Память

- Смотри, - тихо сказала она, касаясь его руки. Они стояли близко, как два человека, которые давно любят друг друга, и все вокруг считали их парой. - Смотри, этот человек, - слабый жест рукой в сторону дороги, - он влюблён в меня. - Который? - он огляделся и снова обратил свой внимательный взгляд на неё. - Тот, что в такой чёрной куртке, с длинными волосами, видишь? - А, да. Расскажи мне. - Ну.. он хороший. Сильный. И, конечно, совсем меня не знает, иначе... - Иначе не влюбился бы? - в его глазх мелькнуло понимание и обычная усмешка. Он знал, что многие любят её, и относился с ним с легкой жалостью и безусловным превосходством. Они действительно не знали её так, как знал он - не знали жестокого нрава и равнодушия ко всем. Она рассмеялась, глядя ему в глаза. - Именно! Но ты не должен так говорить, дорогой мой. Ты должен восхощаться мной и говорить, что ничуть не удивлён. - Как трогательно, ёлы-палы! - Ты безнадёжен... - она пристально глядела на подходящего, уже чуть-чуть понижая голос. - Но я и правда не удивлён! Они снова рассмеялись - коротко и тихо, а потом она подняла руку и снова качнула ею в воздухе. Тот, что шёл, не замечая их, остановился на середине дороги и свернул, обходя лужу. - Ладно, я ненадолго тебя покину, - сказала она своему спутнику. - Ничего? - Нет, конечно. Она чуть-чуть дернула плечами, и он догадался, что ошибся. Ей хотелось бы, чтобы он ревновал. Поняв это, она рассмеялся ей в спину, и она замела на секунду, но лишь прибавила шага. Он же остался стоять на месте, поигрывая цепочкой старых часов на своей руке. Улыбка бродила по его лицу, и не было на нём ни тени огорчения. Он прекрасно знал, что, раз влюбившись, он попадёт в число таких же, как этот на дороге. И он не любил её, нет, более того, пока их отношения даже были чисто дружескими, хоть они и ходили по краю. Неотрывные взгляды, время от времени - легкие касания, и всё это - с полным пониманием происходящего. Недаром все вокруг уже прочно связали их друг с другом, не спрашивая ни его мнения, ни её. И он смеялся, смеялся над нею и над собой, и над этим мальчиком, которого явно не ждало ничего хорошего, и над всеми остальными. Он смеялся, подставляя лицо холодному весеннему ветру. - Привет! Она чуть-чуть помолчала, ожидая ответа. - Я рад тебя видеть, - сказал он, оглядываясь на того, кто остался чуть-чуть с стороне, -откуда ты здесь? - Гуляли, - она подчеркнула множественное число ещё одной паузой. - А ты? - Я иду с занятий. Они помолчали. Она беззастенчиво рассматривала его лицо - яркие синие глаза, черные брови, почти сросшиеся на переносице, упрямо сжатые губы. Это был сложный человек, с которым они, пара упрямцев, никак не могли начать говорить по-настоящему. Одна-две искренние беседы были не в счёт, потому что слова не высказывались вслух, а были сухо упакованы в чёрные интернетные строчки. Интересно было то, что он действительно был в неё влюблён, однако она куда больше старалась не терять нить общения. Их спор - главный спор, ключевое слово в отношениях, - длился даже сейчас, и длился безмолвно. Она знала, что нужна ему. Он тоже это знал, но не желал принять. И всё это - молча, молча, молча... - Ну ладно, - наконец сказала она, и огонёк в её глазах почти потух. - Иди, куда шёл. Сейчас ей надо было развернуться и уйти, но ноги казались деревянными. Странная обида душила её, и даже мелькнула в голове мысль: "Почему это я должна страдать от его любви?" - Пока, - сказал он. И ушёл, до крови зажимая губу. Если бы не тот, с кем она пришла - конечно, он не отпустил бы её так просто. Но он видел их, он видел, как они смотрят друг на друга, и искренне считал, что она любит его. А если не его, то ещё кого-нибудь. Она чужая, и с этим ничего не сделать. Если бы не это... - Я чувствую себя собакой на сене, - грустно сказала она. - Ты тут не замёрз? - Не очень, - улыбнулся он. - Ну как? - Говорю же, никак. - Неужели ты расстроилась? Расслабься! - предложил он, потрепав её по плечу и не спеша убирать руку. Она медленно пошла вперёд, всё же начиная улыбаться - даже против воли. Дул ветер. На улице было уже совсем темно, и никто не мог видеть лиц двоих людей, что шли совсем близко. И все считали, что они любят друг друга... - И все считали, что они любят друг друга, - закончила женщина, последний раз проведя щёткой по волосам. Сегодня был её день рождения, двадцать девять лет. Двадцать девять - ещё не тридцать, было, как и все года прежде, много народу и много веселья. Но десятилетней дочке Анечке уже пора было спать. Та лежала на кровати, восхищённо наблюдая за матерью из-под век. которые уже опускались сами собой. Мать же прихорашивалась перед зеркалом, на ней было длинное синие платье без рукавов и почти хрустальные туфли - так казалось Ане. - Мам... - Да? - задумчиво спросила женщина, всё ещё находясь во власти памяти. - Мам, ты такая красивая... Правда, когда я вырасту, ты дашь мне эти туфли, и я буду такой... - Какой? - Ну, такой, как ты... - Анечка зевнула, свернувшись калачиком на постели и окончательно закрыв глаза. - Мам, а та девочка, она кого любила? - уже почти сквозь сон спросила она. Мать грустно покачала головой, глядя в зеркальную гладь. Свежее и красивое лицо, ни одной морщинки - на зависть всем подругам, на вечную любовь мужу... Всем бы быть такими в двадцать девять - а она никогда не скрывала своего возвраста. И лишь большие тёмные глаза - усталые тени памяти легли на них. Памяти и грусти. - Она любила того, кто ушёл. - Хорошо... - пробормотала Аня. - Она только не знала этого тогда, потому что ей трудно было это понять, ведь это всегда нелегко, а уж если ты привыкла, что любят тебя, а не ты... - А он узнал, что она его любила? Мать покачала головой, коснулась светлых кудрей девочки. - Нет. Иногда люди молчат, когда нечего сказать, но иногда молчат и тогда, когда надо говорить. Она не успела поверить в это, она слишком привыкла к своему равнодушию, и ещё - ей было слишком легко с тем, с кем они шли тогда... Тут женщина увидела, что дочь уже спит, и погасила свет. Скрипнула, открываясь и закрываясь снова, дверь, и детская наполнилась тишиной.