Костры инквизиции

Питер старается не смотреть в сторону Стайлза, как тот баюкает руку, как шипит сквозь зубы. - Сука, - выдыхает Стайлз. Питер не сводит глаз с дороги. Где-то в кончиках пальцев поселилось зудящее чувство вины. Руки на руле подрагивают от желания прикоснуться к раненому предплечью, вытянуть боль. Однако, Питер помнит, как в предыдущий раз за подобное Стайлз ему чуть запястье не отгрыз. - Ты не должен извиняться, - рычал от боли тот, - не за это. Раны, нанесенные альфой, долго не заживают. Сейчас, сидя рядом с этим океаном боли, Питер думает, что природа - тупая гнида. Из багажника раздаются приглушенное мычание и глухие удары. Стайлз морщится. - Останови. Как только машина останавливается, Стайлз выходит. Питер, помедлив пару секунд, идет следом. Если Стайлза будет тошнить, кто-то должен придерживать ему капюшон. Но Стайлза не тошнит. Стайлзу вообще всегда лучше всех. Поцелованный при рождении в широкий лобик ангелом-торчком. Стайлз открывает капот и, замахнувшись, даёт оплеуху орущему в кляп связанному мужику. Выпустив при этом когти, и оставив четыре глубоких борозды от уха до носа. Голова того дёргается в сторону, как китайский болванчик. - ЗАТКНИСЬ, ПИДРИЛА, БЕЗ ТЕБЯ ТОШНО! – кричит Стайлз прямо в ухо связанному и захлапывает багажник со всего размаха, хлопнув от души. Питер перехватывает его за запястья и с силой заводит руки за спину. Стайлз пытается его укусить и вырваться, но Питер отдёргивается от острых зубов и держит крепко. - Сейчас отлуплю, если не перестанешь психовать и дашь мне посмотреть. Стайлз смотрит на него так, как будто тот спёр последний ломтик картошечки из его ведёрка. Последний глоток диетической колы выпил. Съел его огурчики в гамбургере. Питеру плевать, Стайлз может хоть все глаза об него сломать. Прямо здесь и прямо сейчас, Питер хочет запереть Стайлза в каком-нибудь домике у какого-нибудь моря на сколько-нибудь недель. Вместе с собой и мультиками Диснея, разумеется. Но ему остаётся лишь успокаивающе пройтись мизинцем по острым костяшкам и, когда Стайлз перестаёт вырываться, уткнуться носом ему в шею. - Давай просто немного так постоим. Ты помолчишь, а я тебя полечу. Боль Стайлза течёт в Питера, но тот рад такой боли. Новый вид мазохизма, доселе ему неизвестный. Чем больше он берёт – тем меньше остаётся. - Я скоро сломаюсь, - отвечают Питеру тихо-тихо. - Тогда я пойду и куплю нового Стайлза. - Ой, иди нахуй. - Нет уж, лапушка. Смотри внимательнее, что подписываешь – этого не было в нашем договоре. - Я вообще ничего не подписывал, - фыркает Стайлз Питеру в ухо. Питеру щекотно и смешно. А ещё – очень-очень спокойно. - Почему ты тогда вообще согласился? – спрашивает он, хотя они никогда раньше не поднимали этот вопрос чисто из принципа. Стайлз дергается в его руках, но Питер не пускает и глубже дышит его запахом. - Мне казалось, тебе похрену, - шепчет Стайлз, потому что ему вообще не хочется говорить об этом. Он осторожно кладёт Питеру ладонь между лопаток, ведёт вверх, к загривку, проходится кончиками пальцев по горячей коже. - Это из-за Скотта? Потому что Питер сторонник способа «ломать – так всё сразу». - Не только, - успокаивает его Стайлз. Хейл вздыхает. Вроде даже с некоторым облегчением. - Какой у тебя любимый цвет? - Мы теперь играем в «Правда или вызов»? Они оба смеются, чуток хрипло, чуток искренне. - Нет, лапушка, просто я только сейчас понял, что нихуя о тебе не знаю, кроме того, что ты – потрясающий. Стайлз молчит, очень долго, а потом потирается о шершавую от щетины щёку Питера своей. - В детстве у меня было воображаемое чудовище под кроватью. Я кормил его грязными носками, а оно насылало кошмары на всяких гондонов из началки. - Да ты опасный человек, - ухмыляется Питер. – Спорю, что если бы мы с тобой были в одном классе, то я был бы первым в твоём черном списке. - Хех. - Но к средней школе мы бы были корешами. Садись в машину. Нам ещё выспаться надо.