Далёкие города

Бывало ли у вас это странное чувство, когда перед глазами разом появляется картинка затерянного далёкого города, он весь в тумане, недавно прошёл дождь, и улицы тихие и почти что безлюдные? В этом далёком городе, где живёт сонное утро, а ещё очень часто моросит дождь, хочется потеряться и не найти дороги назад. В отражении запотевших витрин нечётким силуэтом виднеется отражение. И кажется, что пахнет кофе, а, возможно, китайским молочным зелёным чаем, но это уже как кому нравится – шлёпая босыми ступнями по кухонному паркету. По вечерам не хочется вылезать из-под белого тёплого одеяла и смотреть в окно, за которым темнеет. В вечерней дымке скрываются все потаённые мысли, которые до этого так прытко хотели вылезти наружу. Невозможно не заметить, как на столике с забытой кружкой остаётся лежать книжка, у которой так изящно загнуты уголки страничек - вместо закладки. Кто-то оставил её, познав весь сюжет, увлекательный и долгий. Ему, несомненно, захотелось, чтобы и в его жизни случилось что-то подобное. Но на то они и книжки, чтобы развить человеческое воображение. Эта квартира, на двадцать пятом этаже многоэтажки, пропитана терпким запахом вечерних сумерек, когда тишина ложится на окна, а на кухне замолкает вскипевший чайник. Длинные пальцы обхватывают большую кружку, чувствуя, как тепло начинает покалывать тонкую кожу. Шипение срывается с пухлых розовых губ, которые тут же обхватывают кончик большого пальца. Ожога не будет, но неприятное чувство останется. Опираясь о столешницу поясницей, можно увидеть, как за окном, за дымкой мороси и влаги, горит огнями засыпающий город. В этом городе, где каждый стремится утонуть в вычурном глянце витрин и затеряться в гулкой толпе, на самом деле так много недосказанного и забытого, что хватило бы на славную книжку, которая стала бы, несомненно, бестселлером. Мокрые крыши соседних домов, усыпанные голубями и хитросплетениями проводов, как отголоски чего-то далёкого, но в тоже время близкого и родного. Облизывать пухлые губы языком так приятно – ароматная корица, оставляющая незабываемое послевкусие и ещё долго позволяющая ощущать дивный аромат. Тёмные волосы, цвета горького шоколада, в небольшом беспорядке. Худые светлые плечи, чуть бледные, так нелепо, но прекрасно скрываемые огромной белой футболкой. Длинные пальцы, немного липкие, но очень привлекательные, ставят кружку на барную стойку из светлого дерева у окна. Карие огромные глаза внимательно следят, как в домах напротив загорается в окнах свет, а город всё продолжает жить, просыпается, оживает, тонет в свете и темноте. Тонет в людях. Взмах длинных ресниц и приятная улыбка. А если пройти сквозь кухню и гостиную, то за белой дверью в полумраке, в тишине и мирном равновесии, под большим пуховым одеялом можно найти его – целый Мир в одном человеке. Смуглая кожа на тонких руках, тёмные волосы по подушке, белая безразмерная футболка и запах мужского шампуня с нотками мяты. На стене висят часы в виде удивлённой совы с огромными глазами, а под ними деревянная доска с кучей прикреплённых к ней бумажек. На прикроватной тумбе тёмно-коричневого, почти чёрного оттенка, настольная лампа с кружевным абажуром ручной работы. А рядом – телефон, у которого отключен звук, потому что ни один посторонний шум не должен проникнуть в эту комнату. Смятые белые тапки около кровати, скинутое на пол тёплое покрывало. Свет проникает лишь из окна, в комнате полумрак. Лёгкие шаги, чуть слышные – невесомые. Почти незаметный звук шуршания одежды, и, пожалуй, незначительный. Опускаясь на кровать, подхватывая одной рукой покрывало с пола и отправляя его на ближайший стул, Кёнсу тянет свои светлые пальцы к тёмным волосам и смуглым щекам, касается бархатной кожи и незаметно улыбается сквозь сумерки, в которых догорает остаток этого дня. Кёнсу совсем не художник и не писатель, но ему совершенно верится, что Чонин написан кем-то не здешним, совсем не земным, а напротив – космическим. Словно он человек со звезды, далёкой и яркой, откуда-нибудь из северного созвездия, откуда его выгнали за чрезмерную теплоту. Кёнсу знает все ноты, но не сказал бы, что хотя бы одна из них подходила бы под звучание Чонина, потому что так не звучат. Люди так не звучат. Он наклоняется и касается своими тёплыми губами, на которых всё ещё играет яркий вкус корицы и сахара, чужих щёк. Касается не только губами, но и кончиком носа – чисто случайно, но так естественно. А Чонин не просыпается. Чонину снятся другие города и люди; возможно, горы или яркие пляжи, или даже серые лондонские улицы. Чонину это нравится, он даже может улыбнуться, и Кёнсу это заметит. Но те города, а, может, и не города – далёкие звёзды, никогда не будут притягивать, как их потерянный город, живущий в колесе этого времени, повидавший немало и готовый ещё на многое. Кёнсу знает, что Чонин не проснётся. Чонин утонул в мягкости одеяла и ласке Кёнсу, его заботе. Кёнсу понимает, что ему не быть космонавтом, не быть банкиром и телохранителем президента или кого-то ещё, не быть актёром и не писать картины маслом по твёрдой бумаге, а ещё он никогда не сможет создать идеальную фотографию, потому что Чонин – не поддающийся ничему элемент этой системы. Кёнсу не сможет готовить трюфели или быть дегустатором элитных вин. Кёнсу ничего не сумеет без Ким Чонина. А всё потому, что Чонин никогда не сможет привыкнуть ни к какому другому городу, пусть там будет в тысячи раз лучше и не будет никаких проблем. Всё потому, что место Чонина именно здесь, в этих туманных переулках, среди высоких домов и автобусов, которые ходят точно по расписанию. Место Чонина здесь – в квартире одного из многоэтажных домов, где на кухне всегда пахнет шафраном и свежим хлебом, а на стеллажах хранятся книги, словно сокровища всего мира. А ещё здесь можно уснуть в белых простынях и знать, что Кёнсу, именно он, будет сидеть рядом и гладить твои запястья, пока ты будешь путешествовать в другие миры, чтобы потом вернуться в этот потерянный город на краю земли. Это место – дом. Пожалуй, самая сложная и прекрасная работа на свете – это жить в этом далёком городе и любить Ким Чонина. И Кёнсу это нравится.