Невозможное-желанное

Габен отвела усталый взгляд от монитора и повернулась к окну. На улице падал снег, а белые и пушистые хлопья, казалось, были сделаны из обычной ваты или пенопласта, как в стеклянных шарах с фигурками внутри. Однако, вопреки общей радостной атмосфере поздней зимы, наконец-то ставшей настоящей зимой, а не подобием ранней весны, выходить из дома девушке совсем не хотелось. Ну вот нисколечки. К тому же ее дорогая… подруга — наверное — обещала скоро кинуть ей ссылку с каким-то старым, но «очень классным» фильмом. Разумеется, после такой рекомендации сложно было отказаться от его просмотра, отказываться Жанна и не собиралась. Сказать по правде, она сейчас вообще ничего не хотела, но любые мысли об этом Жанна старательно отгоняла от себя, не рискуя слишком глубоко погружаться в дебри собственного подсознания. Да, ей было чертовски страшно. И нет — вовсе она не трусиха, скорее, просто здравомыслящий человек, представляющий, каких скелетов в шкафу мог бы там раскопать, и потому совсем не горящий желанием эти поиски начинать. Где-то далеко-далеко, за многие километры от нее, Гексли, наверное, сейчас заваривала себе чай, по привычке что-то мурлыкая себе под нос, и слегка покачивалась, пританцовывая в такт мелодии. По крайней мере, именно такой ее себе представляла Габен — неправдоподобно счастливой и веселой, настолько живой, теплой, буквально дышащей энергией… Настолько настоящей и искренней, что Жанне даже показалось сначала, будто у нее открылись глаза спустя долгое время, и только теперь она смогла вдохнуть жизнь полной грудью, почувствовать ее, вынырнув на время из оболочки серости и обыденности. В присутствии подруги Жанна чувствовала себя абсолютно свободной, без вина пьяной. И казалось чем-то совершенно уместным и обыденным: сесть в первый попавшийся трамвай и, не зная его маршрута, уехать, куда глаза глядят. Или, наоборот, остаться дома и насладиться в полной мере тихим и размеренным течением повседневной жизни, окунуться в тысячу мелочей, на которые раньше почему-то никогда не обращала внимание. А потом Тамара уехала, обняв подругу на прощание и пообещав когда-нибудь снова вернуться к ней. Обеим как-то сразу стало очевидно, что «когда-нибудь» случиться еще нескоро. Хотя бы потому, что Жанна жила в Москве, а Тамара — близкие друзья ее, шутя, называли «Томом» — в Ростове-на-Дону. Москва и Ростов. Их разделяло около тысячи километров. Точнее — девятьсот пятьдесят восемь километром и пятьдесят семь метров, если не брать в расчет расстояние между их домами, а только между городами. Бессмысленно. Целый день в дороге. Зачем? Когда Тамара Гексли написала Жанне, что все-таки сможет найти время в своем плотном рабочем графике и приехать, Габен готова была петь во весь голос и плясать от радости. Ну, или забиться в самый дальний угол и, съежившись от страха, скулить, что плохо умеет ладить с людьми, не хочет разочаровать новоприобретенную подругу и не хочет разочаровываться сама: «Знаем, плавали, уже не раз проходили». Действительно ведь проходили: привязывались к кому-то всей душой, наслаждались его обществом, с замиранием сердца слушали, дружили и… влюблялись. Серьезно, крепко и, как правило, надолго. Не влюбиться в Тамару Жанна просто не могла. И плевать, что после этого дружба полетит ко всем чертям, как было множество раз до этого — в том далеком прошлом, о котором Жанна старалась, по возможности, не вспоминать. От прошлого осталась лишь четкая уверенность в одном: она всегда была виновата во всем — сама ведь дала волю чувствам. По глупости, конечно. В общем, влюбленность — это зло. Пугающее, всесильное и неистребимое. Потому Жанна категорически не хотела влюбляться. Однако не получилось. Познакомившись на каком-то форуме, посвященном любимому сериалу, девушки вскоре обменялись страницами в «Контакте» и продолжили флудить уже там. Впервые увидев невероятно милую фотографию незнакомки на аватаре, Жанна на миг замерла, почувствовав, как сердце пропускает один удар, а затем начинает стучать быстро-быстро, как после