Под кожей

Место, где нити сходятся Дом стоял в одном из тихих нью-йорских районов, не самых богатых, но и не самых бедных, а из тех, улицы которых переходили из рук в руки, но не менялись. В доме уже больше двадцати лет никто не жил, но это не значит, что он пустовал. Дом всегда принадлежит кому-то. Тому, кому раньше принадлежала земля. Нить первая: узел первый Крис посмотрел на часы, потом на облезлую дверь дома, потом снова на часы. Том опаздывал, и ожидание уже начало казаться по-настоящему утомительным. Работа обещала быть довольно-таки скучной, но пара дней в здании с заколоченными окнами определенно стоила предложенных за потраченное время денег. Откровенно говоря, Крис Хэмсворт по-настоящему никогда не принадлежал к миру охотников за привидениями, сутки напролет проводящих в разных неприятных зданиях, готовых рухнуть от старости, но с кое с кем он был знаком довольно близко, и время от времени кто-то вспоминал о нем и предлагал небольшую подработку. Еще одна пара рук никогда не бывает лишней, особенно если пытаешься выяснить, кто кричит в подвале старинного здания – призрак отравившегося дворецкого или бездомный наркоман, страдающий от ломки. И этой парой рук вполне может оказаться старый друг, если только он не смеется при слове «эктоплазма». Крис не относился всерьез к разного рода поискам духов и спиритическим сеансам, но не смотрел на них скептически – напротив, скорее верил в существование призраков, хотя и сомневался, что можно найти скитающуюся между мирами неприкаянную душу, просто поманив ее доской Уиджа или детектором магнитных аномалий. Впрочем, среди охотников за привидениями всегда было немало ребят, готовых скорее опровергнуть, чем подтвердить слухи об очередной женщине в белом, гуляющей ночами по крыше. Хотя встречались и настоящие психи, за каждым шорохом угадывавшие толпу бредущих сквозь ночь мертвецов. Том был как раз из этих, вторых, насколько Крис помнил их единственную совместную работу. Нет, конченым психопатом он бы Тома не назвал, но тот увлекался призраками чересчур даже для пишущего медиума, видел повсюду метущиеся тени, время от времени не к месту вспоминал об их близости и начинал драматично рассказывать о духах, выходящих из мрака, чтобы заговорить с живыми. С ним Крис познакомился пару лет назад: оба оказались в большой команде исследователей, занимавшейся старой психиатрической клиникой, вполне походившей на жилище доктора Франкенштейна. Том обнаружил метущийся дух какой-то девицы, умершей от какой-то болезни в подвале уже после того, как здание оказалось заброшенным. В общем, всей истории Крис не запомнил, зато гораздо лучше он запомнил самого Тома: среди медиумов не так уж часто попадались парни, согласные поразвлечься после совместных поисков заблудших душ. На его памяти Том был единственным, и с ним все вышло более чем прекрасно. Немного чересчур поспешно, не слишком ласково, но в целом – более чем приятно. И Крис не без оснований рассчитывал на вторую часть. По крайней мере, это оказалось бы приятным дополнением к паре долларов за помощь и призрачно-слабой возможности написать об этом статью, которую купит какой-нибудь журнал о паранормальных явлениях. Именно поэтому, когда спустя еще четверть часа Том все же появился, Крис не стал заговаривать об опоздании. – Как ты нашел это место? – спросил он вместо приветствия. Том в ответ только пожал плечами: – Один мой знакомый, мистер Брана, купил дом за очень большую сумму. Он хороший парень, но временами слишком уж осторожный, поэтому предложил мне по старой дружбе поискать здесь призраков. Он уверен, что здесь может быть нечисто. – Неужели? Может быть, стоило сначала вызвать уборщицу, а потом уже медиума? – Две странные смерти в двадцатые годы, – Том вытащил из кармана исцарапанный ключ и вставил его в замок входной двери, – сначала пьяный гость свалился на лестнице и сломал себе шею. – Зловеще. – Семь лет спустя новые хозяева дома устроили спиритический сеанс, – Том явно пропустил замечание Криса мимо ушей. – Девушка, пытавшаяся заговорить с призраком первого погибшего, вдруг вскочила с места, побежала к лестнице и спрыгнула вниз. Мне кажется, тут опасения могут быть ненапрасными. Все-таки странная история, возможно, дух зол на кого-то или же пытается что-то сказать. – Или та девица тоже была пьяна. Пожав плечами, Том чуть толкнул дверь, и та распахнулась с неприятным звуком давно не смазывавшихся петель. * * * Осмотр дома не обещал серьезной работы: в нем было множество комнат, но почти все они были небольшими. Крис должен следить за показаниями приборов и камерами, пока Том будет пытаться вызвать духов. Ничего сложного, никаких поисков экзорциста на соседней улице или походов в соседние библиотеки за старинными книгами по демонологии. Охоту за призраками всегда представляют куда романтичнее, чем она есть на самом деле и в свое время Крис был почти разочарован сложными планами очищения домов, похожими на ритуалы тайных обществ. Нет, временами такое устраивают, но не слишком часто. Крис ничего подобного не видел ни разу. Призраки даже в самых зловещих историях тоже не похожи на зловещих мертвецов, тянущих руки к глоткам невинных жертв, гораздо чаще их описывают как что-то вроде битого файла или неправильно воспроизводящейся записи на магнитной пленке. Самое страшное, что встречается Крису в доме, пока он тянет провода и настраивает камеры – пыль, мгновенно въедающаяся в одежду и надежно прилипающая паутина, но ни то, ни другое его не беспокоит. …Том обошел здание против часовой стрелки, сначала верхний этаж, потом нижний. Крис, разумеется, не наблюдал за ним, но и так прекрасно знал, что тот останавливался у каждой стены и, упираясь в нее обеими руками, смотрел в потолок секунд по десять. Так делают все медиумы, когда пытаются выйти на связь с кем-то из призраков. Крис находил это чертовски нелепым, но держал язык зубами. Признаться в таком рядом с любителями поиска паранормальных явлений – все равно, что рассказать как убил в детстве котенка из чистого любопытства или в подробностях описать свой первый секс: скорее всего, тебя после такого просто выставят за дверь. Не потому, что так больше никто не делает – просто об этом не говорят. Крис положил соединенный с камерами ноутбук на журнальный столик в комнате, которая когда-то, наверное, была неплохо убранной гостиной. В ней все еще осталась часть мебели, стулья выглядели надежными, а в большом окне оказались целы все стекла. Должно быть, за домом присматривала какая-нибудь страховая контора, дожидающаяся покупателя. Устраиваясь рядом с Крисом, Том снова улыбнулся ему уголком рта, а потом достал из кармана ручку и пару раз просто провел ею по обложке альбома прежде, чем приняться за работу. Он действовал в точности как в прошлый раз: не обращался к духам, вскинув руки, как священнослужитель из театральной постановки, а просто открыл свой потрепанный альбом, встряхнул ручку и медленно начал писать. Он старательно выводил одну и ту же фразу, снова и снова: «Господи, помоги моей бедной душе. Господи, помоги моей бедной душе. Господи, помоги моей бедной душе». Она тянулась через весь разворот, от одного края к другому, по три раза на каждой стороне. – Опять последние слова Эдгара По? Я думал, медиумы находятся в постоянном поиске улучшений. Том остановился, на секунду задержал ручку в конце строки, а потом отложил ее в сторону и посмотрел на Криса так, будто тот прервал контакт с духом самого Линкольна, не меньше. – Они хорошо подходят: красивый ритм, подходящее содержание, к тому же призраки тянутся к мертвым, а возможных наблюдателей успокаивает слово «Господи». Так что не вижу никакого смысла изменять традициям. – И много у тебя традиций? – Достаточно, – сдержанно улыбнулся Том. Это был вполне подходящий момент для небольшого дружеского