Моя единственная слабость

Моя единственная слабость — любовь к ней. Что ж, моя репутация настолько безупречна, что, пожалуй, я могу себе позволить такую роскошь, как иметь слабость в виде любви к собственной жене. Никогда я не верил в любовь, не думал о ней. Даже не представлял, что встречу однажды безупречную и достойную женщину, с которой решусь связать свою жизнь. Мой род настолько древний, а происхождение настолько безукоризненное (в нашей семье не было всех этих внебрачных связей, незаконных детей, неравных браков), что я думал, мне будет крайне непросто отыскать подходящую пару. Очень непросто! К тому же, я лишь баронет. Нет, я не гонюсь за титулами, меня вполне устраивает все то, чем владею я сам. Но это усложнило мне и без того трудную задачу поиска спутницы жизни. Графини и герцогини с кристальными репутациями не желали смотреть на какого-то баронета, пусть даже и наследника древнего рода... А впрочем, я никому не навязывался. Я вполне мог прожить и без супруги. Но потом я встретил ее... Удивительно! На каком-то сельском балу найти такое сокровище! Я даже не помню, почему пришел туда. Кажется, хотя нет... Не помню, да это и неважно. Она была со своим другом, дальним родственником, мистером Джоном Джарндисом. Я увидел ее и потерял голову. Более всего меня беспокоило незнание того, кто ей тот мужчина, что сопровождает ее. Но волновало и то, что каждый из присутствующих мужчин хочет пригласить ее на танец, хотя никто из них не мог по-настоящему оценить, кто перед ними. У местных дам вытягивались лица оттого, что она собрала вокруг себя всех достойных партнеров, а они вынуждены стоять в ожидании приглашения. Я не любитель танцев. К тому же она была так молода, как мне казалось, вдвое моложе меня летами... Между нами до сих пор эта пропасть — более двадцати лет... Но я пригласил ее. И она протянула мне руку. До сих пор помню то первое ощущения тепла ее маленькой ладони в моей руке. Мистер Талкингхорн думает, что я не способен на романтические порывы, что мне ведомы лишь заботы о фамильной чести. Отчасти он прав, вернее сказать, он прав почти во всем, за исключением одного. Тогда я понял, что она моя прекрасная дама, что я все отдам за право служить ей, ей одной! Я ухаживал за ней. И меня удивляло, что она принимает мои ухаживания. Казалось, что она рада выходить со мной, что ей нравятся наши совместные прогулки, что ей интересно то, что я говорю. Хотя была в ней все время некая отстраненность, холодность... Я, пожалуй, даже склонен был подумать, что в сердце ее кто-то есть, возможно, что и тот самый мистер Джарндис. Но она объяснила это иначе, когда я спросил. А я спросил, не мог не спросить. Она сказала, что мисс Барбери не может рассчитывать на серьезное увлечение собой со стороны баронета. У нее нет ни связей, ни значительного приданного, то есть она просто не видит причин, по которым такой мужчина, как я, сэр Лестер Дедлок, мог бы ей заинтересоваться. Мог бы заинтересоваться... До сих пор слышу, как она произнесла эти слова. А ведь я уже тогда любил ее превыше всего, превыше своей собственной жизни. Но, кажется, так и не смог объяснить ей это. Я не умею говорить много и красиво, как иные щеголи, которые плетут словами кружева, я не знаю в них толк. Но я дал ей все: фамилию, положение в обществе, деньги. Она теперь леди Дедлок, она затмила меня, она покорила всех. Все хотят знать только про нее. И пусть, главное она со мной! И сейчас в этот дождливый вечер мне так приятно сидеть рядом с ней у пылающего камина, глядя, как она склонилась над вышивкой. И пусть ноет поясница от ревматизма, а пальцы крючит подагра, я как прежде стараюсь достойно выглядеть, спускаясь в ее гостиную. Кружевное тонкое жабо, белоснежный жилет, синий сюртук, застегнутый на все пуговицы. Я должен быть достоин ее, ведь ее обаяние согревает меня сильнее, чем огонь камина. Ее молодость и красота поддерживают мою жизнь, питают меня. Она моя единственная слабость...