что когда дошло до постели, я её твоим именем назвал, она назло мне потом с отцом закрутила. Доволен теперь?       Ян стоял, оглушённый неожиданным признанием, но внутри полыхало от гнева.       — Какой же ты дурак, — выпалил он. — Я же говорил, ты как слепой, которому сколько не рассказывай, так и не поймёт, что же такое солнечный свет… И я дурак, что хотел его тебе показать.       Подоспели санитары, подскочила Оля, вцепилась Владу в руку, нарисовались медсестрички, с оханьями и причитаниями окружившие парней, тихо переговаривалась парочка особо активных больных. Ян выпутался из всего этого пирога и, пошатываясь, побрёл прочь.       Влад молча наклонился, подобрал пачку печенья и запустил Яну в спину. А тот, выпотрошенный разговором, вышел за пластиковые двери, разделявшие отделения, и сполз по стене на пол.              — Ну и? Долго собрался тут валяться?       У Яна успели затечь и ноги, и руки. Видимо, подпирающие стену люди тут были частым явлением, во всяком случае, никто Яна не спешил поднять с пола и отконвоировать хотя бы к стульям в приёмном покое. Над ним стоял Дима, тоже осунувшийся и постаревший.       — У тебя вместо рта слива.       Дима ухмыльнулся — типа он бы такое на своём лице сам не заметил, коснулся пальцами разбитых губ.       — Это всё Влад. За Артёма разбушевался.       — Правильно сделал, нечего было со Снежаной спать.       — Уже в курсе? — Ян промолчал, Дима кое-как поставил его на ноги.       И тут за спиной насмешливо каркнули.       — Znowu z chłopcem przytulasz? ¹       Дима напрягся, перехватил Яна, чтобы тот не рыпнулся глянуть, кто там такой каркающий, и сильнее вжал в стену, закрывая собой.       — Припёрся, — тихо буркнул он. — Да не дёргайся так. — И уже новоприбывшему. — Витя в неврологическом отделении, это на следующем этаже.       Мужчина за их спинами хмыкнул и прошёл к лестнице.       — Кто это такой?       — Вацлав Мрочек, — мрачно представил в спину Дима, — у них с Витей какие-то общие делишки, лопочет что-то на своём польском, но русский понимает, бесит дико.       — Что он здесь забыл? — Фамилия смутно царапнула сознание. То ли в фильме каком встречал, то ли на курсе кто-то созвучный был. Наверняка по фамилии Ян разве что Вишнёвку знал.       — Витю он здесь забыл, мой братец по месту жительства в районную больницу загремел, так что сваливай отсюда, пока его бармалеям на глаза не попался.       …Видимо, всё-таки попался — едва Ян вышел на парковочную площадку за освещённый фонарями пятак пространства, кто-то коротко и зло тюкнул его по затылку, и уже падая на асфальт, он увидел две оскаленные собачьи морды.              Опять знакомое ощущение саднящего затылка и липкой воды на лице.       — Чёртов сопляк, и так башка раскалывается, так ещё за ним по Владимиру гоняй.       — Оcknąłeś się już. Przestań kawy marnować.²       — Я не перевожу, — задумчиво, тоном доброго маньяка, — просто чай остыл, всё равно выливать. Эй, сопляк, глаза разлепи, проснулся уже. — Короткий беззлобный тычок под рёбра.       Ян застонал, открыл глаза. Комната была незнакомой. Не затхлой каморкой охранников, а большой и открытой. Он лежал на мягком ковре, распластанный, как морская звезда. И на том спасибо, хоть спина болеть не будет, и так голова раскалывается. Над ним, как и прошлый раз, склонился Витя. Недалеко, лениво болтая ложечкой в кофейной чашке, полуприсел на стол длинноногий жилистый мужчина, одет он был в деловой серый костюм тройку, но рыжеватые волосы вопреки образу отпустил ниже плеч. Смотрел он на Яна с любопытством и брезгливостью, как на цветастую гусеницу — вроде и забавно, а взять в руки противно.       — Чёрт, кретины, просил же не калечить, теперь ковёр менять. — Витя задумчиво провёл пятернёй по его волосам и отнял уже замаранную кровью ладонь. — И в машине наверняка запачкали, ещё и салон перетягивать.       Размахнулся и опять ударил Яна, как будто он был виноват, что ему под окровавленные волосы ничего не подстелили. И чего с ним возятся, прибили бы да выкинули, всё равно тем кончится, зачем было домой к авторитету везти? Перед глазами плыло, в уши заливался густой неразборчивый шум и дико тошнило. Вырвать, что ли? Хоть какую пакость в конце подкинуть.       