длительного бега. В общем-то, именно тогда — при виде фотографии девушки, доброжелательно и нежно улыбающейся ей с чужой страницы, — она и поняла, что готова снова пропасть, с головой окунувшись в неуместные чувства. Через несколько недель Тамара приехала в Москву, и подруги провели вместе прекрасные, самые волшебные выходные, наполненные смехом, весельем и полусонным чтением стихов, чтобы похвастаться друг перед другом отличной памятью и актерским мастерством, беспечным «ничегонеделанием», когда они болтали обо всем на свете, стараясь лучше узнать друг друга. Ни одна из них не была тогда серьезной ни на минуту, да и темы они затрагивали… далеко не личные, не те, где приходилось бы долго молчать, подбирая верные слова, или отводить взгляд в сторону, не зная, чем замять неудобный разговор. С Гексли было уютно и спокойно. Комфортно настолько, как если бы они были знакомы не пару-тройку недель общения в сети, а знали друг друга всю сознательную жизнь. Это не похоже ни на одну из прежних встреч Жанны. — Она сидела на полу и груду писем разбирала, — безразлично пробормотала девушка и зажмурилась, воспоминания один забавных момент, связанным с этим стихотворением Тютчева.  — Юлька, ну, Ююююль. — Жанна, тогда еще совсем крохотная второклассница, подергала сестру за рукав, привлекая к себе внимание задумавшейся девушки. — А нам стих на сегодня задали выучить. — Да? — Юля немного рассеянно посмотрела на сестренку и мягко улыбнулась. — И какой же? Уверена, ты его уже блестяще выучила. — А то! — горделиво выпятив грудь, воскликнула девочка. — Я, между прочим, «Островитянку» Цветаевой быстрее тебя выучила. — Угу, и будешь теперь попрекать меня этим до конца дней, — рассмеялась Юля. — Так что за стихотворение-то? — «Мартышка и очки», — торжественно объявила Жанна и замолчала, пытаясь вспомнить, с чего оно начиналось. — Тааак… Погоди минутку, я сейчас. Сейчас-сейчас-сейчас… — Да ладно тебе, — девушка потрепала сестру по непослушным кудряшкам. — Лучше не надо. Мне сегодня самой стихотворение рассказывать. Ты его уже слышала: Она сидела на полу И груду писем разбирала. — О, помню-помню, — на ходу подпрыгивая от нетерпения, перебила Жанна. — Ты его вчера всю ночь учила, хотя должна была спать ложиться. Мама говорит, что ты не высыпаешься. — Ха-ха, ничего от тебя не утаишь, котенок. А знаешь, что будет, если совместить твою «Мартышку» и мои «Письма»? — лукаво прищурившись, спросила Юля и с чувством продекламировала: — Мартышка сидела на полу и груду очков разбирала… Вот так вот мы с тобой эти стихи и запомним: неправильно, зато весело. Как же давно это было! Лет пятнадцать прошло, если не больше. — «…И как остывшую золу брала их в руки и бросала». — С этим стихотворением Жанна ассоциировала собственное детство: оно было именно тем приятным воспоминанием, что приходило на ум каждый раз, стоило девушке подумать о поэзии, школе или старшей сестре, теперь все время отдававшей трехлетней дочери. — Все-таки быстро время летит. Набрав в легкие побольше воздуха, Габен медленно выдыхала его, возвращая утраченное душевное равновесие. Кому она пыталась лгать? На душе скребли кошки, а мир за окном представлялся холодным, угрюмым и неприступным. Чужим, словно не имел совершенно никакого отношения к жизни самой Жанны. Он и раньше ее не шибко-то вдохновлял: девушка предпочитала лишний раз посидеть дома под защитой привычных стен и дверей, старенького диванчика с ноутбуком, который давно пора было сменить на более современный. До этого руки пока что не доходили, и приходилось мотать собственные нервы с практически не работающей, но всей душой лелеемой техникой. Вроде бы все оставалось таким же, как и всегда, однако создавалось странное ощущение, будто что-то в этом мире неуловимо поменялось. Возле Тамары словно расцветали цветы в середине зимы, а на небе появилось второе солнце, теплое и согревающее. А с отъездом Тамары в родной город в жизни Жанны стало на одно солнышко меньше, — как бы банально это ни звучало, — и некому было освещать ее путь, указывать на многочисленные