Of Mice & Men – My Understandings
«Только Вы способны сделать свою жизнь такой, какой захотите, Только Вы способны преломить диктатуру и создать свои правила, Только Вы решаете, как Вы будете поступать, Только Вы можете сделать себя счастливым, Потому что Вы – личность» Лживые словечки из ящика с телевещанием, которые произносят эти же рабы диктатуры. Яркие, красивые, эффектные, личности, из которых, по сути, и слеплено все общество – стайка пестрых рыбешек, не таких как все (нет, на самом деле; они идентичны полностью). В таких стайках редко встречаются серо-голубые рыбешки с легким серебристым отблеском, которые не пытаются плыть впереди, не пытаются стать вожаком стайки. Они лучше сразу залезут в рыболовную сеть, потому что их просто тошнит от всего происходящего вокруг. - Можно ли быть счастливой рыбой в стайке пеструшек? - Одиноким – нет. Часто ответы Сехуна, даже после того, как он закончит разговор, отдаются в голове Ханя, не понятно почему, просто заседают там надолго, на самом глубоком дне. Даже если это интернет – сообщения с кучей смайлов – сердец сапфирового цвета.***
На берегу уже достаточно холодно, ветер, треплющий поверхность морской глади, становится сильнее и порывистее, сначала собирая все неровности воды в какие-то с виду мертвые волны, проносится по песку, вырывает из него некоторые песчинки и бережно кладет их к ногам, тем временем будто стараясь стереть вырисовывающиеся черты эмоций с лица. Они на самом деле лишние, за последнее время все слишком устали, да и уже нет желания. И сил. Даже то, что творится внутри, хочется скомкать и выкинуть. «Но я вижу, да, это должна быть та любовь, О которой я мечтал и если мы взобрались так высоко, Я клянусь, мы никогда не умрём.» До полудня еще долго, сейчас очень раннее утро, из-за чего граница горизонта и морские очертания тускнеют, накрытые покрывалом густого светло-серого тумана. Песок на этих берегах гораздо лучше, чем на остальных, он не такой мелкий, практически совершенно белый и просто привычно выглядит. Здесь проведено много времени и воспоминания невольно ударяют в голову словно алкоголь одно за одним. Опять ветер. Треплет идеальные темно-шоколадного цвета волосы, которые когда-то кем-то были погружены в облако сигаретного дыма, похожего на сегодняшний туман. Лухан закрывает глаза и вдыхает большую порцию свежего воздуха, выдыхая практически со слезами на глазах. Это не нормально. Мандраж рассыпает немного мурашек на тело, худые бледные руки, заставляя дрожать и, подобно черепахе, засунуть голову поглубже в свой панцирь – длинную светло-голубую длинную куртку с черными вставками. Она странная, да и сейчас не так холодно, можно было бы надеть любимое пальто, но Сехун был бы зол. Обычно, когда возникают трудности в идеальной лагуне, бережно созданной рыбешками, Лухан спрашивает с надеждой увидеть поддержку в глазах напротив: - Всё ведь будет хорошо? - Не сомневайся. В этот раз бессмысленно спрашивать о чем-либо, потому он знает, что все плохо. И все будет плохо, потому лагуна растопчена, стерта с лица Земли. Какой бы она не была, она всегда построена на дне пучины, и всегда окружена пеструшками с их проблемами, с их агитациями, с их порядками, настолько агрессивными и тоталитарными, что жить там невозможно в одиночку. И вся эта лагуна – простая видимость, на самом деле ее и не было. Но она была. Она была для Лухана и Сехуна. В их голове и душе. Это на самом деле можно было назвать счастьем, в существовании которого сомневались обе рыбешки, живущие порознь, не встретившись однажды. - Когда я в первый раз столкнулся с тобой, я подумал: «Какой же он грубый и высокомерный…но что-то в этом есть.» - Я подумал точно так же. - Это на уровне каких-то частот мозговых импульсов. Слезы катятся по бледным, гладким щекам и это уже невозможно остановить. Хочется подбежать к каждой пеструшке и задушить ее собственными руками, душить и смотреть, как она умирает. Эта стая неразумных тварей, которая ведет свою жизнь, создает свои законы, борется за них, пропитывает чужие мозги религией, потерявшей свое первоначальное назначение, навязывает какие-то принципы. Они ведут споры о том, что же есть истина, они воют, они убивают друг друга. Иногда этой взрывной волной может зацепить и серебристую рыбку, которой и дела нет до их дебатов. Но она погибнет. Погибнет, как сотня других рыб, и пеструшек, и возможно, собратьев. «Сегодня, в 7:15 по местному времени в метро на одной из самых крупных станций мегаполиса произошел взрыв. Погибло большое количество человек, среди которых были люди, спешащие на работу, дети, беременные женщины и старики. Так же установлено, что теракт устроили протестанты, с которыми…» Тогда дальнейший заготовленной текст Лухан не услышал, он просто не мог. Теле – ящик – это страшная вещь. Плачь, кричи, разрывайся на миллионы осколков – тебя никто не услышит. Теперь ты не нужен никому.***
Лухан много думал после этого. Настолько непривычно быть одному. Даже сейчас в этом ветре, в этом воздухе ощущаются тонкие бледные запястья, пальцы, вольно гуляющие по шее, шепот куда-то в затылок и переплетение рук вокруг талии. Как это было всегда. Вместе с «всегда» волнами смываются плоды фантазий. Чайки отчаянно кричат где-то рядом. Маяк вдали уже не подает признаков жизни, лицо, утопающее в слезах становится частью соленого водоема. Но ненадолго. Делая последний шаг, уходя вниз, в морскую пучину, он признает поражение в игре. Возможно, это неправильное решение, но на этом дне все неправильно. Кроме любви твоей мне нету моря.