Kiss Kiss Bang Bang

«Йемицу, ты давно видел свою дочь? Записи не соответствуют действительности от слова "совсем". Или это у тебя такие извращенные понятия о том, как ведут себя обычные скромные японские школьницы? Я чуть экзистенциальный шок не заработал! Р». «Реборн, я два года дома не был, только табели из школы получал. А что, Цуна-тян все-таки немного повзрослела и стала серьезнее? С.Й.». «Йемицу, Да как тебе сказать, друг мой. Вот, например, это ее прозвище, о котором ты говорил... За слово "никчемная" в свой адрес твоя малютка натравливает на обидчиков своего дружка-бейсболиста, а то и сама бьет, отличный хук правой, кстати. Р». Было еще кое-что, о чем Реборн не счел нужным сообщать, потому что не хотел, чтобы Йемицу заработал инфаркт. Во-первых, Цуну чаще называли «ублюдочная Цуна» или «чертова сука Цуна», а во-вторых, до того, как Реборн повадился использовать на ней пули предсмертной воли, она принципиально не носила нижнего белья. С Реборном они на удивление быстро находят общий язык, состоящий из взаимных угроз и крайне чернушных шуточек. * Когда они с варийским Боссом встретились в первый раз, Цуна считала, что из достоинств у нее есть лишь: а) грудь размера С; б) «компания малолетних головорезов», как она «нежно» называла их про себя, или иногда при Реборне (киллеру импонировал ее юмор, черный, как у гробовщика в возрасте «далеко за сорок»). Аркобалено бы добавил и третий пункт: латентная кровожадность; он даже поспорил с Колонелло на пятьсот евро, что лет через дцать Донна Савада будет самостоятельно отрезать пальцы провинившимся и пытать наемников, посмевших покуситься на ее жизнь. Цуна бы посмеялась и посоветовала бы разорвать пари, если бы знала. Она в том возрасте терпеть не могла вида крови, не говоря уж о том, чтобы кого-то целенаправленно пытать. У Занзаса на тот момент тоже было полно комплексов. Оказавшийся приемным папаша, возжелавший отдать руководство семьей мелкой, бесполезной япошке (он ее еще не видел, но уже презирал); тонна шрамов; фактические шестнадцать лет против паспортных двадцати четырех; Вария, заметно выросшая за годы его ледяного заточения... Вслух он, разумеется, все еще называл своих офицеров «мусором»: все-таки, по мощи они ему ощутимо уступали; но опыта у них уже было на несколько лет больше, чем у него. Оставалось только орать, стрелять по стенам и хорохориться. И глушить по вечерам все горькое и огненное градусом выше сорока. Только ни стрельба, ни спиртное не могли исправить тот факт, что вся его команда (за вычетом «их высокородной задницы» Бельфегора и заколдованного Маммона) была де-факто старше него минимум лет на пять – или убедить папашу в том, что он, Занзас, гораздо больше Савады подходит на роль главы семьи. Когда Цуна поняла, что ее соперник на место Десятого Босса Вонголы не собирается утруждать себя приличиями типа приветствия, и просто смотрит в ее декольте... она спрятала польщено-довольную улыбку (понимая, что уже победила) и сообщила ему, что он – шовинистическая свинья. - Видит Бог, я не хотела становиться главой Семьи, но теперь я ей стану просто из принципа. Чтобы это место не занял проблемный безмозглый подросток вроде тебя. Занзас несколько секунд переваривал услышанное. Ни тон, ни тем более содержание реплики не подходили невинному лицу, огромным карим глазам и скромной школьной форме. - Тебе конец, мусор, - сообщил он, вызывая пламя. - Ну да, ну да, - цинично ответила Цуна, и, прежде чем перейти в гипер-режим, со сладкой-сладкой улыбочкой расстегнула две пуговицы на форменной рубашке. У нее было всего два достоинства, но она умела ими пользоваться. К сожалению, Йемицу тогда очень не вовремя их прервал, и дуэль за Кольцо Неба не