забавные детали и случаи, которые Габен вряд ли заметила бы сама, будь она одна. То ли дуальность решила так странно пошутить, то ли… и правда, влюбленность? Жанна не помнила, где впервые услышала эту фразу, но вынуждена была признать, что подходила она к сложившейся ситуации как нельзя лучше: «Душа в одном городе, тело в другом. Вот так и живу, непонятно как». Потому что какую-то очень значимую часть ее души Гексли забрала вместе с собой в Ростов. И один черт знает, как теперь вернуть ее обратно. — Если бы я сказала, что влюбилась в тебя, — задумчиво протянула Жанна, не спеша заканчивать предложение. — Интересно, как бы ты отреагировала на это? Тамары не было в сети, и с некоторой досадой Габен подумала о том, что подруга сейчас, наверняка, бредет домой с работы или встречается с кем-то — с тем же «гипотетическим молодым человеком», к примеру. Жанна не знала, что происходит в личной жизни Томы, есть ли у нее парень, насколько все серьезно между ними. Или не парень, а девушка, если предположить, что у Гексли вполне могла бы оказаться нетрадиционная сексуальная ориентация. Но предполагать это Жанна не собиралась, упорно отгоняя от себя подобные мысли: тогда возможность того, что их отношения могли бы однажды перерасти рамки дружеских, становилась куда больше. Габен немного жалела, что между ними ни разу не состоялся разговор о личной жизни. Это могло бы быть не слишком приятно и, в некотором роде, довольно мучительно, зато теперь не пришлось бы ломать голову, накручивая себя беспочвенными подозрениями и страхами. Москва — Ростов. У них обеих была своя собственная жизнь, свои семьи с учебой и/или работой. Какой вообще был бы смысл говорить о любви? Ведь с самого начала было ясно, что от этого ничего не изменится. Жанна никогда бы не смогла переехать на ПМЖ в другой город, где у нее есть всего одна, пусть и очень любимая подруга, но нет никаких гарантий, что она сможет там найти подходящее жилье и работу. С неполным-то высшим — ха! Мысль о том, чтобы добровольно уехать, оставив позади семью и друзей, ее пугала. Гексли тоже вряд ли пошла бы на такой подвиг ради нее. Да и не нужен он был: меньше всего Жанна хотела, чтобы Тамара, спустя год, два года или еще какое-то неопределенное время, обвинила ее в загубленной жизни и карьере. Габ не сомневалась, что однажды это непременно бы случилось, и тогда им обеим пришлось бы очень несладко. Ни одна не решилась бы переехать в другой город, чтобы стать ближе друг к другу. В принципе, это было даже хорошо. Жаль только, что электронных писем и редких телефонных звонков теперь оказывалось недостаточно, а тексты сообщений казались Габен суше и равнодушнее, чем раньше. Жаль, что, проведя несколько дней с самым замечательным и добрым человеком на свете, согревшись его теплом и пропитавшись оптимизмом, Жанна больше не могла довольствоваться одними письмами. — Если бы я сказала, что влюбилась в тебя, что бы ты сделала? — не меняя позу и интонацию, повторила Жанна. Она знала, что никогда не скажет Тамаре этих слов и была полностью уверена в абсолютной бессмысленности подобного поступка. Говорить о чувствах вообще было слишком наивно. Особенно тогда, когда от ответа на них уже ничего не зависит: глупо любить человека, с которым тебя разделяет тысяча километров. И все же не любить ее Жанна просто не могла. — Что ты будешь делать, если я влюбилась в тебя? А за окном все так же падал снег и завывала недавно начавшаяся метель. Скоро с работы должны были вернуться родители, да и старшая сестра обещала сегодня заехать в гости вместе с мужем и дочкой. За многие километры от нее Тамара только-только переступила порог дома домой и, разбирая пакеты с продуктами, думала о том, что было бы очень здорово еще раз съездить в Москву и снова провести там выходные: присутствия рядом обычно молчаливой и скупой на эмоции Жанны ей не хватало. На скуку и хандру времени попросту не оставалось. Да и Гексли скоро должна прислать обещанную ссылку на фильм. Потом… Возможно, когда-нибудь, Жанна действительно соберется в Ростов.