Восьмого марта падал снег

Восьмого марта падал снег. — Юджи… Ты резко оглядываешься, будто бы услышал вопль, крик, а никак не шепот. До боли знакомый голос – и пламя каждой свечи, что ты расставил вокруг стола, дрогнет. Расставил специально – для него. Он знал, нет, он знает, как ты любишь зиму. Как любишь тающие на губах в ночной тишине снежинки. Восьмого марта падал снег. Ты выходишь на балкон и глубоко вдыхаешь. Свежо. — Юджи… — Жасмин? Обуревает чувство, которое ты еще ни разу не описывал в своих песнях – смесь страха, радости, волнения и скорби. Первое отступает очень скоро – он же свой, родной, так? Зачем же его бояться? Ты закрываешь глаза – и вот он, рядом, улыбается только лишь краешками губ. Сейчас он такой, каким вы привыкли видеть его вне сцены – без вычурных кружев и тонн макияжа, без громоздких шиньонов и неудобной обуви. — Ю… Не уходи… Слезы получаются непроизвольными – они медленно стекают вниз, растапливая снег на балконных перилах. Он, кажется, меняется в лице, подходит ближе, строго вглядываясь тебе в глаза и будто уговаривает «прекратить это безобразие». И сейчас он кажется тебе таким близким, таким…живым, что ты невольно улыбаешься, и как будто бы и вправду слышишь, как он отчитывает тебя за такое неподобающее поведение. А потом его взгляд смягчается. Кончиками пальцев (и сейчас ты можешь поклясться, что чувствуешь тепло его кожи!) он касается твоей груди – «я всегда буду тут…если захочешь». И ты так много хочешь сказать ему, столько всего… Но лишь цепляешься за его руку, переплетая ваши пальцы и с улыбкой шепчешь: — С днем рождения, Юуичи… И он улыбается тебе в ответ – по-настоящему, искренне и широко, сжимая твою ладонь. Восьмого марта падал снег.