состоялась. Зато уже после Конфликта Колец, в котором Цуна все-таки уделала его, и не хитростью, а силой, Занзас утешал себя тем, что просто засмотрелся в ее декольте и пропустил удар. С десяток ударов. Хотя... и правда, засмотрелся. В шестнадцать лет это простительно. * Цуна честно думала, что она со своим тяжелым характером и, политкорректно выражаясь, "полигамностью", замуж не выйдет никогда. Так что когда в десятилетнем будущем ее впервые назвали "синьора Лучиано", она как будто налетела на стену. Нашелся сумасшедший, польстившийся на ее сомнительные достоинства? Или это был холодный расчет из серии "Ничего личного, только бизнес"? Ее разубедила в этом только собственная счастливая, дебильная улыбка на свадебной фотографии. - Ямамото? А... синьор Лучиано сюда случайно не собирается? - Убит Бьякураном два года назад, Цуна. Вместе с кланом Рокка, он был их хранителем Облака. - И сколько?.. - Через два месяца после вашей свадьбы. Впоследствии Цуне очень хотелось настучать себе по голове за внезапно проявившуюся "девочковость". Любой женщине, пусть и в глубине души, но хочется "большой и чистой". И вот, трагическая лав-стори, преподнесенная ей на блюдечке с голубой каемочкой, вскружила ей голову. Хотя и то, чем она, по рассказам, стала в будущем, ей не слишком импонировало. Уничтожение колец после смерти Джузеппе Лучиано с формулировкой "не желаю, чтобы еще кто-нибудь из моих близких умер", по мнению Цуны, возглавляло список идиотических действий. Теперь, когда послезнание было на ее стороне, она собиралась исправить такое недоразумение, как смерть ее несомненно любимого муженька. В новом, подправленном варианте реальности, она познакомилась с Джузеппе Лучиано на четыре года раньше. Дедушка Тимотео продавил полную, пафосную церемонию наследования. Были представители всех семей альянса, в том числе ребята из клана Рокка. Красавчик-Джузеппе тоже присутствовал. Цуна была в узком, в пол платье без бретелек, черном как ночное море, и длинных белых перчатках. На чернявом, улыбчивом Джузеппе был классический черный костюм с белой рубашкой и небрежно повязанным галстуком. "Неудивительно, что я на него клюнула". Цуна не стала утруждать себя мелочами вроде официального знакомства. Она просто подала ему руку для поцелуя и с деланной иронией произнесла: - Угостите даму кокаином? Цуна вышла за него замуж как только ей исполнилось восемнадцать. Лихорадочно-счастливая, эйфорически легкомысленная. Почти прекратила злословить. Реборн скрипел зубами на тему "испортили девчонку", но высказать что-то подобное Цуне в лицо даже у язвительного Сквало язык не поворачивался. Пока два года спустя Джузеппе Лучиано не погиб в перестрелке, и на свет не выплыли его многочисленные интрижки на стороне. Цуна сминала в пальцах фотографии и распечатки переписок, пока не почувствовала, что запахло паленым: ее пламя Неба стало как никогда похоже на фирменное пламя Ярости Занзаса. - Знаешь, Реборн, - выдавила она сквозь зубы. - Я жалею только об одном. Что это не я пустила пулю в голову этому ублюдку. С этого момента Реборн мог бы начать отсчет, когда "латентная кровожадность" Цуны перешла в активную стадию. Новые «десять лет спустя»

я не хочу на бал мамуля там будет принц и я влюблюсь и мы поженимся и снова все будет так как в прошлый раз