предложения, и Крис решил не ждать другого. Он был не из тех, кто понапрасну тянет время, спрашивая себя, стоит ли гнать коней и не придется ли потом сожалеть. – Может быть, когда закончим, – он провел пальцами по столу рядом с альбомом, – мы сходим куда-нибудь, выпьем вместе? – Нас всего двое, – Том пожал плечами, – а дом достаточно большой, чтобы провозиться как минимум еще двое суток. Думаю, когда закончим, у меня не будет сил даже на то, чтобы выпить вместе, не говоря уж о продолжении, которое ты имеешь в виду. – Это «нет» или предложение альтернативы? – Скорее просто предложение ускорения, – Том закрыл альбом, даже не дописав последнего «Господи, помоги моей бедной душе». – В доме точно есть кровати и, насколько я запомнил, вполне крепкий обеденный стол, если тебе так уж не терпится «выпить вместе» прямо сейчас. – До спальни я дотерплю, – кивнул Крис и откинулся на спинку стула. Все шло по плану, складываясь самым удачным образом, не каждый день так везет. – Не боишься, что призраки будут против? – Секс – это большой выброс ментальной энергии. Он привлечет призраков и, возможно, облегчит мне работу, но не более того, – Том ответил абсолютно серьезным тоном, но в глазах его горели озорные искры, и он определенно казался достаточно привлекательным для того чтобы остаться с ним наедине. – Я закончу с гостиной, и мы можем подняться наверх. Отключи пока шестнадцатую камеру. Крис молча кивнул и потянулся к ноутбуку. * * * Спальня действительно сохранилась неплохо, кровать не выглядела ни слишком шаткой, ни рассохшейся, стены не заплесневели, окна никто не выбил. Видимо, за домом все же присматривали, хоть он и пустовал. Перешагнув порог, Том сразу начал расстегивать рубашку, ни слова не говоря, а потом снял ее вместе с пиджаком и положил на комод, закрывая уже отключенную камеру. В прошлый раз Том тоже разделся полностью. Вполне возможно, что это была одна из его традиций из тех, которые нельзя нарушать даже если ради ее соблюдения приходится ложиться на матрас, пару десятков лет гнивший под толстым покрывалом и слоем защитной пленки. Насколько Крис мог припомнить, Том ничуть не изменился: был все таким же худощавым, но скорее жилистым, чем тощим, под тонкой, бледной кожей чувствовались мышцы. Без одежды он казался вполне нормальным, симпатичным парнем – никаких татуировок с защитными знаками или следов суицидальных попыток, только бледность человека, который не слишком часто выходит на солнце и несколько веснушек поверх нее. – У тебя есть хоть одна резинка? – Нет. Можешь сгонять в аптеку, я точно видел одну в квартале отсюда, – Крис пожал плечами. – Или можем обойтись. Том фыркнул в ответ, явно не собираясь спорить. Приподнявшись, он быстрым движением стянул трусы, открывая взгляду член, длинный, налитый кровью, а потом, резко подавшись вперед, ухватил Криса за запястье, чтобы потянуть на себя изо всех сил. – Давай, иди сюда. Ты сам предложил. Крис последовал за ним, не видя смысла затягивать прелюдию. Пружины надсадно заскрипели под его коленями, но отвлекаться на мелочи не было ни времени, ни желания. Склонившись ближе, Крис поцеловал Тома в шею у самого остро выступавшего кадыка, потом – вцепился пальцами в волосы, потянул на себя. Вскинувшись в ответ, Том прикусил его плечо неожиданно и слишком сильно, чуть не до крови. Крис вздрогнул, уперся обеими руками ему в грудь, заставляя откинуться на матрас. Том не стал сопротивляться, только сжал сильнее запястья Криса своими тонкими, цепкими пальцами, а тот решил не вырываться. Наклонившись еще ближе, он во второй раз поцеловал Тома, теперь – в губы, а тот в ответ укусил его снова, еще сильнее, до крови, и тут же подался назад, почувствовав вкус. Он сплюнул смешанную с кровью слюну на пол и откинулся на матрас. – Черт, извини, не хотел, – пробормотал он, утирая рот. Крис стиснул его плечи обеими руками, не позволяя подняться, чтобы не быть укушенным еще раз. Том принял правила игры и, приподняв бедра, потерся об него, требуя продолжить. Сильнее стискивая его в объятьях, Крис снова подался вперед, навалился всем весом. Том в ответ прижался к нему всем телом, как будто пытался вмять его в свою кожу, оставить полный оттиск. Он почти не давал двигаться, держался крепко, цепко, дергаясь вперед-назад, он сам задавал темп, неритмичный, торопливый, под который невозможно было подстроиться. Впрочем, Крис и не пытался. Он слышал неровное дыхание Тома, смешивавшееся с его собственным, слышал сердцебиение, чувствовал каждое движение. А потом появился звук. Странный, низкий, похожий на колокольный звон – он возник точно из ниоткуда, за несколько секунд разошелся вокруг, разгоревшийся как пожар и отдался эхом в теле Криса. Тот замер, все так же упираясь обеими руками в Тома, не давая ему двинуться с места, до тех пор, пока звук не исчез. – И что это было? – Крис встряхнул головой, окончательно приходя в себя. Он распрямился и замер на пару секунд, искренне надеясь, что кровать не поднимется в воздух как в каком-нибудь дешевом фильме ужасов. Губа все еще кровила, неприятный металлический привкус заполнял рот. – Не знаю, – Том приподнялся на локтях, – либо какое-то явление, либо у тебя внезапный паралич. – Ты ничего не слышал? – Нет, – перекатившись на бок, Том спустил ноги с кровати, явно не намеренный продолжать. – Нужно включить камеру и посмотреть, что она снимет. И принести из машины детектор аномалий, если он еще работает. Может быть, тебе не померещилось. Но камеры так ничего и не засняли, ни в этот день, ни на следующий. Дом, казалось, не приготовил больше ни одного сюрприза и к моменту отъезда Крис был уверен, что не слишком удачная попытка перепихнуться останется самым ярким воспоминанием об осмотре здания. Он ошибался. Нить вторая: узел первый По большому счету, Том Хиддлстон был не из тех, у кого много друзей. Он всегда мог связаться с кем-нибудь из специалистов по поиску сверхъестественного, вроде Камбербетча или профессора Хопкинса, но вряд ли хоть кого-то из них можно было назвать другом. Медиумы часто сторонятся живых людей, предпочитая их обществу разговоры с мертвыми, и Том – не исключение. Конечно же, он слышал об экзорцистах, женившихся на пророчицах, но едва ли хотя бы в половину их историй можно было поверить. У него не было постоянного любовника, кажется, еще со времен колледжа, и в каком-то смысле это устраивало Тома. Ему трудно было общаться с живыми, временами они пугали его, а среди охотников за привидениями, в конце концов, время от времени можно было найти мужчину, готового немного поразвлечься, без обещаний перезвонить, чтобы встретиться потом. Точно так же Том никогда не был богат. Старый дом, в котором он жил, выглядел обветшавшим, мотор машины давно стучал, как волшебный камень жреца вуду, но свободных денег на ремонт все не находилось. Иногда Том сам себе напоминал призрака, живущего в ветхом доме. Никто не слушал его слов, никто не замечал его. Том был невидимкой из пригорода. Иногда он делал вид, что в этой невидимости есть нечто похожее на уникальность, хотя, в сущности, прекрасно понимал: таких как он в мире десятки миллионов – ни к кому, ни к чему не привязанных людей, которые могут умереть от внезапного сердечного приступа где-нибудь на кухне и труп найдут разве что случайно. И все же жалкое, тощее тщеславие Тома встало на дыбы, когда ему позвонил Крис Хэмсворт и спросил, можно ли приехать, а потом записал адрес. Том не так много знал о Крисе, но в записной книжке тот был помечен не только как любитель спонтанного секса и парень, к которому можно обратиться, если не хочется таскать все оборудование на себе, но и как журналист – пусть даже явно не первой величины. Это казалось Тому достаточно интересным, чтобы ответить согласием. * * * Крис добрался до его дома только поздним вечером и снова не стал