Вернуться

Ёнгуку нужно вернуться. В прошлое, будущее, настоящее – сюда особенно. Ему нужно понять и вернуться, но он не знает. Кажется, он не знает ничего, не помнит, не чувствует, и ещё тысячи таких «не», которые разлагают и выворачивают Ёнгука пустой серединой наизнанку. И он совсем не понимает, когда и как это всё произошло с ним. Просто рядом оказывается парень Чоноп, больше нет города за окнами и ни единого шороха. Это пугает, но Ёнгук не знает, чего именно ему бояться. Больше всего он боится затеряться здесь. – Мне нужно вернуться, – говорит в который раз Ёнгук. Чоноп даже не смотрит на него, у него свои картинки в голове, но он отвечает то же самое, что и всегда: – Просто оставайся здесь, хён. Чоноп трясёт ногами в воздухе, сидя на подоконнике, и упирается спиной в стекло. Там за окном синева и разводы малинового джема, притрушенные сахарной пудрой первых звёзд. Там за окном нет солнца. Там за окном стучатся деревья в стекла. Ёнгук никогда не видел откуда они растут – там внизу нет ничего и деревьев тоже. И здесь нет ничего. Здесь пустота. (но это самая обычная квартира) Чоноп всё так же болтает ногами в воздухе и говорит, чтобы он сделал чай. А за окном переливается черничная глазурь. В обычной квартирке Ёнгук теряется быстрее, чем в лабиринте минотавра; ему страшно и он уверен, что отсюда нет выхода, а входная дверь приведёт его в новую, такую же квартиру, или утопит в чернике. Ёнгук теряется в себе ещё быстрее чем в квартире или лабиринте и забывает, куда ему нужно возвращаться. У него в голове мысли кудрявятся, завиваются в чёртов терновник и больно колются; Ёнгук не может даже прикоснуться к ним, но ему это нужно. Он рисует на обоях и говорит, что так прикольней; все стены забиты рисунками как чужими мыслями, но Чоноп продолжает рисовать новые поверх старых. Потом они рисуют вместе и Ёнгук думает, что это правда прикольно. Стены исполосованы тонкими линиями гелиевых ручек разных цветов, образующих невнятные рисунки с волосатыми штрихами. Чоноп не помнит даже, какие здесь раньше были обои. Он дорисовывает кита синей ручкой, рисует волны и брызги зеленой – синяя закончилась. Когда Ёнгук спрашивает, что рисует Чоноп, тот пожимает плечами: не знает он, что это и зачем он это рисует. Чоноп ходит бесшумно, бессмысленно и всегда передвигает предметы; он любит перемены и говорит, что за окном тоже все меняется. Ёнгук смотрит и видит, как растекаются красные, будто акварельные, пятна и перетекают в желтые и золотистые. На самом деле Чоноп пытается заполнить себя и окружающее пространство хотя бы чем-то похожим на жизнь. Когда Чоноп переставляет книжку с одной полки на другую, на красно-желтое обрушивается чёрный, съедает все. Ёнгука съедает тоже. Изнутри по тонким ниточкам разбирает и одну за одной заглатывает эта чернота. Снаружи, кажется, его разъедает тоже – ещё немного и от него не останется ничего. Это на самом деле страшно. Он забывает о пустоте и возвращении и жмется к Чонопу. Он впервые его чувствует. Ёнгук думает, что странный – слишком обычное слово для Чонопа. А возможно, Чоноп самый нормальный из всех, это вы все странные и непонятные, а Чоноп понятный и простой. Ёнгуку нужно вернуться, но – он опять забывает куда. Минуту назад помнил, а сейчас опять забыл. Он смотрит на картинку за окном: там всегда что-то меняется и не возвращается обратно. Нечему возвращаться. Ёнгук понимает, почему не возвращается он – ему нечего возвращать. Он застряёт здесь на целую вечность или чуть больше. А рядом с ним – Чоноп, которому тоже нечего возвращать, но ему и не надо; Чоноп идеально сливается с этим местом и не хочет больше никуда, потому что это предел, который может желать человек, у которого ничего нет. Ни внутри, ни снаружи. (а есть ли что-то у Ёнгука?) – Чоноп, давай вернёмся, – говорит снова Ёнгук. Он, наверное, не хочет возвращаться один, куда бы то ни было. Ёнгук вдруг вспоминает. – Я помню! У меня есть собака. Бог мой, она, наверное, умирает с голоду. – Останься здесь, – снова отвечает Чоноп. – Но мне нужно вернуться, у меня... – У тебя ничего нет, – тихо говорит Чоноп. – Но ведь... – А что у тебя есть настоящее? – Чоноп повышает голос и спрыгивает с подоконника, подходя к Ёнгуку. Ёнгук молчит. – Настоящее что? Вот здесь есть? – Чоноп тыкает Ёнгуку в грудь пальцем. – А вот здесь что у тебя настоящего? – он поднимает руку и дотрагивается подушечкой пальца до лба. Ёнгук молчит и пытается вспомнить, ведь что-то же должно быть. Но там ничего нет. Совсем ничего. И никогда не было. – Если бы было хоть что-нибудь, ты бы не оказался здесь. Чоноп разворачивается и собирается покинуть комнату, в это время Ёнгук тихо говорит. – Может быть я здесь, чтобы вернуть тебя? Он медленно подходит к замершему Чонопу и обнимает – аккуратно, чтобы ветки за стеклом не услышали. – Меня некуда возвращать. – Тогда я верну тебя к себе. Что есть настоящего у Ёнгука? У него Чоноп есть. Странный парень Мун Чоноп, и от него никуда не уйти, от него точно не возвратиться. И Ёнгук не пытается. Он позволяет Чонопу вытянуть из него остатки самого себя и всего, к чему он так хотел вернуться. Всё потому что Чоноп тоже ничего. А вместе они будут чем-то. Чёрное за окном разъедает будто кислотой и остаётся только белое. На белом появляются цветные разводы, всё блестит и светится, как улочки в Рождество. Внутри что-то появляется тоже. Ёнгук открывает глаза и смотрит сначала на макушку сопящего ему в шею Чонопа, а потом в окно. Там тянутся вдоль и поперек многоэтажки и серые облака. Там город и, наверное, чьи-то жизни. Под ребрами у Енгука тоже что-то похожее. Они стали чем-то и вернулись. У них появилось внутри что-то – это сотни раз буквами на обоях писал Чоноп. Просто потому что не знал, как нарисовать эту – Любовь.