Колонелло все-таки проспорил Реборну пятьсот евро. Донну Саваду в альянсе боялись как огня, и Занзас, будучи достаточно пьяным, даже начинал с грустью задумываться о том, что возможно «мелкий бесполезный мусор» вызывает теперь больший ужас, чем вся Вария вместе взятая... Обычно после этого он отправлялся и выполнял очередной заказ самостоятельно, с литрами «бонусной» крови, пытками и медленным, мучительным отрезанием конечностей, и настроение как-то сразу повышалось. Сама Цуна относилась к своей репутации с должной долей юмора и часто в шутку говорила, что она – сицилийский Саурон... Правда, как часто с недовольством говорил ее отец (к несчастью, по совместительству являвшийся еще и консильери Семьи), «Саурон вопиюще незамужний». Выходить замуж во второй раз Донна Цуна не хотела категорически. При одной мысли о том, чтобы снова надеть подвенечное платье и отправиться в церковь, у нее начинался нервный тик. Перед глазами вставало очаровательное, смазливо-радостное лицо покойного изменщика Джузеппе и ей приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не выйти в гипер-режим и не спалить к черту кабинет вместе с папашей. Во-вторых, она не желала делить свое личное пространство с кем-либо. После неудачно закончившегося замужества она стала редким ценителем свободы, и даже часто чокалась с бабником-Сквало на «семейных» торжествах, когда он выдавал свои неизменные тосты за «свободную еблю» и «секс без обязательств». Да и ко всему прочему, она совершенно не видела в своем окружении достойных кандидатов пусть даже на относительно фиктивный брак. Сквало, к ее большому сожалению, отпадал, потому что уже пару лет как раз состоял точно в таком же фиктивном браке (относительно фиктивном – женился по залету и с женой виделся от силы раз в полгода), какого хотелось Цуне, а с их схожим негативным отношением к «кабале семейной жизни» они могли бы быть просто идеальной недо-парой. Возможно, если бы Реборн был не таким же непроходимым бабником, и их не связывала давняя дружба... Но – нет, Цуна определенно не была готова пожертвовать дружбой и вечерними «посиделками» в тире ради статуса, одиноких вечеров и сифилиса, который Реборн в любом случае подхватит, если не станет разборчивее в связях. Поэтому, когда дорогой папочка в очередной раз вставил в разговор фразу об «одиноких холостых Боссах Вонголы», она устало поинтересовалась: - За каким лядом ты гонишь меня замуж? Я пробовала, и ты видел, чем это закончилось. - За итальянской фамилией, - проворчал Йемицу. – Цуна, девочка моя, ты что, хочешь, чтобы Одиннадцатым Боссом стал Занзас?.. Цуна тогда задумалась, но не стала шокировать папочку заключением «зачем выходить замуж, если можно просто родить ребенка?». На относительно скромном приеме по случаю собственного дня рождения, Цуна скучающе стояла в тени, у стола с закусками и медленно скользила взглядом по гостям, когда ее уединение нарушил Босс Варии. - Какого хрена я тебя искать должен, му... Савада? - Добрый вечер, капореджиме Занзас, вы как всегда любезны, - фыркнула Цуна, переводя на него взгляд. Занзас – Цуна отчетливо видела это по его глазам – хотел в резкой форме выразить ей свое недовольство за «капореджиме», ибо считал себя Большим Боссом, ни больше, ни меньше. Но даже у такого женоненавистника как он хватило такта не ругаться с «милой дамой» в день ее рождения, так что он ограничился тем, что с недовольной миной закатил глаза. - Оставь свои формальности для кого-нибудь еще, - он гадко улыбнулся. – Поздравления от нашего отряда, - и протянул ей подарочную коробку. Коробка была веселенькая, в розовую полоску, с розовым же бантом. У Цуны возникло подозрение, что подарочек ей сделали крайне мерзкий, с варийцев сталось бы запихать в коробку какую-нибудь гадость. Цуна сняла крышку. Она оказалась права насчет гадости. В коробке лежала человеческая голова. Нет, к головам Цуна привыкла, часто и сама с удовольствием их снимала, представляя на месте жертвы покойного муженька, но эта была не первой свежести (возможно, жаркая погода сказалась на сохранности) и дико воняла. С трудом опознав лицо главы