Балагу

Жил да был на свете маленький тихий божок Ванду. Больше всего любил он покой и тишину. Но однажды стала захаживать в одно из его святилищ болтливая баба по имени Балагу. Сначала ее нелепая болтовня только немного раздражала Ванду. Он думал, что у каждого человека есть предел, - невозможно говорить вечно, да еще о такой ерунде. Ведь каждое его изречение, обращенное к верующим, было откровением, которое записывали и передавали, как драгоценные крупицы мудрости, коими они и являлись, через поколения. Балагу же просто не затыкалась. Никогда! Она говорила и говорила и говорила обо всем: как рано она встала, что у нее болит, без конца поучала всех вокруг, что и как нужно делать, а что нельзя... Ванду заметил, что старуха говорила, не замолкая, даже когда никого вокруг нее не было. В ЕГО святилище! Она постоянно несла этот бред. Ванду всерьез задумался, как бы заставить ее замолчать. Он точно знал одно событие, на котором все всегда молчали: похороны. Так как бабка давно всем разболтала какие у нее замечательные пятеро сыновей, то Ванду решил провести эксперимент. На похоронах первого своего сына Балагу не заткнулась. Это было удивительно. Ванду всерьез начал сомневаться в ее человеческом происхождении. Она орала, выла, кричала: "Неееет... Мой сыыыыыыыыыыыыын..." Но тишины Ванду не получил. Он был очень терпеливым богом и здраво рассудил, что у него есть еще четыре попытки. На вторых похоронах старуха взбесилась. Она орала на всех: соседей, жрецов, родственников, своих оставшихся троих сыновей. А голос, надо сказать, у нее был визгливый и пронзительный. Ее вопли уверили уже было засомневавшегося Ванду, что эксперимент нужно довести до конца. На третьих похоронах Балагу с ним заговорила. Точнее, она ему взмолилась. Она просила оставить ей хотя бы двоих сыновей. Соседей и дальних родственников на похоронах уже не было, а жены балагиных сыновей рыдали как будто заранее. И они молчали. А вот Балагу... Ванду пожал плечами. Что ж, продолжим эксперимент. На четвертых похоронах был только последний сын и Балагу. Парень угрюмо молчал, пока его мамаша (которую он к тому времени, наверное, уже и сам возненавидел) ныла. Наверное, четвертого сына она не очень любила, ибо в этот раз говорила она только о себе: как ей плохо, как она страдает, как не знает, что теперь с ней будет и все должны ее пожалеть. Ванду смотрел на пятого с сожалением. Как у такой тупой, раздражающей бабы мог родиться такой вдумчивый, спокойный, терпеливый сын? Впрочем, вопросами наследственности занимались другие боги, это было вне компетенции Ванду. На пятых похоронах Балагу что-то постоянно бормотала и похихикивала. Вангу обратил свой взор к душе пятого сына. - Ты знаешь, - обратился он к парню, - эта мысль как-то не посетила меня раньше, но возможно стоило спросить одного из вас. Как вы заставляете ее заткнуться? Лицо парня скривилось: - Никак. Это попросту невозможно. Поверь. Уж я-то знаю. Воцарилось неловкое молчание, разбавляемое балагиным бормотанием. - Слушай, - обратился пятый сын к Ванду, - У меня к тебе есть небольшая просьба. Ты только в загробный мир к нам ее не пускай. Ванду только и мог потрясенно кивнуть. Дух парня растаял. Когда Балагу умерла, Ванду передал ее дух богу войны. В ночь перед сражением жрецы молятся, чтобы к врагам явилась Балагу и своим вечным бормотанием помешала воинам выспаться перед решающей битвой. Так и появилась примета: услышал Балагу - считай проиграл.