здороваться, просто коротко кивнул, когда дверь открылась, и перешагнул через порог, не дожидаясь, пока Том его пригласит. – Мне нужно с тобой поговорить. Срочно. С их последней встречи Крис порядком изменился: теперь у него был затравленный, измученный взгляд, нервные, дерганые движения, он горбился и ежился так, будто сильно замерз. – И чем же я могу тебе помочь? Вместо ответа тот подался вперед и вцепился пальцами в запястье Тома. Тот не успел отдернуть руку, прикосновение как будто обожгло его. И он услышал. С ним заговорили духи, не один или два, как это обычно бывает во время сеансов, а не меньше десятка, каждый плакал, шептал, кричал о чем-то своем. – Ты слышишь эти голоса? Том кивнул, не в силах открыть рот. Он не просто слышал голоса, как это бывает при обычном контакте – они раздирали его на части, вопили у него внутри хором тысяч и тысяч. Том как будто оказался в самой середине торнадо из мертвых душ, кричавших каждая о своем. Еще ни разу в своей жизни он не ощущал подобного. Голоса как будто несли на него мощный поток, складывавшийся в водовороты, способный за пару секунд утянуть на дно. Том вспомнил первый раз, когда с ним заговорил мертвый человек. Тогда Тому едва исполнилось девятнадцать, и он неожиданно услышал голос двоюродного дяди, разбившегося на машине полгода назад. Тогда дядя кричал как от сильнейшей боли, звал на помощь, его зычный голос едва не раскалывал череп Тома изнутри, каждое слово впивалось в кости. Мертвые, которых он слышал сейчас, кричали ничуть не тише, сонм страдающих душ причитал и вопил, невозможно было разобрать отдельные слова, только рокот, полный отчаянья. Том разжал пальцы Криса, освобождаясь от его хватки. – Я должен взять альбом, я должен это все записать, – он говорил скорее сам с собой, чем с Крисом, но тот кивнул в ответ, все также держа руки на виду, как будто пытаясь показать свою безоружность. – Садись, я принесу что-нибудь. Том указал на заваленную непрочитанными журналами софу и быстрым шагом отправился на второй этаж, к шкафу, где держал чистые альбомы. Голоса толкали его в спину, торопили, гнали вперед и Том покорился им. Минуту спустя, садясь рядом с Крисом, он чувствовал себя стрелкой компаса, который оказался на северном полюсе: всю жизнь он хотел оказаться в такой ситуации, но ощущал себя сбитым с толка, терялся. Положив левую руку Крису на плечо, правой он начал выводить в альбоме привычные слова, но карандаш еще на середине знакомой фразы точно повернулся в другую сторону. Том закрыл глаза, плотнее прижимаясь к Крису, чувствуя, как сам пишет на бумажном листе что-то незнакомое. Ручка как будто рвалась прочь из его пальцев, ее след складывался в предложения, нашептанные мертвыми незнакомцами: «Меня зовут Уолтер Холди, моя жена отравила меня», «Я потеряла свой башмачок во дворе, высокий мистер сказал что видел его», «Нечем дышать, помогите, нечем дышать», «Если бы он знал, где я спрятал деньги, ничего бы этого не случилось». Слов было много, некоторые Том не мог разобрать, среди фраз на английском в паре мест виднелись иероглифы, похожие на китайские и непонятные предложения на ломаной смеси языков. Местами бумага почти порвалась от сильного нажима, буквы точно вцепились в нее. – Это невероятно, – сказал Том, отодвигая от себя альбом, закончив. – Да, я знаю, – должно быть, в этих словах Криса пряталась усмешка, но расслышать ее было непросто. – Я постоянно с ними общаюсь. – Это самое великолепное, что я чувствовал в жизни, – Том склонился к нему ближе, а потом, не найдя подходящих слов благодарности, коротко поцеловал Криса в губы, ощущая внутри себя благодарность и нечто удивительно похожее на влюбленность. Ему доводилось встречаться с другими медиумами, многие из них были не против сексуальных экспериментов, но еще ни один из этих опытов не заканчивался подобным образом, по крайней мере, Том был готов в этом поклясться. – Очень мило, – Крис уперся ладонью ему в грудь, осторожно отстраняя, – но я пришел не ради этого, если ты не заметил. – Не смог удержаться. Не каждый день удается встретить такое. По-моему, это свидание моей мечты, – Том успел договорить прежде, чем понял, что фраза звучит паршиво: если Крис пришел за помощью, то для него это вряд ли «свидание мечты». – Расскажи мне все по порядку. Хочешь чаю? – Лучше кофе. Не слишком крепкий и без сахара. * * * – Все началось недели через две после обследования того дома. Наверное. По крайней мере, именно тогда мне стали сниться исключительно разговоры о смерти, – Крис смотрел в свою чашку, а не на Тома, но того это ничуть не беспокоило. – А потом они стали говорить еще и наяву. – То есть они постоянно говорят? Не замолкают, не пытаются как-то еще завершить контакт? – Они рыдают без перерыва. Не помню, когда в последний раз я слышал что-то еще, кроме завываний. Том придвинулся ближе. Бывали времена, когда он сохранял контакт с духом в течение почти целых суток, но мысли о возможности постоянной связи ему даже не приходили в голову. Духи умели выматывать, утомлять своими жалобами, сводить с ума. Том даже не мог представить себе, каково это: слышать мертвых людей постоянно, без перерыва. Наверное, очень скучно, немного страшно и невероятно утомительно. – Я ходил к двум психоаналитикам, бравшим не слишком дорого, – Крис дернул плечом, – но один сразу вежливо предложил мне отправиться не то в психушку, не то в клинику для наркоманов, а второй попытался заняться гипнозом – и голоса зазвучали еще громче, их стало больше, да еще это чертово гудение, которое сквозь них прорывается. Я как в аду побывал. Вот тогда и понял – нужно искать не среди врачей, а среди тех, кто занимается голосами мертвецов. – Поэтому ты пришел ко мне. – У меня нет других знакомых медиумов, – скорее всего, он лгал: если уж Крис знаком с охотниками за привидениями, наверняка, Том не единственный медиум, номер которого записан в его мобильном телефоне. А, значит, причина была другой. Том мог бы найти множество лестных для себя вариантов, но предпочел остановиться на самом простом: Крис связывал появление голосов с ним самим. Или, по крайней мере, с домом, в который Том его привел. Пожалуй, у него были веские основания так считать. Минуту или две они оба молчали, не глядя друг на друга, не глядя ни на что. – Скажи прямо: можешь понять, что со мной происходит? – Я не знаю точно, – Том развел руками, чуть отодвинув от себя альбом. – Возможно, это действительно связано с домом, куда я тебя пригласил, но не стоит все сводить только к нему. Это странно, нужно поспрашивать других медиумов, поискать информацию в книгах. – Во всяком случае, сейчас мне лучше, – Крис пожал плечами. – Так что спасибо. – И что, думаешь, это одноразовый сеанс? Крис откинулся на спину, все так же крепко держа кружку с кофе обеими руками. Может быть, мучившие его голоса действительно стали тише. Теперь он куда больше напоминал человека, которого Том успел запомнить за первую пару встреч: любителя не обязывающих к чему-либо приключений, предпочитающего намекам прямые предложения. – Не знаю, стоит ли мне пытаться уйти, по крайней мере, сейчас, – Хэмсворт улыбнулся, и Том похлопал его по плечу. Даже мимолетное прикосновение отозвалось чужими словами, которые сами собой возникли где-то под кожей. – Я постелю тебе на диване, – просто сказал он и Крис снова благодарно кивнул, расправляя плечи. Во всяком случае, сейчас он выглядел спокойнее. – Кажется, у меня есть чистая подушка и какой-то плед. На секунду Том подумал, что усталым, истерзанным чужими голосами, Крис казался ему гораздо привлекательнее. Не просто молодой мужчина с неплохой фигурой и ярко-голубыми глазами, а что-то большее, загадочное и странное. – Спасибо, – в этой благодарности Тому послышалось что-то похожее на разочарование, но он отогнал эту мысль прочь. Если Крису действительно