Cloudlessly

Пожалуй, есть достаточно способов незаметно свалить с вечеринки. Самый простой и верный - добраться до чёрной лестницы, фланируя по отельному коридору от одной компании к другой, чтобы если кому-то вздумается тебя искать, все полсотни человек называли разные версии о твоём местоположении. Сегодня он почти себя превзошёл, план выполнялся как по нотам, никому бы и в голову не пришло, что это сияющее существо с широченной пьяной ухмылкой сейчас фактически сбегает из эпицентра веселья. Поэтому когда в паре метров от вожделенной лестницы на локте очень ощутимо сомкнулись чьи-то пальцы, душа ухнула куда-то в район гулко стучащих каблуков. Под аккомпанемент позвякивающих от неожиданной встряски украшений, их обладатель повернул голову, пытаясь натянуть самую безмятежную улыбку из всех возможных. – Джонси?.. Оу, ты здорово меня напугал, – то, что должно было быть коротким смешком, больше напомнило предсмертный хрип, – ты ведь...там был, – после пространственных жестов от нехватки слов большой палец всё же указал за спину. – Ты тоже, – невозмутимо пожал плечами парень и толкнул дверь, выуживая из глубокого кармана пиджака пачку сигарет. Неторопливо достал одну, жестом предложил угоститься. Грёбаная вежливость. На лестничной клетке пахло сыростью и ресторанной едой, а ещё ощутимо сквозило. Разгоряченная кожа покрылась мурашками. Молчание длилось пару затяжек, заставляя переминаться с ноги на ногу, как после звонка родителям из школы: ругать будут точно, но пока ещё не знаешь, за какую провинность, поэтому нельзя начать придумывать оправдания, только мучительно ждать. – Перси, – негромкий голос нарушил неприятную тишину, – куда ты сейчас идёшь? – вопрос прозвучал ровно, так спрашивают, когда знают ответ. – К себе, – попытка пожать плечами и улыбнуться. – Я серьёзно. Пора бы уже поговорить начистоту, рассказывай, – алкоголь всегда делал Джона Пола непоколебимо-уверенным. Теперь он больше напоминал мудрого и сурового олимпийского бога, решающего судьбу глупого смертного, чем их флегматичного басиста. – Спускаюсь в свой номер, – с ощутимым нажимом, – Я устал, поэтому мечтаю только поскорее доползти до кровати и продрыхнуть до полудня. – Это бы ты сказал, если бы тебя сейчас спросил Питер. Лучше сразу правду, прошу тебя, – взгляд снизу вверх, но так невозмутимо, что выдерживать его долго не получается. – Чёрт, да какого хрена я обязан перед тобой отчитываться?! – неубедительная улыбка слетела с лица почти мгновенно. Лучшая защита – нападение. Самое уязвимое место Роберта – гордость. – Не кипятись. День, когда ты научишься врать, я буду праздновать вместо Рождества каждый год, только не забудь мне сообщить. – Не думаю, что вообще обязан доказывать тебе, что говорю правду, – сейчас было бы неплохо свалить во избежание чего-то более серьёзного, но к уже порядком взвинченному Перси в таких ситуациях возвращался весь его юношеский максимализм. – И у вас это серьёзно? Или просто страсть к экспериментам? – точно таким же тоном Джонси интересовался, во сколько их отвезут в аэропорт или на каком такте лучше вступить клавишным, поэтому смысл вопроса до Роберта дошёл не сразу. – Что, прости?! Ты... с чего вообще? Это же смешно! – изображать крайнее возмущение было непросто, врать он действительно не умел. – Я даже не назвал имя, – впервые за время их разговора Джон позволил себе усмехнуться. – Блять. – Именно. Ну и?.. – Сначала скажи, с чего ты это взял. – Перси, я не слепой, и, к счастью, не глухой. А вы те ещё конспираторы, удивительно, что заметил только я. – Эм... И всё-таки? – Нас с ним часто селят по-соседству. А когда из-за стены с завидной регулярностью начали доноситься твои стоны, я почему-то сразу отмёл версию о том, что вы там репетируете. И никто бы не возражал, за закрытыми дверями номеров мы часто позволяем себе...