враждебного клана, Цуна закрыла крышку. - Благодарю. Но в следующий раз – будь добр, храни такие подарки в холодильнике. Кстати, тебя тоже с прошедшим. Полагаю, мой подарок ты уже распил, - она достала из сумочки флакончик духов и щедро побрызгала на коробку, а потом и чуть-чуть на себя – сладковатый гнилостный запах уже успел пробраться в ноздри. Занзас усмехнулся – с долей разочарования и Цуна весело засмеялась. - Что смешного? - Мы знакомы десять лет, и ты все еще надеешься напугать меня подобной, - она поставила коробку на подоконник, - мелочью. Или ты так пытаешься за мной ухаживать? – загадочная улыбка сама собой появилась на губах. «Отлично, я флиртую с Занзасом», - меланхолично подумала Цуна, наблюдая, как в глазах Занзаса расцветает огонек удивления, а через мгновение губы кривятся в довольном оскале. – «Хотя…» Она окинула его оценивающим взглядом. Знойный итальянец, силен, безрассуден, кровожаден, владеет пламенем Неба. «Прекрасный набор генов», - цинично решила Цуна. – «К тому же, он стал относительно симпатичным... Пожалуй, стоит совместить приятное с полезным». - А если да? – спросил Занзас, явно что-то просчитывая. Цуна невинно пожала плечами, как бы нечаянно спуская с плеч шелковый платок. А когда в глазах Занзаса загорелся нужный ей огонек, прикусила губу, горячо глядя на него исподлобья. Занзас шагнул к ней, опустил обжигающе горячую ладонь ей на талию, и непривычно тихо, почти с кошачьим урчанием поинтересовался: - Когда ты сможешь уйти с вечеринки так, чтобы тебя не начал искать твой цепной кот? Цуна на мгновение опустила взгляд на его руку и улыбнулась уголком губ. - Дай подумать... нужно задуть свечи на торте, выслушать еще пару унылых тостов за мое здоровье и хотя бы раз показаться на танцполе... – она перевела взгляд на выход к подсобным помещениям: судя по суете, торт был уже близко, - ...полчаса и я буду совершенно свободна. Провести ладонью вверх по груди, скользнуть пальцами по горячей коже в вырезе рубашки, на пару томительных мгновений прижаться всем телом, взглядом обещая такое, что все шлюхи из «отелей» Дино Каваллоне оказались бы в пролете. Занзас отлично умеет держать лицо, но он на мгновение задерживает дыхание, и Цуна, отстраняясь, понимает: попался. Когда он выводит ее в середину зала под звуки сальсы (единственный танец, который Цуна научилась танцевать, не оттаптывая ноги партнеру), что Хранители, что варийцы мало-помалу выпадают в осадок. Первым, что закономерно, отмирает Маммон и начинает принимать ставки. Босс Варии никогда не славился терпением, поэтому слишком медленная (чертовы шпильки!) на его взгляд Цуна предсказуемо оказывается у него на плече. - Знаешь, Савада, - чуть хрипло смеется Занзас, сворачивая в коридор, идущий по направлению к спальням. – Если тебя так возбуждают головы твоих врагов, я могу дарить тебе по одной каждое Рождество. - Ммм... И каждый день рождения, если не затруднит. Хотя я предпочла бы живчиков. Люблю, знаешь ли, самостоятельно с подонками разбираться... ой! – Цуна замолкает, когда он слегка подкидывает ее на плече. Они регулярно спят вместе примерно месяц, пока Цуна не говорит ему, что это начинает попахивать настоящими отношениями, и пора бы все закончить, пока они не перестали друг друга презирать, не дай Бог. Весть о том, что Одиннадцатым Боссом ему уже не быть, настигает Занзаса в Рио-де-Жанейро, под Рождество, когда он уже думает было позвонить «мелкому бесполезному мусору» и позвать ее поразвлечься с местными конкурентами, которые жаждут откусить кусок от трансатлантического кокаинового трафика Вонголы. Жадные бразильские ребята связаны по рукам и ногам и думают, что им пришел конец, когда Босс Варии внезапно делает им