Лисьи шалости

Ночь полна запахов. Человек не чувствует подавляющее большинство из них, даже если обладает таким же обостренным обонянием, как могучий Мрак. Лишь зверю дано понять и распознать все, что происходит вокруг него, учуять смерть и дикую жажду. И страх. Олег лежал на сене, зарывшись лицом в душистые колкие стебельки. Пальцы перебирали обереги, которые вчера оказались бесполезными, а губы что-то шептали - но не заклятья, не заклятья... Та женщина, что приходила к нему накануне, была мертва. Если бы он вовремя не спохватился, то она могла бы и его превратить в мертвеца. Он гадливо передернулся, вспомнив бледное лицо и широченные, в пол-хари, глазища. Все равно что с упырем обниматься, пусть он и сказал друзьям, бахвалясь, что мертвячка была красивая. Припомнилось ощущение прохлады, шедшее от ее тела и настойчивых рук. Наверное, при жизни была красавицей... Почему так получается, подумалось ему с горькой досадой? Их дурню несказанно повезло, обзавелся подругой - ни много ни мало, богиней, да не какой-нибудь ручейницей или берегиней: сама Дана обратила благосклонный взор! Вон, даже дитенка ему родила, говорит, героем будет... Конечно, героем! Богини простых смертных не рождают. А они с Мраком, как два одиноких перста посреди пустоши. И если суровый оборотень просто не нашел пока для себя подругу по сердцу, то ему, Олегу, никогда не суждено обзавестись семьей и детками. Он не жаловался: познавать тайны судеб проще в одиночестве, волховство не терпит, когда изменяешь ему пусть даже с лучшей из женщин. И все-таки грызло что-то внутри, обида брала, что дураку все досталось задурно, а тот своего счастья не ценит! Что за мир такой, где умный или сильный сидит хуже дурака?! Из дома доносился мощный храп Таргитая. Олег слышал его даже через бревенчатую стену сарая. Мрак голоса не подавал - видно, опять бегает где-то в волчьей шкуре, ночь нюхает, мышкует... Интересно, останутся ли в селе живые коровы после его забав? Впрочем, Мрак никогда не убивал потехи ради, волки лучше людей... Олег притих, задумался, мыслил о Высоком, о нужном, познавал устройство мира... Уже начал похрапывать, проникая разумом в глубины бытия. Дверь сарая тихо скрипнула. Женщина вошла тихонько, без шороха, словно ничего не весила. Олег, проснувшись, вскинулся, распахнул глаза, чувствуя, как позорно трепещет сердце заячьим хвостиком. Он боялся, что это опять та, в саване - хоть и растворилась с рассветом, но кто ее знает? Тут и мертвяки непонятные! И одновременно почему-то мучительно жаждал, чтобы - снова, чтобы - холодные руки, несущие облегчение, чтобы - черные омуты-глаза, где не жаль утонуть. В ноздри пахнуло живым, тепленьким. К боку прижалась тонкая фигурка, умащивалась, потираясь щекой о плечо. - Лиска? - выдохнул он изумленно. - Ты чего тут?.. Она не ответила, возилась, будто хотела вырыть в сене норку и залечь там в спячку. Теплые пряди волос скользнули по руке Олега, и он невольно пропустил их сквозь пальцы. Лиска фыркнула, потянулась - и в ноздри ему ударил запах крови. Волхв так и подскочил: - Эй, ты как? Не ранена? - Ты так говоришь, будто надеешься, что я умираю, чтобы полечить! - тихонько засмеялась девушка. - Все в порядке, это не моя кровь. Твой друг сегодня задушил пару куриц на ужин, и я... не удержалась. - Не рискуй так! - встревожился Олег, находя в полутьме ее пальцы и крепко сжав их. - Это Мраку все одно, он всегда волк, даже когда человек, а у тебя так не получится! - Я люблю ночь и охоту, - просто сказала Лиска. Глаза ее блестели в свете тусклой луны, как два фонарика. - В такие ночи разум должен остаться позади. - Поэтому я и сижу тут, - буркнул Олег. Они немного помолчали. Лиска утерлась рукавом, отряхнулась, снова превращаясь из хищника в обычную девчонку, только очень красивую. Улеглась совсем близко, прижалась, шепнула тихонько: - Она была очень красивая? Лучше меня? Удивившись, с чего вдруг вспомнила исчезнувшую мертвячку, Олег повернул голову. Глаза у Лиски позеленели от злости и ревности, она слишком близко, дышит тяжело, теплая грудь касается его локтя. - Красивая, - признался волхв. - Только очень холодная. Как брюхо