было так плохо, как показалось на первый взгляд, то едва ли он рассчитывал на горячую ночь после попытки избавления от одержимости. Том поднялся к себе раньше обычного, так и оставив свежие записи на продавленном кресле в гостиной: сейчас он не хотел их читать, не хотел пытаться разгадать истории, спрятанные за простыми словами. Даже за теми, которые диктовали дети. Всю ночь напролет ему снились голоса – это не было подлинной связью, только ее эхом, но даже эха Тому было достаточно. Он слушал не только душой и разумом, но и всем телом, голоса расходились по нему как круги по воде, становились то громче, то тише, Том плыл среди них, больше не боясь утонуть. Они были тем, чего он ждал, а сам Том, возможно, оказался тем, на что голоса надеялись. * * * Пожалуй, если чему-то Том готов был научиться у Криса прямо сейчас, так это использованию прямых предложений, на которые сложно ответить отказом. Поэтому, спустившись в гостиную утром и, застав Криса с одним из сваленных на пол журналов в руках, Том просто сказал: – Ты можешь остаться у меня на столько, на сколько хочешь, сколько сочтешь нужным, или просто пока голоса не уйдут. Крис улыбнулся ему в ответ. Подступив ближе, Том взял его за руку и снова услышал голоса, которые нахлынули на него теперь уже как волна прибоя, мягкая, расправляющая сбитый ветром песок, очищающая. У каждого голоса была своя история, он мог бы записать каждую, сохранить их, сберечь для кого-то еще. Он вдруг почувствовал острое, почти по-детски искреннее желание обнять Криса обеими руками, прижать к себе изо всех сил, никогда не отпускать, только бы приблизиться к этому источнику говорящих душ. Том понимал, что постоянный контакт с миром мертвых может причинять дискомфорт, особенно неопытному в спиритизме, и все же видел перед собой не страдающего человека, не жертву чужих мучений, а лучший подарок из всех, что мог получить за целую жизнь. В день, когда на него отчаянно орал мертвый дядя, Том решил, что будет всегда слушать тех, чья смерть стала голосом и затерялась в пространстве, точно запущенный в эфир закольцованный радиосигнал. Теперь Том мог слышать куда больше, чем прежде. Он не хотел упускать это. – Мне будет совсем нетрудно, – добавил он. Крис замер на пару секунд, прикрыв глаза, как будто прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Том попытался представить, кто с ним сейчас может говорить. – Пожалуй, это хорошая идея. – Тогда напомни мне ближе к вечеру, чтобы я принес тебе одеяло получше, – сказал Том, чувствуя, как новое эхо голосов подступает к его душе. Нить первая: узел второй В этом году зима наступила как-то неожиданно. Без слякоти и долгих осенних вечеров, просто вдруг с неба посыпался снег, ночами лужи замерзали, а пригород начал покрываться праздничными украшениями, радиоэфир всех станций разбавили песни о Рождестве и оленях, от «Счастливого Рождества, война окончена» до «Санта, не стреляй в меня». Только мертвые не праздновали, поэтому, несмотря на холод, Крис все еще чувствовал себя застрявшим в Хэллоуине. Не том, где визжащие дети надоедают всем, стуча в двери, а тот, где потерянные души пытаются отыскать дорогу домой в ставшем чужим для них мире живых. Мир живых уходил все дальше и дальше. Крис неоднократно читал, а пару раз и писал небольшие заметки о наркоманах, которые утрачивали связь с реальностью, выпадая из социума – не могли сказать, какой сейчас день недели, забывали собственное имя, забывали, что когда-то у них была другая жизнь. С ним самим произошло нечто подобное, он как будто потерялся сам в голосах мертвецов, которые выходили из него сквозь поры кожи, вылетали из легких с каждым выдохом, путались с его собственными словами, когда он говорил. Чувство потерянности давило слишком сильно, но хуже всего было то, что временами оно отступало, и Крис почти успевал начать надеяться на излечение, а потом мертвецы снова начинали говорить громче, на разных языках, с доброй сотней акцентов. Ни одной истории с хорошим финалом и ничего примечательного, хотя бы похожего на материал для статьи, разве что кого-нибудь могли заинтересовать несколько историй об убийствах, давно забытых, потерявшихся со временем среди других происшествий. Пару раз Крис все же пробовал что-то написать, но тогда голоса начинали прорываться через него, на экране монитора вместо задуманных слов появлялись бессвязные вопли, а голову прошивала острая боль, точно кто-то одним ударом кувалды вогнал в затылок толстый гвоздь. Крис никогда не считал себя особо талантливым автором, не хватал с неба звезд, не рассчитывал на пулитцеровскую премию, но все же его заметки покупались. Тогда, в прежней жизни. В этой ни один редактор не позвонил ему, наверное, все разом решили, что Крис спился или безнадежно сел на наркоту. В сущности, это очень похоже на правду. Так вышло, что Том стал последним, кому было дело до Криса. Едва ли все это можно было назвать отношениями или хотя бы связью – они жили в одном доме, ели вместе и достаточно часто разговаривали, но их держало вместе не желание или привычка, как это бывает у других пар, а голоса, болезненная, выматывающая одержимость. Возможно, было бы лучше, если бы Том не пытался придать всему более романтичный вид. Время от времени они занимались сексом, но как-то рассеянно, почти нехотя. Будто супруги, охладевшие друг к другу, но все еще живущие под одной крышей и временами укладывающиеся в общую постель. Иногда Крису казалось, что Том способен любить только мертвых. Возможно, именно так оно и было. В его спальне всегда было холодно, а в других комнатах не было ни кровати, ни хотя бы приличного матраса, только дешевые, грубо сколоченные стеллажи и картонные коробки с исписанными альбомами, фотографиями призраков, планами заброшенных домов. Но, даже поднимаясь в холодную спальню после короткого приглашения, Крис чувствовал себя лучше. Как если бы напился до полусмерти, едва почувствовав приближение похмелья. Дверь спальни никогда не закрывалась, как если бы Том хотел, чтобы кто-то увидел их или мог перешагнуть порог, оказаться рядом в любой момент. Крис старался меньше задумываться о таких вещах. Если ты не думаешь о чудовищах, они не думают о тебе. Если ты не слышишь чудовищ, то, может быть, они не услышат тебя. – Давай, иди ко мне, – Том подошел ближе, расстегнул верхнюю пуговицу на его рубашке и снова попятился, позволяя Крису раздеться самому. Тот не спешил. Он чувствовал возбуждение, но не влечение: Том нравился ему, когда был чудаковатым парнем, слишком много говорившим о паранормальных явлениях и не к месту цитировавшим стихи Эдгара По. Теперь же Крис жил в его доме, держал здесь свои вещи, оказался привязан к месту, точно пес, посаженный на цепь. Нечто держало его здесь, не только страх перед разговорами призраков, но и что-то большее, сильнее, бесчеловечнее. Крис чувствовал это под голосами – нечто другое, куда страшнее. Оно держало его в тисках. Раздевшись, Крис опустился на кровать, лег на спину, развел ноги, но Том, склонившись ближе, только равнодушно погладил его по животу и сказал: – Перевернись. Ему больше нравилось видеть перед собой спину, гладкое пространство кожи, похожее на чистоту альбомного листа, где можно написать что угодно. Крис слишком устал от голосов мертвецов в своей голове, чтобы спорить и поэтому просто подчинился. Он перевалился на живот, приподнял зад, упираясь ладонями в постель, вдыхая затхлый запах несвежего постельного белья, медленно поднялся на четвереньки. Том погладил его обеими руками, верх от поясницы до лопаток, точно пытаясь почувствовать сквозь кожу проступающие изнутри письмена – и только потом навалился сзади, провел пальцами между ягодиц, толкнулся внутрь. Он всегда пользовался одной и той же дешевой смазкой, которая пахла цветами и чем-то еще, раздражающе-химическим, наводящим