предложение, от которого невозможно отказаться. В глазах Занзаса горит огонь преисподней, когда он ставит им единственное условие: они будут жить и даже получат маленький кусочек трафика, если им удастся в кратчайшие сроки избавиться от Донны Савады. Через две недели Занзас получил первую в череде премерзких бандеролей. Цуна присылает ему правую руку одного из несостоявшихся убийц. Луссурия, быстро, с острым выражением брезгливости на напомаженном лице, осмотрел руку и сообщил, что либо у Савады на вооружении есть парочка джедаев со световыми мечами... либо она долго и с удовольствием отделяла руку от тела своим пламенем. - Ну надо же, - произнес Занзас, прикидывая на ком бы это опробовать – сам он до такого использования пламени Неба не додумался. – У нас случайно свободных заказов не завалялось? Луссурия поперхнулся, Сквало, присутствовавший при осмотре, заржал. - Босс, ты меня пугаешь. - Считай это исследовательским интересом, - мерзко ухмыльнулся Занзас. Цуна улыбалась как Харли Квинн при виде «мистера Джей», методично ломая незадачливому наемному убийце пальцы. Гокудера стоял у двери и при каждом вскрике морщился, поглядывая на часы. Он предпочитал избавляться от врагов быстро и эффективно – либо шашку динамита в штаны, либо две пули в лоб. На то как «развлекается» Десятая он смотреть не любил. Мукуро бы оценил изощренность методов, Хибари бы одобрительно хмыкал, Ямамото... Ямамото бы стоял рядом и улыбался своей фирменной дебильной улыбкой, пугая жертву еще больше: два маньяка по одну душу определенно хуже, чем один. Гокудеру же при виде медленно отпиливаемых конечностей начинало тошнить. Аккуратист. Цуна смотрела на подвывающего наемника и все так же пугающе улыбалась. - Значит, на атлантический трафик покусились? И Занзас обещал вам свободу в обмен на мою голову? - С-с-сама догадайся, чертова баба... Гокудера, зная нравы своей начальницы, присвистнул, достал сигареты и отвернулся, прикуривая и гадая, чего захочет лишить Цуна очередного «мерзкого шовиниста»: языка или... Следующей пришла голова неудачника-Карлито. Карлито был загримирован под Джокера, и кто-то (Занзас серьезно подозревал, что Савада делала это самостоятельно) даже подколол ему булавками щеки, чтобы бедняга улыбался и после смерти. В этот раз посылка была с запиской. «У этого ублюдка было отвратительное чувство юмора. Предупреждай хоть своих песиков насчет моей милой привычки кастрировать шутников за шовинистические реплики. А то их у тебя совсем не останется». Занзас с интересом опустил челюсть Карлито. Подозрения подтвердились: Савада засунула яйца бедняги ему в рот. На громкий, крайне веселый смех в комнату заглянул Сквало. - Вой, Босс! – мечник заметил на столе Занзаса «подарочек» Цуны. – А. Опять Савада чудит. - Santa Maria, эта женщина определенно знает толк в извращениях. Сквало весело фыркнул: - Ну, тебе лучше знать, - с трудом узнав под гримом Карлито, он грязно выругался. - Твою же мать, этот говнюк был мне денег должен! Почему Савада просто не отрезала ему что-нибудь менее нужное, как предыдущему?.. Цуна поднесла чашку к губам и глубоко вдохнула кофейно-миндальный аромат. - М. Цианид в кофе. Какая банальщина. «Новая обслуга» откинул поднос и потянулся к пистолету, но так и не успел коснуться рукояти: на его горле сжались львиные зубы. Посылка ждала Занзаса на столе, утром, как раз когда они со Сквало возвращались со дня рождения «Гарцующего Пони». Сверху, как и в прошлый раз, лежала записка. «Благодарю за прекрасный львиный корм. Нацу даже был достаточно любезен и оставил бедрышко для твоей Бестер. Может быть, уже пришлешь мне кого-нибудь поинтереснее?» - Супи-Супи... – преувеличенно печально качала головой Цуна, глядя