Я много чего тебе не говорю. Не то, что бы не договариваю. Просто не говорю, держу это в себе. Не стоит тебе такого знать. Я знаю, что тебя это совсем не интересует и, если бы я однажды признался тебе в том, что не полностью открываюсь тебе, ты бы даже не спросил почему. Грубо, но правда – тебя это мало интересует. Скорее всего, я тебя тоже мало интересую. А если эта тема тебе и интересна, то ты этого не показываешь. Вот такой ты человек. Иногда мне очень сложно понять, что у тебя в голове и на душе. Чаще всего я вообще не понимаю и лезу к тебе со всякими глупостями, за что получаю тонфами по голове.
Но эти чувства тебе не открою. Я часто думаю над тем, какой была бы твоя реакция, откройся я тебе. Может, ты бы, как обычно, ударил меня непутевого, может, сказал бы, что я идиот, или просто рассмеялся мне в лицо. Мне нравится мучить себя этим день за днем. День за днем я прокручиваю все эти мысли и чувства у себя в голове. Я не могу объяснить их, не могу уйти от них, не могу заставить их исчезнуть. Знаю лишь, что они пробуждают темноту, гниль внутри меня, которую никто видеть не должен. Я хотел бы, чтобы никто никогда не видел эту отвратительную часть меня, но, увы, механизм запущен. Мне не по силам остановить его.
Каждый день я возвращаюсь к этой мысли: кто я для тебя? Просто извращенец, влюбленный идиот, навязчивый учитель с замашками педобира или все же кто-то другой? Чувствуешь ли ты ко мне то же, что и я к тебе? Наверное, нет. И вообще, может, для тебя это просто игра. Но точного ответа я никогда не узнаю. Потому что никогда не спрошу.
Я никогда не расскажу, что во мне бушует жуткая ревность, когда ты не со мной, когда ты не сидишь рядом или напротив и не смотришь на меня этим суровым взглядом. Ты редко отвечаешь на мои сообщения, звонки. Сам не пишешь и не звонишь никогда. Я привык. Привык к твоему холоду и безразличию. Иногда мне начинает казаться, что твой холод уже не пробирает до костей, заставляя сжиматься в клубок, а согревает теплым пламенем. Настолько я привык. Боже, я точно мазохист.
Я ревную тебя ко всем. К живым существам и неодушевлённым предметам. К Цуне, к Ямамото, к Кусакабе, к твоей школе, которую ты так любишь, к твоим документам, которым ты уделяешь так много внимания, ко всему. Я так боюсь, что в один день я исчезну из твоей жизни, стану ненужным тебе. Уйду в прошлое, так, по сути, и не быв твоим настоящим. До жути боюсь отпустить тебя. Просто не хочу, чтобы ты ушел. Ушел и оставил меня. Разбитым и потерянным. Я знаю, если я буду удерживать, в один день тебе это надоест, и ты точно исчезнешь. Но, просто отпустить тебя я не могу. До смерти боюсь потерять тебя.
Если я стану для тебя никем, если ты уйдешь от меня - я потеряю все. Моя голова станет пустой, мое сердце не будет биться, я забуду, как дышать, забуду, что есть что-то кроме внутренней пустоты. Я потеряю себя в серости этой жизни. Стану живым мертвецом.
Скорее всего, это все дурость. Узнав все это, ты решил бы, что я сдурел. Но нет. Я просто одержим. Одержим тобой. Одержим тобой, Кёя. До боли, до искр в глазах, до помутнения сознания я одержим тобой. Одним тобой.
Все равно любовь моя - тяжкая гиря, ведь висит на тебе, куда ни бежала б.
Дай в последнем крике вырвет горечь обиженных жалоб.
Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем.
***
Если бы так поэта измучила, он любимую на деньги бы и славу выменял,
А мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь, что тебя короновал, что душу цветущую любовью выжег,
И суетных дней взметенный карнавал растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша?
Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.
***
Дино в сотый раз скомкал листок бумаги. Все тщетно. Зачем писать, если он не прочтет, если ты сам не отправишь ему это письмо?
Просто излить душу. Бумаге. Немому собеседнику, который не задает глупых вопросов, всегда слушает и очень внимателен. Сколько таких монологов с бумагой ты вел, Каваллоне? Сколько криков души утонуло в чернильных океанах этого бумажного мира?