- тут он осёкся, - всякое. Но на публике, чёрт. Ты вообще замечал, какими глазами он на тебя смотрит? – Я надеюсь, ты никому не сказал, – теперь Роберт говорил тише, от смущения пылали почему-то уши, совсем как в детстве. Теперь их, к счастью, скрывали волосы, только это спасало его от полного позора. – Мне нет резона, – Джонси безразлично пожал плечами. – Тогда к чему весь этот разговор? – Пожалуй, из лучших побуждений. Вы здорово рискуете, впутываясь в интрижку...такого рода. – Как мило, – скривился Плант, – дружеская забота, взаимопомощь, как нам всем этого иногда не хватает...– лёгкой (хотя и сегка нетвердой) походочкой он двинулся к уходящим вниз ступенькам, – Спасибо, чувак, это всё очень клёво, но тут мы сами разберёмся. Это касается только нас двоих, но раз уж ты узнал, то просто закрой на это глаза, будь добр...– Роберт снова играл легкомысленность, это иногда давалось ему пугающе легко. Даже машинально начал мурлыкать себе под нос какую-то незамысловатую мелодию. – До тех пор, пока ваши отношения не переходят пороги гостиниц. Когда вас однажды спалят где-нибудь в гримёрке, это будет уже достоянием общественности. Так что я заинтересован в сохранении вашей семейной тайны, – иронично хмыкнул Джон. – Я всегда знал, что ты отличный парень! – полупьяный, но невесёлый смех гулко отскочил от сырых стен. Скоро стихли стук каблуков и нещадно перевираемая "White Rabbit". Джонси только вздохнул, туша окурок узким мыском туфли. Чужие секреты он не любил, а их в последнее время в его жизни стало как-то слишком много. Молодой человек тряхнул головой, отгоняя эти мысли вместе с нехорошим предчувствием. Со стороны холла донёсся звон бьющегося стекла, чей-то громкий гогот и женские повизгивания. Начиналось веселье. *** Ковровая дорожка приглушала шаги, делая этаж ещё более тихим по сравнению с тем, откуда он едва вырвался. Сейчас сверху слышался отборный мат родом с окраин Бирмингема, постоянно заглушаемый хохотом нескольких десятков человек. Роберт усмехнулся, в который раз задавая себе вопрос, какого чёрта он сейчас не там и чем плоха не отягощенная тайными страстями жизнь. Через несколько секунд Плант уже стоял у безликой двери с болтающейся на ручке табличкой "Не беспокоить". Но сейчас эта надпись касалась всех, кроме него, поэтому он решительно постучал и вошёл, не опасаясь, что сейчас в него полетит пустая бутылка. В номере было темно, фигура временного хозяина комнаты почти сливалась с креслом. Он был похож на безвольную куклу, изломанную, но всё ещё не потерявшую шарма. Кто бы знал, какая мощь и подчиняющая сила внутри этого кажущегося сейчас шарнирным человека. – Перси? Включи свет, – голос тише обычного, но абсолютно трезвый, за несколько лет бок о бок по одной фразе или жесту можно научиться определять наличие и степень опьянения. Сейчас в нём только безмерная усталость. Мягкий желтовато-оранжевый свет торшера создавал подобие уюта. На полу ещё не было ни стеклянной разнокалиберной тары, ни пустых сигаретных пачек, два чемодана стояли в углу мёртвым грузом, их ещё не распаковывали. С заселения в гостиницу прошло около трёх часов, об их прибытии знали все чикагские друзья, и закрутился круговорот из знакомых и малознакомых лиц, незнакомых губ, привычного вкуса виски и ничего не значащих разговоров. Джимми же, видимо, даже не сдвинулся с места. Ещё утром он наорал на своего роуди, потом под горячую руку попалась исправно отзванивающаяся раз в неделю Шарлотта. Неизвестно, кто первый бросил трубку, но это не играло особой роли. В самолёте была прочитана разгромная статья на целый разворот какого-то очередного высоколобого