на изрядно побитого в драке, привязанного к стулу Суперби Сквало. – Ты теряешь форму, дорогой. Тебе нужно больше тренироваться. Сквало мрачно смотрел на нее исподлобья и молчал. Причем даже не столько из верности Занзасу, сколько из нежелания лишиться самого дорогого. Опыт Карлито ему повторять совершенно не хотелось. - Я полагаю, наш общий знакомый так попытался поздравить меня с Днем Святого Валентина? – невинно улыбнулась Цуна, глядя на календарь и потирая костяшки пальцев. - Предвкушая твой следующий вопрос: мою голову в качестве ответного подарка он не оценит. Ямамото, сзади цепко придерживавший его за плечо, весело фыркнул, а Цуна легкомысленно махнула рукой. - О, никто не собирается тебя убивать, моя милая Фантина. Правда, тебе придется немного пересмотреть приоритеты. И пока Сквало гадал, кто такая Фантина и почему его с ней сравнивают, Цуна с пугающе милой улыбкой достала из ящика хорошо заточенную опасную бритву. Сквало вернулся в варийский особняк мрачным, избитым и лысым. И застал босса в кабинете, озадаченно рассматривающим изящное серебристое панно. - Ну охуеть. Значит, эта тварь сделала из моих волос сраное макраме. Занзас поднял голову. Глаза на мгновение расширились. Суперби показалось, что он слышит нечто, похожее на хрюканье. А, нет, не показалось. - Хватит ржать. Хрюканье только стало громче и в итоге превратилось в полноценный хохот. - Мои дорогие назгулы, - обворожительно улыбнулась сидевшая во главе стола Цуна. – Поздравляю вас, Рочетти наконец-то самоликвидировались, не без помощи нашего дорогого капореджиме Занзаса... - Какой я тебе в жопу капореджиме? Охуела, Савада? - ...и его доблестной команды. Средиземноморье наконец-то перешло в наше безраздельное владение. И нет, «охуел» кое-кто другой, не будем показывать пальцем. - Самый милый подарок ко дню святого Валентина, который я получала. Спасибо, - Цуна подошла ближе и оперлась бедром о край стола, сложив руки на груди. – И не жалко тебе было милашку Супи? Я ведь могла его покалечить. Занзас фыркнул, провожая взглядом выходившего последним Гокудеру. Цуна совершенно его не боялась. Возможно, зря. - Ты не любишь убивать интересных оппонентов. Дура. - У всех свои слабости. - Не обманула меня, Савада? - М? - Ты плоская как доска. - За исключением груди, ты хотел сказать. - О, да, сиськи у тебя что надо. - Спасибо, твой член тоже ничего. Занзас медленно поднялся с места. Они с Цуной стояли вплотную друг к другу, их разделяло меньше пяти сантиметров, но последнее движение навстречу делать никто не спешил. - Как тебе панно? - Мне больше понравилось, как качественно ты побрила черепушку Акуле. Эти патлы меня бесили. - Вообще-то, ему повезло. Я сначала подумывала пустить его на рыбные котлеты. Как в «Суини Тодде». Ямамото меня отговорил. Кстати, когда я его брила, он рыдал как девчонка над потерянной девственностью. - Ты сделала одолжение его сопляку, он хоть перестанет считать, что у него две мамы. - Не поверишь, это был один из доводов Ямамото. Занзас весело усмехнулся, забрался пальцами под ее рубашку и положил ладонь на не такой плоский, как казалось со стороны, живот. - Я бы мог его выжечь прямо сейчас. - Я могла бы выжечь тебе яйца, если бы ты попытался. - Ты всегда пускаешь этот аргумент в ход на переговорах? - Частенько. Ладонь сместилась с живота на поясницу, а через мгновение Занзас подхватил Цуну под ягодицы, так что их глаза оказались почти на одном уровне. - Ты ебнутая маньячка. Поцелуй. - Я тебя тоже. Еще один. - Тебе самое место в моем отряде. Болезненный укус в шею. - Я согласна. * Йемицу могла бы понравиться новая итальянская фамилия Цуны, если бы не маленький нюанс в виде скорого на расправу маньяка-зятя. The End