на мысли о похоронном бюро. Вытащив пальцы, он подался назад и Крис недовольно встряхнул головой, чуть качнул бедрами, но вслух не сказал ни слова, ему достаточно было слов, которые отдавались эхом в голове. По крайней мере, сейчас Том не пытался их подслушать. – Вот так хорошо, вот так хорошо, – лихорадочно шептал Хиддлстон, повторяя эту фразу снова и снова, то медленнее, то быстрее. В какой-то момент Крису послышалось в этих словах что-то невыносимо, отвратительно похожее на «Господи, помоги моей бедной душе», но потом все слова как будто стерлись. Вероятно, даже Том не стал бы призывать призраков в постели. Сжав пальцами бедро Криса, Том прикусил кожу у его уха, несколько раз, почти больно, но, по крайней мере, это было по-настоящему, это Крис мог почувствовать. И Том не разговаривал при этом ни о чем. Не строил теорий, не рассказывал о тех умерших, которые нашептывали ему свои истории. Том был настоящим настолько, насколько ему действительно подходило это слово. Он был человеком из плоти и крови, чьи прикосновения, пусть даже холодные, были лучшим, что у Криса еще оставалось, единственным, что его оживляло. Том навалился сзади, неудобно, слишком резко подаваясь вверх. Он что-то шептал, но ни слова нельзя было разобрать, а потом он подался ближе, прижался к Крису грудью и замер. Неподвижный, Том казался ужасно тяжелым, давил как могильная плита из живой плоти. Спустя минуту или две он как будто очнулся, опять начал двигаться, теперь торопливо, но не с жадностью возбуждения, а будто пытаясь как можно быстрее закончить. Он вбивался в Криса резкими движениями до тех пор, пока не замер снова, на этот раз – откинувшись назад. После Том снова наклонился ближе, опять прикусил кожу у самого уха Криса, на этот раз – сильнее, больнее. И тут же, точно в ответ на боль, проснулись голоса. Один рассказывал о том, как пытался дышать под водой, другой – о сердечном приступе, пропавших таблетках, одиночестве в доме, где никто не придет на помощь. Крис поднялся с кровати. Он всегда уходил почти сразу же – будто боялся задержаться еще хотя бы на секунду. – Ты не хочешь остаться сегодня со мной? – следуя одной из множества своих традиций, Том спрашивал его каждый раз, хотя наверняка знал, что не получит положительного ответа. Хуже всего было то, что иногда Крису хотелось остаться, и это желание он не чувствовал как свое собственное, оно казалось чужеродным, но невыносимо сильным. – Нет. * * * Они не ночевали вместе, и Криса это вполне устраивало. Он по-прежнему не хотел сближаться с Томом по-настоящему, ему просто было нужно избавиться от голосов, кричавших у него внутри, шептавших, говоривших. Временами голоса становились громче и почти заглушали то, что пряталось под ними, но оно все равно было там, Крис это знал. Он отчетливо помнил тот странный звук в доме, непохожий ни на человеческий, ни на механический – и слышал его эхо сквозь все «Он перерезал мне глотку в моей собственной спальне» или «Я просто не смогла найти свои лекарства». Звук, прятавшийся под разговорами мертвых, никогда не исчезал, его не забирали прикосновения, он не выходил фразами, записываемыми в альбом, а всегда оставался внутри, то опускаясь на глубину, то поднимаясь, становясь отчетливее, громче. Иногда Крису снился этот звук, похожий на огромное чужое сердце, отчаянно колотящееся в груди. И все чаще он думал о том, что предпочел бы другой способ избавления, но едва ли мог его найти. Или может быть, еще не хотел. Самый простой способ, разумеется, приходил Крису в голову не раз: веревка, нож или таблетки, хотя последнему трудно доверять, они ненадежны. Впрочем, чем больше Крис задумывался о смерти, чем больше боялся оказаться в аду – не среди величественных дантовских декораций, а в темноте, где уже никто не сможет укрыть его от призраков, приходящих рассказать свои истории. Нить вторая: узел второй Ничего не найти и ничего не искать – совсем не одно и то же. Том всегда старался держать свои обещания. Именно поэтому он перерыл все имевшиеся в доме книги, не раз пытался отыскать полезную информацию на сайтах, звонил профессору Хопкинсу и нескольким другим теоретикам спиритуализма, но не отыскал ничего, похожего на конкретный ответ. Он знал, что призраки не начинают вдруг говорить с человеком – они выбирают тех, кто пережил травму или какое-то иное изменение: к выжившим жертвам автокатастроф, родившим женщинам, к больным раком или вдовцам. Тому даже удалось договориться с Эриком и приехать вместе с Крисом в тот дом, где все началось, но даже там ничего не вышло: от подвала до чердака здание молчало, как будто затаилось. Голоса мертвых в нем не отвечали на зов, точно боялись. Ни одна подсказка еще не привела Тома к разгадке, и с каждым днем он все отчетливее понимал, что едва ли хочет ее отыскать. Чем больше слабело его сочувствие, тем сильнее становился страх потери – кто бы или что бы ни превратило Криса в транслирующий приемник посланий от душ, это должно было с самого начала выбрать Тома. Он сумел бы принять проклятие как дар. За время поисков у Тома появилось несколько теорий относительно произошедшего, но все они сводились к банальной случайности: кровь, смешавшаяся со слюной, особое место, особое время – много случайностей, первой из которых стала смерть девушки-медиума. Медиумы-контактеры временами гибнут, повторяя судьбы тех, чей дух призывают, но смерть могла быть указанием на нечто большее: глубокое соприкосновение двух душ, мгновенно порождающее связь, делающее людей похожими на пару притягивающихся друг к другу магнитов. Ни у дома, ни у земли под ним не было зловещей истории, но если никто не слышал о возможной тайне – это не значит, что ее нет. * * * Они ели вместе, занимались сексом, проводили наедине друг с другом куда больше времени, чем это делают супруги или любовники, но едва ли Том мог сказать, что знает Криса: тот почти не рассказывал о себе, а сам Том не спрашивал (не ради таких историй он садился рядом). Но временами он жалел о недостаточной крепости этой странно возникшей связи – если бы он больше знал и глубже понимал, то сумел бы удерживать Криса лучше. Он хотел этого. Чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее друг к другу привязывались, постепенно превращаясь в единое целое, их души как будто срастались. Том в это верил, но отчетливо понимал: Крис в такое верить не станет. – Я собираюсь издать книгу историй о мертвых людях, которые ты мне рассказал, – сказал Том однажды за общим завтраком. У него было небольшое деловое предложение, но он заранее догадывался, что не получит на него положительного ответа. – Они сами тебе все рассказали, не надо впутывать в это меня, – Крис встряхнул головой. – Я был бы рад не иметь к этому никакого отношения, раз уж на то пошло. – Без тебя бы ничего не получилось. Я издам книгу, или, может быть, имеет смысл завести блог – я ведь собираюсь заниматься этим не ради денег. В блоге можно будет рассказывать обо всем быстрее. Думаю, призраки заслуживают, чтобы их истории услышало как можно больше людей. Правда об их смертях касается не только самих мертвых: может быть, маньяк, задушивший Лу все еще ходит по городу, а Уильям хочет знать, что Кэт его любила по-настоящему. Ты поможешь мне? – Нет. Думаю, я уже достаточно помогаю тебе. Крис говорил слишком быстро и закрыв глаза. – Возможно, он не слушал, возможно – слушал, но слова мертвецов казались ему важнее. Он не стал писать о них заметки, сколько бы раз Том его ни попросил – пусть его работы были не так уж хороши, Крису хватало опыта обращения с текстом. – Обещай, что хотя бы подумаешь еще раз. – Нет. * * * Спустя день после этого разговора случилось именно то, чего Том боялся с самого начала: Крис ушел. Все складывалось почти хорошо, несмотря на все трудности, острые углы постепенно удавалось