В своем холодном маленьком аду.

В своем холодном маленьком аду. В тонущем темном вечере, В хламовнике комнат моих, В безвкусном запахе свечи Четыре семь и один. Четыреста семьдесят первый День подходит к концу, Зачем я отсчет этот начал? Сам того не пойму. Врачи бы,послушав,сказали: Ложитесь, голубушка, к нам. В вашем маленьком сердце Засиделась большая змея. И жрет, не наестся , тварюга! Вы сами не справитесь с ней. А мы её – в крепкие руки, И сожмем, изведем насовсем . Но я все равно б не остался В больнице мещанских тревог. Лучше без сердца остаться, Наестся змеюкин живот. А бывает, разочек в неделю, Шаг твой туда иль сюда. И жрет мое сердце быстрее, Шипя и кусая меня. Да пусть эта сволочь зажрется, Лишь бы ложь не скормила мне ту, Что она в один день обернется Из гадюки-титана в жужжание мух. Потопают мертвые лапки, Загадят, заляпают наши сердца, А мы там потом разбирайся По врачам, по приютам, и все-без лица. Исстрадались несчастные смутой, Все - без прошлого и без имен. А это-всего лишь муха, В змеиной шкуре в грудине живет. И четыреста семьдесят первый день подходит к концу, Зачем я об этом думаю, опять же-вряд ли пойму. Я буду шептать себе ночью, что лучше пусть больно , чем ложно, Но… А если предательское “жу-жу-жу-жу” послышится мне этой ночью?!