у жабы. Лиска хмыкнула, приподнялась, коснувшись узкой ладошкой его груди. Вот странность: легкая девичья рука удерживает на месте прочнее цепей! - Лежи, герой, - шепнула она. - Тебе самое время познать еще одну тайну бытия! Олег так удивился, что даже не стал противиться, когда маленькие руки стянули с него волчовку и ласково погладили напряженные мышцы плеч. - Не бойся, - пробормотал из тьмы за закрытыми веками ее голосок. - Я не сделаю плохо. Ты мне очень нравишься, Олег, Олежка мой... Она прижалась, как бездомный лисенок, гладила по лицу, искательно терлась носиком... - Лиска, ты же помнишь... - севшим голосом сказал он. - Помню, ты говорил, что сам рыжий, а рыжих не терпишь! - кивнула девушка. - А ты не терпи. Ты люби. Сдавшись, Олег резко выдохнул и прижал девушку к себе, гладя ее волосы, касаясь губами дрожащих ресниц и обводя кончиками пальцев острые скулы. Она подмащивалась, как котенок, вертелась, будто увиливая от ласки, а на деле лишь приникая теснее и теснее. Он нащупал гладкие полные грудки с остренькими кончиками, они очень удобно легли в ладонь, почти поместившись в его широкой горсти. Со сладким ужасом понял, что обратной дороги не будет, вон Лиска уже постанывает, когда грубая кожа его ладоней шершаво проходится по нежным соскам. - Хитрая ты! - шепнул он и сам удивился той нежности, с которой сказал. - Лисичка... Она хихикнула, дотянулась, прижалась губами к губам. Олег снова как будто тонул, но в этот раз все было иначе, чем с той мертвой девкой. Та затягивала в черный омут, чтобы утащить его с собой, чтобы ненавистный живой стал таким же холодным, как она сама. А Лиска, лисочка - теплая, мягонькая, так и льнет, только что не мурчит по-кошачьи. Он вздохнул, стиснул зубы, чувствуя, как нарастает в чреслах жар. В родной деревне с девками по весне не любился, не до того было, а как изгнали, вовсе несется уже который месяц, высунув язык, не до отдыха! И как это Тарх, ленивый дурень, успел усех баб, хоть и по дороге? - Ты только не насильничай, - шепнул он из последних сил. Лиска подалась вверх, прикусила остренькими зубками мочку уха. - Не буду, - серьезно согласилась она, заботливая, как всегда. От ее серьезности пробрало холодком ужаса, но - вот странно! - впервые в жизни страх у волхва сопровождался удовольствием. Он ахнул, ощутив над собой жаркое, а себя - словно в огне. Лиска тихонько зашипела, глаза ее разгорелись, как звезды, наклонилась, вжав его в колючее сено, целовала и нацеловывала снова и снова, как одержимая... Стискивая зубы и хмурясь от стыда, он гладил остренькие кончики ее грудей, подаваясь вверх и слыша ее глухие стоны. Это было сладко, это было необычно и горячо, жарче, чем Пески. Девушка из мира, где солнце обладает силой убивать, сама была под стать ему - сильная, страстная, но она не опаляла, а грела его своим теплом, вытравливая из души лютый мороз. Олег притянул ее еще ближе, с восторгом чувствуя, как быстро вздымается ее грудь и трепещет сердечко под его ладонью. - Олежка, Олежек мой любимый... - шептала она и снова кричала, кусая губы, беспрестанно - только его имя, больше ничего. Он все же не удержался под конец, дал волю тому зверю, что сидит в каждом мужчине, и подмял девушку под себя. Но Лиска была не против. Она сама поймала его руку и положила ее на средоточие своего удовольствия. Познавая ее тайну, Олег безжалостно потер и потеребил мягонький бугорок, и Лиска кричала уже без остановки, прижимаясь, гибкая, красивая, кусая его за плечо остренькими зубками. За стеной Мрак, уже в человечьей личине, вошел в дом, поплескался над бадейкой, смывая куриную кровь, прислушался волчьим слухом - и усмехнулся чему-то. - Мра-ак, - жалобно протянул Таргитай, приподнявшись на лавке. - Чего они там? Дерутся, что ли? - Ага, - ухмыльнулся оборотень. - Лиска побеждает. Спи давай! Волхва нашего давно надо было от излишнего ума избавить, а то мудрый стал слишком, убивать пора... Он лег в сенях, почти сразу уснул, набегался за ночь. А Таргитай еще долго лежал, не в силах задремать, сочувствовал бедному Олегу, которого мучает злая Лиска, и сердился на грубого Мрака, который не хочет помочь другу.