сгладить , но он все равно решил сбежать. В тот день Том проснулся от отвратительного тянущего ощущения, похожего на то, что возникало когда духи начинали с ним заговаривать, но куда более сильного, почти мучительного. Оно становилось острее с каждой секундой, пропитывало все тело, как лихорадка, залезало в каждую кость, собиралось под кожей, Тому хотелось встряхнуться всем телом, как собака, которая вылезла из воды. Он встал с кровати, спустился по лестнице, обошел первый этаж. Том не звал Криса вслух, как если бы заранее знал: тот не откликнется. Без Криса дом казался удивительно пустым, будто кто-то перевернул его, как картонную коробку и все лежавшее внутри рассыпалось по полу – разные почти забытые мелочи, пополам с мусором, важное и неважное. Том позвонил ему, но Крис не поднял трубку. Ощущение раздражающей пустоты, отчетливое, острое, как лезвие ножа, напоминало ту последнюю стадию похмелья, когда физические недомогания уже остались позади, но осталось какое-то зияние. Том вряд ли сумел бы подобрать слова лучше: без проходивших сквозь тело и душу звуков, он чувствовал себя потерянным, ни на чем не мог сосредоточиться, просто листал недавно законченные альбомы, пытался собрать из разрозненных кусков услышанные истории, но ничего не получалось, буквы расплывались перед глазами, строки путались. Том попытался позвонить снова через час, и пять, и семь, но не услышал ответа. А потом он услышал, как пустота заполняется звуками – еще не голосами, скорее эхом шагов, шорохами едва уловимых движений, тем, что могло бы быть дыханием мертвых, если бы те нуждались в воздухе. Крис был здесь, Том почувствовал это так же отчетливо, как почувствовал бы появление призрака у себя за спиной. Он вернулся. Крис стоял на пороге, редкие снежинки таяли на его пальто, на волосах, на нездорово бледной, как у покойника, коже. Он выглядел чертовски плохо, гораздо хуже, чем все последние дни, нетвердо стоял на ногах, смотрел как-то рассеяно, будто не понимая, где находится. – Добро пожаловать домой, – Том отступил на шаг, позволяя Крису войти внутрь и тот, коротко кивнув, переступил порог. – Не думал, что ты решишь однажды бросить меня. – Полагаю, я уже расплатился за это, – сухо ответил Крис, снимая пальто. – И, как видишь, вернулся. Том кивнул и подошел ближе. Сейчас он не чувствовал гнева или хотя бы раздражения, только нечто похожее на радость: навалившееся утром ощущение пустоты исчезло как только Крис переступил порог дома. – Куда ты уходил? – К другому мужчине, если говорить прямо, – Крис усмехнулся и пожал плечами. – Только не говори, что ты действительно хочешь знать ответ, он не связан ни с какими призраками. И он точно не медиум. Том перехватил его за запястье, собираясь что-то сказать, но все слова выветрились из его головы бесследно, едва он прикоснулся к коже Криса, все еще прохладной после вечернего ледяного ветра. Голоса не просто шептали, они гудели точно растревоженный улей, и Том отдернул руку. – Что ты имел в виду, когда сказал «я расплатился»? – Наши мертвые друзья не стали ждать, пока я к тебе вернусь. Кто-то из духов написал это на мне, – негромко произнес Крис, резкими движениями расстегивая верхние пуговицы рубашки, открывая взгляду царапины на груди, похожие на те, которые могли бы оставить кошачьи когти. Но это был не отпечаток кошачьей лапы, а слова: «Не отпускайте меня. Молитесь обо мне». Крупные неровные буквы тянулись между ключицами, похожие на праздничную гирлянду. – Нацарапал изнутри, понимаешь? Призраки не позволяют мне уйти. Кровь потекла сильнее, когда Том приблизил ладонь к царапинам, как будто духи решили обновить надпись, сделать ее сильнее, глубже. – Давай я тебе помогу, – спокойно произнес Том. Он быстрым шагом направился к ванной. Мысли роились в его голове, бились о стенки черепа – никогда прежде он не встречался с подобным, даже не мог представить себе, что такое возможно. Он попытался представить себе призрака, способного оставить раны на человеческом теле и его отчаянное желание быть услышанным. Мертвые не поступают так, Том знал это, был уверен, что знает. Он нашел в аптечке ватный тампон и, смочив его под краном холодной водой, вернулся к Крису. Тот стоял в центре гостиной, неподвижный, с растерянным видом. Царапины на груди начались кровоточить еще сильнее, проступившие красные капли, похожие на крупные бусины, казались почти пугающими на фоне некрасиво бледной кожи. Странно и как-то чертовски неправильно было видеть высокого, крепко сложенного мужчину, выглядящим вот так: потерянным, сбитым с толку, зависимым от другого человека. Том подошел ближе, не думая ни о красоте, ни о боли, только о том, кому хватило сил написать слова. Он отжал влажный тампон, вода звонко закапала на пол. На секунду Том вспомнил, как сплюнул кровь на потемневший от времени паркет в гостевой спальне того дома. – Тебе не нужно было пытаться уйти от меня, – Том осторожно провел ватным тампоном по царапинам, но кровь на них проступила снова. – Ты попытался нарушить узы, которые сам же создал, это было очень глупо, понимаешь? Это может тебе же повредить. – Я заметил. В последнее время Крис говорил все меньше и меньше, как если бы призраки теперь говорили за него, забрали голос, язык, желание произносить вслух хоть что-то. Временами это чертовски беспокоило Тома. Он прижался лбом ко лбу Криса, пытаясь понять, о чем тот думает, но услышал только очередную симфонию голосов мертвых: они готовы были к новым рассказам. Иногда к голосам мертвецов примешивался еще какой-то, непохожий на человеческие, хотя едва ли Том смог бы описать, в чем именно было отличие. Просто тот голос был мощнее, тяжелее, громче, и то, что он произносил, не было словами, скорее напоминало гул прилива или ровно работающего мотора. – Если тебя что-то не устраивало, мог бы просто сказать. Но нам ведь хорошо вместе, разве не так? Крис посмотрел на него в ответ, и в глазах его отчетливо читалось: «Не так». Тому чертовски хотелось объяснить ему, доказать, что именно так они вдвоем могут добиться чего-то стоящего, если не ради самих себя, то хотя бы ради тех, кто к ним приходит. Том старался быть с ним нежным и заботливым, относиться к нему, как величайшему сокровищу, но, возможно, именно поэтому забывал, что Крис – человек, а не собранный каким-то гениальным ученым уловитель голосов мертвецов. – Я люблю тебя, – честно сказал Том, отступив на шаг, и провел обеими руками по груди Криса, стараясь не задевать царапин. – Я не стал бы причинять тебе вред или боль, я готов защитить тебя от духов, если они снова захотят сделать что-то вроде этого. Том старался говорить искренне. В каком-то смысле это действительно была любовь, но Том чувствовал ее не столько к самому Крису, сколько к духам, говорившим через него, рассказывавшим свои истории – он был бы рад, если бы источник голосов не был привязан к человеку, но они говорили именно через Криса. Том был готов принять это условие. – Ты хочешь жить отдельно от меня, хочешь найти себе другого мужчину? – он погладил Криса по шее, аккуратно, как испуганного зверя, который может укусить в любой момент. – Тебе нельзя от меня отдаляться физически, но если хочешь найти кого-то еще, если тебе так будет лучше – я согласен. Мы сможем это устроить. Крис усмехнулся и покачал головой. Нет, конечно же, дело было в другом. Он хотел отдалиться физически, но теперь понял, что не может этого – духи не позволяли ему уйти. Точно так же как не позволят уйти и самому Тому. Том подступил еще ближе, провел ладонью по бедру Криса – тот не двинулся с места, не сказал ни слова, и голоса внутри него тоже молчали, будто довольные сделанным: он вернулся и теперь знал, что не сможет уйти, а Том запишет все слова, которые пронесутся под его кожей. – Видишь, нам ведь хорошо вместе, – повторил Том. – Только я могу