Витя опять ударил — кулаком в грудь, запирая рвотный позыв.       — Где мой пиджак?       — Ч-чего?       — Пиджак, твою мать! Где он?       От стола каркающе рассмеялся рыжий, ещё сильнее зля Витю. На Яна посыпались удары кулака и ног.       — Wić, nie przesadzaj, ci jeszcze do szpitala wracać do lekarskiego obchodu.³       — А кто из него выбьет, где эта чёртова тряпка?       — Ja.⁴       — Не мели ерунды, глянь на пацана — он даже приблизительно тебя не понимает.       Витя сдул мокрую чёлку. Неплохо его Влад прошлой ночью приложил — морда бледная, глаза горячечные и испарина на лбу, едва на ногах держится. Себя Ян не видел и не догадывался, что выглядит таким же привидением, может, потому решил, что у него есть шанс: Витя еле на ноге стоит, тот поляк вместе со своей чашечкой и оттопыренным мизинцем вообще весь какой-то… не опасный, такому и пинка хватит, чтобы отлип.       Ян рванул с пола сразу, как только это всё для себя решил — чем больше ждать, тем меньше сил, и так ведёт, а череп как надвое раскроили и только слегка прижали назад, чтоб мозги не выпадали. Витя был чуть больше вменяемый из-за влитых лекарств, но две ноги против одной с тростью уравняли шансы.       — Сука, — возмущённо и даже обиженно крякнул он уже с пола. Поляк сориентировался сам — весело поднял руки: я тут вообще не при чём, не бей меня. И Ян купился, развернулся и полетел к двери, дёрнул ручку.       — Idiotа jesteś, chłopcze, ⁵ — почти с жалостью сказал Вацлав, наклонился к Вите, схватил трость и под протестующий вопль хозяина швырнул в Яна на манер копья. Палка со свистом распластала воздух и, не успевая уйти по дуге вниз, со всей дури ударилась в многострадальную голову. Уже сползая по косяку, Ян успел почувствовать, как череп всё же распадается, а по шее вязко и противно стекают уже не удерживаемые ничем мозги.       …— Ты идиот! — Витя прохромал к безжизненному телу, прощупал пульс. — Как я теперь у покойника узнаю, куда он пиджак засунул? — Он гадливо отёр о ковёр — всё равно выкидывать — испачкавшийся в крови домашний тапочек.       Вацлав бестрепетно повторил за Витей — проверил пульс и отёр носок туфли.       — Czy naprawdę wyzionął duch? Jaki jest słaby.⁶       — Направдэ, направдэ, — передразнивая, на ломаном польском сплюнул Витя. Поляк усмехнулся, сам он говорил на чужом языке так же картаво и квакающе, так что не желал позориться, понимали они друг друга и не переходя на чужой, и не парились. — Ещё и от тела теперь избавляйся.       — Wyrzuć go gdzieś, też mi kłopot. I brata swego zapytaj, może on wie, gdzie kurtka. Byli w szpitalu razem, widziałem ich.⁷       — Нее, у Димки, придурка, другая Большая Любовь, хотя там тоже белобрысый и смазливый. Тот пацан, кажись, в аварию попал как раз, вот они в больнице и околачиваются, а этот… этот… — Витя задумчиво глянул на закрытое волосами лицо. — Знаешь, а ведь возле него тоже вечно кое-кто околачивался. И в «Альтер Эго», и в школе мои парни Яна упустили, той ночью Дима с дружками в бассейн наведывались, и в кафе вчера он мне голову морочил… — Мужчина задумчиво коснулся своего разбитого затылка. — Вот же сука, кажись, он же меня по голове ушатал, своего выблядка защищал. Ну Дима! И сам педик, и друзей таких позаводил!       Вацлав весело захохотал. Открыл дверь и свистнул, заработав напряжённое рычание карауливших у дверей кабинета псин. На зов появились охранники.       — Przywieźcie ze szpitala Dimę z przyjacielem. I jeśli jak z tym dzieciakiem będzie — powyrywam ręce… I zabierzcie to ścierwo!⁸       _____       1. Опять с пацаном обнимаешься? (польск.)       2. Очухался уже. Кончай чай переводить. (польск.)       3. Вить, не переусердствуй, тебе ещё в больницу к докторскому обходу возвращаться. (польск.)       4. неужели и это перевести? (злобный автор)       5. Дурак ты, парень. (польск.)       6. Неужели правда испустил дух? Хилый какой. (польск.)       7. Выкинь его где-нибудь, тоже мне проблема. И брата своего спроси, может он знает, где пиджак. Они в больнице вместе были, я их застукал. (польск.)       8. Привезите из больницы Диму с его другом. И если как с этим ребёнком будет — вырву руки… И уберите эту падаль! (польск.)