Еще ничего не кончено

Занзас сидит в больничной палате и думает. Голова у него болит так, словно по ней прошлись пару раз гаечным ключом. Стоит закрыть глаза — расплываются цветные пятна. Поддерживающий искусственное дыхание аппарат вкупе с белыми стенами и запахом медикаментов приносит слишком много воспоминаний, от которых он очень долго и тщательно избавлялся. Здесь достаточно тихо, чтобы настенные часы отдавались шумом в ушах. Раздражает и дыхание лежащего перед ним Сквало, которое отчего-то не слышно на фоне остальных звуков. Занзас закрывает глаза и шлет цветные пятна ко всем чертям. Если он не подумает сейчас, времени думать больше не представится. Первое, что приходит на ум — и уходить никуда не собирается — Сквало. Тупой раздражающий Сквало, который так глупо подставился под удар. Надо поменьше бить придурка по башке, замечает Занзас. Когда его почти съела акула, все было совсем по-другому. Откусят что-нибудь — откачаем и приделаем обратно, не через такое проходили, черт возьми. Лишаться конечностей Сквало было не впервой. Зато пересадка сердца оказалась не такой уж простой задачей. Время уже за полночь. Палата освещается яркой лампой, и этот свет совсем не такой, какой бывает обычный свет в помещениях. Здесь все называется нарицательным «больничный». Хочется выпить или сжечь что-нибудь. Где-то в других коридорах, должно быть, еще остались дежурные врачи... Занзас вслушивается в тишину и ждет, чтобы Сквало открыл глаза. Можно же не кричать, заткнуться ради исключения и просто посмотреть. Мусор. Тупой раздражающий мусор. Занзас не скажет, что не стоило его прикрывать. Не видит смысла. Если дать Сквало возможность вернуться в ту самую секунду, он не изменит своего выбора. Глупо ждать чего-то другого от человека, который искал способ освободить его восемь лет без всякой мысли сдаться. Цветные пятна перед закрытыми глазами темнеют и исчезают вовсе, когда Занзас разбивает проклятые часы. Осколок стекла впивается в руку, из свежей царапины медленно капает кровь. В голове немного проясняется, и он слышит, наконец, это чертово дыхание. Теперь хочется выпить и прилечь хоть на пару минут. Но для этого Сквало должен открыть глаза. Занзасу ведь хватит одного взгляда, чтобы выбросить из головы эти нелепые мысли. Операция по пересадке сердца. Вроде смешно, но Занзасу как-то не до смеха. — Ничего еще не кончено. — Повторяет он почему-то вслух, будто кто-то его услышит. — Приказа подыхать не было. Ему вспоминается бледное лицо Сквало за день до приезда в эту палату. Такое бывает только у нездоровых людей, каким бы выносливым он ни был. Но даже тогда Сквало ухмылялся по-прежнему, скалясь во всю свою акулью пасть. Рыбина, чего уж там. Волосы, думает Занзас, совсем не белые. Или это все чертов больничный свет. Дернуть бы за прядь так, чтобы он вскочил и разорался на всю округу. Сквало не реагирует, хотя дергает Занзас знатно. Еще чуть-чуть, казалось бы, и нет головы. — Отлично, мусор. Для полного комплекта тебе только от головы избавиться. Занзас откидывается на неудобном стуле, снова закрывает глаза. Представляет окровавленную дыру в груди Сквало и тяжело выдыхает. Думать об этом в таком положении трудно. Деваться только некуда. О, Мадонна, сейчас бы выпить. Поднимайся уже, никчемный мусор! Занзас вспоминает, как он сам не так давно пребывал в больничной палате. Почти такой же, только в Японии; шумная там палата. В Японии вообще все совсем иначе, но если выбирать между той суматохой и оглушающей тишиной — первое всяко лучше. Там Сквало ухмылялся. И выполнял приказы без особых возражений. Такие, вроде него, отпугивают людей — потому что похожи на психов. Сквало сумасшедший настолько, что не испугался броситься акуле в пасть или обзавестись дырой в груди. Псих он не больше, чем того требует работа. И если других эти ухмылки пугают, для Занзаса оно вроде: «Хрен я сдамся, чертов босс». Что-то незаметно, мусор. Занзас уже точно не знает, сколько он тут сидит. Единственное, что могло на это указать, лежит у его ног негодным хламом. Сквало ждал восемь лет без каких-либо доказательств или гарантий. Не позволял сбить себя с пути, и в Занзасе он не сомневался. Дождался ведь, а? Ты тоже подожди, чертов босс. Все дежурные врачи, должно быть, спят на своих постах. Аппарат поддержки искусственного дыхания работает исправно и вырывает откуда-то из сознания уставшего Занзаса ненужные, давно забытые воспоминания. За окном уже начинает светлеть. Они находятся здесь двое суток и не сдвинулись ни на йоту. Слишком яркий свет больничной лампы уже перестает гореть, когда с койки доносится едва слышимое шебуршание. Сквало разлепляет глаза ни то с трудом, ни то с неохотой. Он лежит и смотрит в уставшие глаза Занзаса. Кривит губы в усмешке. «Хрен я сдался». Занзас выдыхает, вновь дергает за прядь длинных волос не очень сильно. Сердце есть, а голова еще, пожалуй, пригодится. Тишина все же перестает душить, и они одновременно закрывают глаза. Занзас встает, смотрит на уснувшего Сквало и выходит за дверь. Сейчас он выпьет, а потом отоспится как следует. Или наоборот. С возвращением капитана в Варии снова станет шумно и суетливо. Можно с уверенностью сказать, что этому шуму будут рады. Думать здесь, пожалуй, больше не о чем. Да и какая разница, что у Сквало там — в грудной клетке? Пока он раз за разом поднимается и скалит свою акулью пасть, Занзас знает, что еще ничего не кончено.