тебе помочь, никто больше этого не сделает. Помни об этом. Ты же чувствуешь облегчение? Он был уверен в собственных словах и надеялся, что этой веры будет достаточно для них двоих. – Да, – кивнул Крис, – спасибо, гораздо лучше. Его слова звучали честно, и Том готов был в них поверить, действительно хотел в них поверить. В конце концов, физический контакт всегда помогал, Крис сам говорил это не раз: даже если Том не записывал слова мертвецов, он все же принимал в себя часть их голосов, часть историй, как земля принимает в себя воду дождя или талого снега. – Вот и хорошо. Могу заварить тебе чай, – Том улыбнулся, но Крис ему так и не ответил, только едва заметно покачал головой. Снова подавшись вперед, Том осторожно обнял Криса, попытался прижать его к себе как можно плотнее, но тот не двинулся навстречу, просто замер. * * * Вечер затянулся, время как будто остановилось. Крис постепенно приходил в себя, это было заметно: он дышал ровнее, глубже, сидел в расслабленной позе, и Том мог поспорить, что царапины на груди больше не кровоточат. Рубашку Крис застегнул, а неровный свет старого торшера мог бы скрыть проступившие темные пятна, но боль открытых ран, даже неглубоких, всегда слышна. – Ты точно не хочешь спать со мной? Я имею в виду, ночевать в одной постели, чтобы наша связь была надежнее. Крис покачал головой. Он как будто не хотел говорить. Если бы Том знал его меньше, то подумал бы о страхе. – Подумай еще раз, – Том с улыбкой погладил его по груди там, где проступили кровавые буквы, оставленные призраком, будто пытавшимся вырваться наружу, открыть дверь ловушки из плоти, внутри которой жила душа, слышавшая голоса. – Если кто-то захочет поговорить со мной ночью, будет лучше, если тебе не придется подниматься по лестнице в темноте. – Я не боюсь темноты, – сухо ответил Крис и подался чуть назад, избегая новых прикосновений. – И не боюсь упасть с лестницы, можешь поверить мне на слово. * * * День спустя царапины подсохли, выглядели гораздо чище. Темная короста заставляла слова выделяться сильнее и теперь они уже наводили на мысли о крике, а не о шепоте: «Не отпускайте меня. Молитесь обо мне». Том попытался вспомнить историю духа, который это написал, но так и не смог подобрать подходящую. Камбербетч как-то рассказывал ему о том, что некоторые духи все же способны соприкасаться с материальным миром – те, в которых много боли или ненависти. Такое мог бы написать убийца или убитый, тот, кто страдал или причинял страдания. Том готов был искать ответ, сколько бы времени это ни потребовало – в конце концов, духи связались с ним именно ради этого: кто-то должен слушать их, читать послания, распутывать то, что завязалось в узлы и не дает уйти. Нить первая, узел третий Весна приближалась, но уходящая зима не сдавала позиций и погода все больше напоминала осеннюю: днем шли легкие дожди, ночью подмораживало, но под утренним солнцем лед таял. Разумеется, Том искал ответ на вопрос, который Крис задал ему осенью, или, по крайней мере, притворялся, что ищет, но так ничего и не находил. На полях альбомных страниц появлялись упоминания каких-то безымянных могущественных сил, обычные невнятные бредни психически нестабильного оккультиста со слишком богатой фантазией которым, в сущности, Томас всегда и был. * * * – Иногда мне казалось, что я тебя люблю, – сказал однажды ему Крис, но Том даже не поднял голову, не перестал старательно выводить слова чужих посланий. – В самом начале. Я был в этом почти уверен одно время, когда только перебрался к тебе, и все это еще не зашло так далеко. Он замолчал на несколько секунд и тогда наконец Том остановился, но так и не посмотрел на Криса. – Жаль, что я разочаровал тебя, – произнес он равнодушным тоном. – И жаль, что ты меня не любишь. Мне казалось, мы хорошая пара. – Надеюсь, это ирония. – Отчасти, – кивнул Том. – Знаешь, не думаю, что у меня получилось бы кого-нибудь полюбить, но ты мне дорог, в этом я уверен. Эти слова – определенно самое честное, что Крис слышал от Тома за все то время, которое провел рядом. – Мне плохо с тобой, но без тебя будет еще хуже, – Крис говорил, не поднимая головы, зная, что Том все равно не будет вслушиваться в слова до тех пор, пока их произносит кто-то живой. Ему было что рассказать – о снах, которые давно перестали казаться кошмарными, но не стали менее утомительными или о гулком голосе, говорящем без слов, отдающим приказы, которых нельзя ослушаться. Крис чувствовал: еще немного и самоубийство уже не будет казаться таким уж плохим вариантом. – Я хотел стать журналистом с детства. У меня двое братьев, оба живут на юге. Подростком я пару раз убивал мелких животных, чтобы понять, каково это – чувствовать чужую жизнь. Ты знаешь хоть что-нибудь обо мне, а не о говорящих со мной мертвецах? Том ничего не ответил. * * * В последний раз они заговорили друг с другом стоя на втором этаже, у двери спальни Тома. Голоса гудели роем ос, рассказывая о ставших обыденностью смертях, когда Крис сказал прямо: – Объясни мне наконец хоть что-нибудь из того дерьма, которое сумел накопать. – То, что жило в доме, не было призраком, – Том посмотрел ему в глаза равнодушно и спокойно: едва ли его на самом деле интересовала правда, – скорее нечто вроде демона, но не в смысле какая-то тварь, которую можно изгнать молитвой. Что-то более сложное. Оно почувствовало твою кровь и привязалось к тебе потому, что захотело уйти из дома, не хотело дальше оставаться там, где никого нет. Крис усмехнулся и покачал головой: когда-то, давно он не верил в призраков, теперь же легко поверил бы в демона или пришельцев, или заговор спецслужб. Во что угодно, если от этого можно избавиться. Он пробовал избавиться. Среди множества вещей, о которых Крис не станет рассказывать Тому, что бы ни случилось – правда о человеке, ради встречи с которым он ушел из дома на сутки. Это был священник, согласившийся попытаться ему помочь, изгнать мучительные голоса, но у него ничего не получилось, ни крест, ни святая вода, ни дым ладана не подействовали на говорящих без устали мертвецов, их разгневали не попытки изгнания, а то, что никто не записывал их бесконечные слова. Крис знал это точно – они сказали ему сами в тот самый момент, когда самый нетерпеливый начал царапать кожу изнутри. – Думаю, вернее всего будет назвать его «свободным духом», – добавил Том, глядя куда-то поверх его плеча. – Возможно, это никогда не было живым человеком, никогда не обладало собственным телом, по крайней мере, человеческим. – Это – весь твой ответ? – Больше мне сказать нечего. Он собирал души всех, кто жил в окрестностях, – Том пожал плечами, – не знаю, в радиусе мили, что-то вроде того. Записывал их, как на магнитную пленку. Оставлял при себе. Ты воспроизводишь его записи, а я – копирую их, создаю новые, именно поэтому голоса редко повторяются: если кто-то рассказал все, он просто исчезает, а на его месте появляется новый. Он помолчал еще несколько секунд, внимательно глядя Крису в глаза, и тот неожиданно снова услышал внутри себя голос, говоривший без слов. – Это сложная система, – Том пожал плечами. Он старался говорить уверенно, но слишком спешно произносимые фразы путались, точно записанные поверх друг друга предложения в альбоме. – Можно сказать, что мы похожи на два ретранслятора, через которые постоянно идет передача, чем больше информации я забираю, тем больше поступает в тебя, души чувствуют, что могут говорить со мной, поэтому говорят через тебя. Эхо усиливается с каждым витком. Думаю, именно поэтому призраки смогли причинить тебе боль, когда ты ушел от меня: я сделал их сильнее, они попытались донести до тебя эту мысль, показать ее как можно нагляднее – мы нужны друг другу. Иначе разрушится то, что уже построено, а этого допустить нельзя. Мы должны продолжать, понимаешь? Мы обязаны продолжать. Его