Мартовский биджу

Весной Кумогакуре напоминало пустыню. Шиноби стремились убраться на как можно более долговременную миссию, мирные жители срочно вспоминали о родственниках, живущих очень-очень далеко, желательно - за пределами страны Молнии, и даже Райкаге неожиданно вспоминал о том, что надо бы размяться на миссии S-ранга. Причина пряталась за двумя словами: джинчурики двухвостого. Великолепная куноичи, хороший стратег, прекрасный боец, Нии была незаменима, и в деревне её уважали и любили. И все было хорошо, пока ей не исполнилось пятнадцать. И все было хорошо, пока она не смогла одолеть своего биджу и научиться принимать его полную форму. Потому что, как ни крути, Ниби был (или была? Черт разберет эти куски чакры, возомнившие себя зверями!) кошкой со вполне среднестатистическими кошачьими желаниями. И в марте эти желания предпринимали вполне определенную форму. В первую весну куноичи честно вытерпела две недели наедине с любвеобильным биджу, который отпускал свои комментарии по поводу любого представителя семейства кошачьих, попавшего в его поле зрения, а также постоянно орал свои кошачьи песни, спать под которые было решительно невозможно (да и бодрствовать, честно говоря, оказалось весьма проблематично). Дольше она не выдержала, а потому пришла к Райкаге - просить помощи. Увы, тот помочь ничем не мог, и Нии продолжила страдать. Хватило её еще ровно на неделю, после чего хронически не спавшая, уставшая и измученная девушка поняла: страдать в одиночку у неё больше нет сил. На следующую ночь над деревней пронесся призывный вопль жаждущего любви биджу. Большинство шиноби решило, что началась война. Мирное население держалось за сердце и вспоминало все известные им нецензурные слова. Взгляду выбежавшего на звуки Райкаге предстал восседающий на крыше его дворца двухвостый биджу, вдохновенно воющий на луну. К нему стаями неслись кошки со всего Кумогакуре. Ниби был счастлив. На попытку это самое счастье оборвать он отреагировал весьма неодобрительно. Впрочем, выражалось это неодобрение только в увеличившихся в разы громкости и противности издаваемых им звуков. Догнать его не представлялось возможным - улепетывал биджу не хуже какого-нибудь дворового кота, убегающего от хозяина честно украденной сосиски. К утру завывания сошли на нет, а на крыше дома, где в последний раз видели Ниби, была обнаружена сладко спящая Нии с выражением абсолютного счастья на лице. На следующую ночь все повторилось. Медикам прибавилось работы - далеко не все смогли адекватно отреагировать на происходящее. Количество инфарктов выросло вдвое. Это продолжалось еще неделю, затем сошло на нет. Нии ходила с цветущим видом, вся остальная деревня напоминала живые трупы. Впрочем, месяца за полтора оправиться сумело подавляющее большинство жителей. Год пролетел незаметно, и в один далеко не прекрасный день Кумо вновь подскочила от кошачьего воя. История повторялась. Жители выдержали ровно неделю. После того, как стало понятно: на сей раз неделей отделаться не получится, начался массовый исход. Шиноби вымаливали миссию за пределами деревни, а желательно и страны. Гражданские спешно перебирались к дальним родственникам, живущим подальше отсюда. Те, кому не удавалось покинуть Кумо, закупались берушами и улучшали звукоизоляцию домов. Помогало плохо. Это продлилось ровно месяц, как и в прошлый раз. Еще через месяц население Кумогакуре вернулось домой. На следующий год деревня начала пустеть заранее, и в момент разгула Ниби там оставались лишь особо невезучие. Впрочем, им было не привыкать. Это повторилось и через год. И через два. И через три... А на одиннадцатый год над селением повисла непривычная тишина. Люди наслаждались спокойной весной. А Райкаге, хоть и понимал, что это очень некрасиво, думал: как же все-таки хорошо без Нии и её биджу.