журналистишки. Хорошо изучившие его люди к Пейджи подойти не решались, плотно сжатые губы и резкие движения выдавали крайнюю степень раздражения. По прибытии в Чикаго он скрылся в номере, переговорив только с Робертом, оставляя Коула на вопросы местных знакомых девиц только разводить руками с пофигистичным "Джимми не в духе, девочки". Сейчас, распластавшись в своём кресле, он казался почти умиротворенным. Плант присел на край заправленной кровати, терпеливо ожидая, пока Джимми нарушит молчание. Через несколько минут Пейдж ожил. Поднялся, задёрнул шторы, сменил дорожную рубашку на первую попавшуюся футболку из чемодана, стянул отросшие волосы на затылке, чего никогда не сделал бы при ком-либо ещё. Теперь стало как-то по-настоящему уютно. Во всех этих жестах было нечто невероятно доверительное, что на фоне общей паранойи особенно грело душу. – Дошёл без приключений? – это был талант, задавать правильные вопросы. – Мм... Почти, – сдерживая смешок. Джимми замер в двух шагах от мини-бара. – Перси, – в голосе послышалась едва уловимое напряжение. – Джонси всё знает, – буднично пожал плечами Роберт. – Мм, могло быть хуже, – указательный палец водит по пёстрым этикеткам в поисках чего-то расслабляющего, но не сшибающего с ног. – И что он? – Устроил допрос с пристрастием. Тебе дал совет не пялиться на меня с таким вожделением, – хмыкнул Плант, с наслаждением растянувшись на кровати. – Оу. А тебе, в таком случае? – Трахаться тише, – бороться с рвущимся наружу смехом больше не хотелось. – О, видишь, не один я даю такие резонные советы, – пробормотал Пейдж, тоже не в силах сдержать улыбку. А выбор наугад всегда самый верный, поэтому на этикетки можно было забить. Не глядя, он достал бренди, едва приложился к горлышку и передал бутылку другу. – Тебе нравится, – обжигающая жидкость отправилась путём ранее выпитого виски. – Что именно? – Ты любишь, когда громко, – Роберт сделал ещё несколько больших глотков, не прерывая зрительного контакта ни на секунду и заставляя Джеймса улыбнуться шире. – И всё же Джон прав, нам надо быть аккуратнее, – вздохнул Пейджи, заваливаясь рядом. На свету зрачки быстро сузились и теперь пульсировали в середине зеленоватой радужки. – Да. Начнём прямо завтра, – решительно кивнул Роберт, отставляя на пол первую бутылку. – Рад, что твоё чувство юмора всегда при тебе, – фыркнул Джимми. Буйство наверху стало медленно затихать. Кто-то спустился в бар, но основная масса наверняка укатила на арендованных Кадиллаках куда-то в сторону центра, в рейд по местным клубам. В повисшей приятной тишине номера хотелось только лениво тягуче целоваться. Так ночь казалась бесконечной. Так казалось, что никто их друг у друга не отнимет. Так было проще игнорировать ноющее чувство тревоги где-то на уровне подсознания. Той ночью Роберт Плант заснул, чувствуя себя счастливейшим из людей. Влюблённый в музыку, в человека, трогательно прижавшегося к его обнажённой груди, в целый мир, где происходят такие потрясающие вещи. На счастье им оставалась ничтожная пара месяцев. Никто из них не знал, что следующие несколько лет кошмара эти отношения не переживут. Предпочитая валить всё на наркотики, обстоятельства, женщин, что угодно, они не смогут. Болезненно нуждаясь друг в друге, но совершенно не в силах помочь. Однажды череда скандалов и бурных примирений закончится хлопком двери. Всё прервётся на девять лет, потому что такие вещи не заканчиваются. Но сейчас это было так далеко от маленького мирка, в котором существовало только их мерное дыхание. В котором, вдыхая запах разметавшихся по подушке тёмных волос, Перси чувствовал себя счастливейшим из людей. Удивительно яркий лунный диск освещал сегодня озеро Мичиган. Небо над городом было абсолютно безоблачным.