глаза горели безумным восторгом, как у школьника, впервые сбежавшего с уроков. Когда-то давно, в другой жизни, Крис брал небольшое интервью у одного психопата, любившего поливать животных бензином и поджигать. Тот был уже стариком, отсидевшим полжизни в психушках и тюрьмах, а теперь оказавшимся в доме для престарелых. Он смотрел в потолок, жевал собственные обвисшие губы, постоянно причмокивал, то и дело забывал, о чем рассказывал, но когда Крис прямо спросил его про причины любви к огню, глаза старика вспыхнули, он как будто наполнился какой-то внутренней силой, разом сделавшей его могущественным, точно божество. Сейчас Том смотрел точно так же, он упивался мыслями о бесконечном контакте с миром мертвых, который ему мог подарить неизвестный демон или черт знает кто еще. – И ты считаешь, что это все никогда не кончится? – По крайней мере, пока мы оба живы или пока в загробном мире есть те, кто хочет разговаривать с нами, – Том кивнул, подходя на шаг ближе. – Замкнутая система может быть уничтожена только, если ее разомкнуть. – Значит, если один из нас умрет, все прекратится? Том вскинул голову и снова посмотрел ему в глаза, как будто уже понимая, что случится дальше. В конце концов, он ведь был медиумом, возможно, различал будущее точно так же как прошлое. Или он просто догадался, в конце концов, едва ли сложно понять, что придет в голову человеку, понявшему: у него есть шанс избавиться от боли, спать нормально, вернуть себе свою жизнь. Крис никогда не был из тех, кто понапрасну тянет время, спрашивая себя, правильно ли поступает и не придется ли потом сожалеть. Он не чувствовал ни гнева, ни ненависти, просто отчетливо понимал: если не сделает этого сейчас, то умрет сам где-то здесь, в холодной спальне или захламленной гостиной. Том был достаточно сильным, чтобы сопротивляться, но недостаточно сильным, чтобы справиться с Крисом. Тот, даже не в лучшей форме, похудевший за последние месяцы, измотанный – все же превосходил Тома в силе. К тому же на его стороне было отчаянье, а оно порой оказывается очень могущественным союзником. Это – не задушить котенка, когда тебе одиннадцать. Это все равно, что отпрыгнуть с пути едущей на тебя машины. Не позволяя себе задуматься, Крис схватил Тома за запястья, ударил коленом, не давая сопротивляться и резким движением перекинул через перила. Он услышал глухой удар и бросился к лестнице, готовый продолжить, пойти на кухню за ножом, в подвал за молотком, сделать что угодно, но уже почувствовал: все закончилось. Голоса, метавшиеся внутри его тела, бежавшие по сосудам вместе с кровью, вдруг начали кричать, шепот превратился в истошный вопль, голоса визжали, выли, срываясь на рык. Крис машинально зажал уши, но от этого крик стал только громче, наполнил его до краев. Крис вздрогнул всем телом. Ему показалось, что все внутри рвется на части, лопается как воздушные шары. А потом голоса замолчали. Тишина оглушила его. Крис подошел к лестнице и замер, глядя вниз. Тело Тома лежало там, у ступенек – руки раскинуты, шея вывернута, не было никакой нужды щупать пульс, чтобы понять: он умер. Голоса все так же молчали. Крис сел на пол и снова замер. Впервые за полгода он слышал только собственные мысли, собственное сердцебиение и дыхание. Ни стонов, ни шепотов, ничего. Никто не пытался рассказать через его кожу историю, чужие смерти отхлынули, как грязные волны, оставляющие на песке ошметки мусора. * * * Поднявшись, он снова посмотрел на Тома, как если бы ожидал, что тот встанет, поднимается по лестнице будто зомби из фильма ужасов, но тот был мертв по-настоящему, как все те люди, чьи истории он бесконечно переписывал в свои альбомы, составляя списки убитых, замученных, брошенных умирать в одиночестве. Убийство оказалось совсем простым делом. Возможно, когда знаешь о смерти так много, начинаешь смотреть на нее по-другому. Крис не знал, что делать с трупом – ему на глаза попадалось множество бытовых криминальных историй, некоторые были нелепыми, другие – просто грустными, но все сводились к одному: если тебе повезет, то можешь оставить мертвеца хоть на обеденном столе у местного священника, но если удача от тебя отвернется, то не спрячешься от полиции даже если от трупа не останется и следа, а все свидетели скажут, что видели тебя на другом конце города. В конце концов, он просто оставил Тома лежать у лестницы: вряд ли кто-то будет его искать, вряд ли кто-то удивится пропаже. Некоторые люди просто исчезают из чужой жизни, и от того, кто чаще говорит с мертвыми, чем с живыми, вполне можно ждать такого исчезновения. Крис понимал, что скоро это ощущение отступит, ему на смену придут страх и паника, но сейчас он ничуть не боялся. Ничего, пусть его арестуют и отправят в любую тюрьму, он готов. А если этого не случится – что ж, он просто уедет из города, переберется туда, где полиции нет дела до убитых неизвестно кем заклинателей духов. Например, на границу с Мексикой или в Детройт. В мире много хороших мест. Он найдет себе такое. В последний раз посмотрев на лежащего у лестницы Тома, Крис вышел из дома и, сделав глубокий вдох, зашагал вниз по улице. У него было немного наличных, вполне достаточно для автобусного билета, а потом что-нибудь придумается. Каждое великое путешествие начинается с первого шага. Заложив руки в карманы, Крис подумал, что когда-нибудь напишет обо всем этом. Нить третья, без узлов В баре было тихо, слишком тихо для вечера пятницы. Марк отчетливо слышал собственное дыхание. Сидевший у рояля парень с серьгой в ухе бренчал какое-то скучное регги, навевавшее тоску. Обычный вечер в Детройте: скука, вялое отвращение, разруха и не с кем разбить партию в снукер. Марк уже решил просто допить свой виски и вызвать такси, чтобы доехать до «Семидесяти семи» и закончить вечер там, а потом он заметил незнакомца, сидевшего в углу под выцветшей фотографией тридцатых годов. Разговоры с безымянными человеческими тенями, напивающимися в баре, всегда были слабостью Марка. – Свободно? – Марк отодвинул стул слева от незнакомца и сел, не дожидаясь ответа. – Хороший вечер, чтобы напиться. Незнакомец пожал плечами, не поднимая головы. Тусклый свет заливал его лицо слева, но правая сторона оставалась в тени, он как будто был в венецианской карнавальной маске. – Вряд ли я смогу составить вам компанию, – медленно проговорил он. – Сегодня десять дней с тех пор, как умер мой друг. Мой партнер, наверное, так будет точнее. Голос незнакомца звучал глухо, монотонно. С его лица на стол что-то капнуло, и Марк понадеялся, что это слеза, а не слюна. Он поднялся с места, не желая слушать пьяный треп очередного «одинокого романтика». Ему нравилось проводить время с людьми, чьих имен он не знал, но этот тип в мятом плаще с чуть засученными рукавами, из-под которых виднелись манжеты застиранной рубашки, возможно и походил на интересного собеседника издалека, но вблизи казался каким-то слишком потрепанным для занимательных бесед. К тому же Марк ненавидел истории о любви – все они были слишком уж одинаковыми. – Никто даже не ищет его, никто даже не знает, что Том мертв, – незнакомец резко развернулся, подставляя лицо желтоватому свету ламп. У него были ярко-голубые глаза и крупные черты лица, однако, на это Марк не обратил особого внимания, потому что от переносицы к уху по всей скуле у незнакомца тянулась рана, явно неглубокая, но обильно кровоточившая. – Эй, мистер, у вас тут... – Марк провел пальцами под глазом, обозначая место раны, как в зеркальном отражении. Незнакомец поднял руку. – Здесь? – он сдернул рукав ниже и промокнул рану манжетой рубашки, кровь быстро впиталась в белую ткань. Марк мог бы тысячу раз поклясться, что до того как кровь проступила на ране снова, он увидел вырезанные на коже буквы, складывавшиеся в короткое предложение: «Господи, помоги моей бедной душе».