Хаос

— За что мне все это? Вот ведь идиот. Превратил группу в цирк — получай теперь. — Маврин бьется головой об стену. К стулу привязан Максимов. Возражать не смеет. В студию заваливается Алексеев. Вид, мягко говоря, помятый. Оба смотрят на него с надеждой, но Алексис забирает гитару и на выход. — Не уходи, — Сергей преградил ему путь. — Поговорить надо. — Я думал, мы вчера поговорили. Вот ты мне точно всё сказал. Ярким тому аргументом служил шикарный фонарь под глазом Алексеева. Вопрос, кто в этом виноват, отпал автоматически. — Ну, я погорячился вчера, бывает. — Погорячился? Это сейчас так называется? С Холстининым и Кипеловым ты тоже погорячился? — Стоп. А они-то тут причем? — Ты повспоминай. Отпустит — звони. — Стоять на месте. Я требую подробностей. — Подробности привязаны к стулу. Алексис ушел, Максимов попытался изобразить потерю сознания. Маврин радовался внутри, уж подробности-то точно от него никуда не убегут. — Максимов, о чем он говорил? Я знаю, ты меня слышишь. — Я-то откуда знаю? — Заметь, если что, убежать ты не успеешь, да и не сможешь. — А чего сразу я? Идея-то изначально твоя была. — Максимов, ты — садист! И я тебя сейчас стукну. — За что? Я ничего еще не сделал. А про Холстинина с Кипеловым ты сам придумал. — Аааааа! Что я придумал? Почему у Алексеева глаз подбит? И при чем, твою дивизию, тут Кипелов и Холстинин? При чем, я спрашиваю? — переходя на визг. — Да не ори ты хоть, и так хреново. Ты сказал привести тебе их — я и привел. Я же не думал, что ты нажрешься с Холстининым и станешь состав группы менять. То есть, в том, что ты нажрешься, я не сомневался, но что с таким исходом. — Ой. А сам-то. Мог бы и остановить. — Алексис попытался. В кладовке что-то рухнуло. — Стыров? — Нет. Удалов. Ты его на край положил. А Холстинин на полу, ему некуда падать. — Так. Стоп. Я же просил Кипелова привести, а не Удалова. — Макс тоже хорошо поет. А Кипелов, когда про состав услышал, свалил сразу. — Охренеть! — Охренел я, когда ты заявил, что и басиста намерен менять. В кладовке опять что-то рухнуло. — Харьков? — Нет. — А Дубинин бы обязательно сматерился. Стыров? — Грановский. Из Стырова басист никакой. Я проверял. — Грановский?! Охренеть! — Согласен. Я совсем охренел, когда он меня к стулу привязывал. — А Стыров тогда где? Я помню, он вчера был. — Похоже — это единственное, что ты помнишь. Он проветриваться ушел. Ну и расписал же ты его вчера, надеюсь, он там ни с кем не встретится. — А повод? — Ты сказал, что Удалов в разы лучше поет. Ты сам идиот, превратил группу в цирк и далее по тексту. — За наглость, — отвесил Максимову подзатыльник. — Может, развяжешь уже? Развязал, позвонили Алексееву, вернулся и Стыров. Пленников из кладовки выпустили. Маврину пришлось долго слушать, кто он есть на самом деле и еще дольше извиняться.