Ошибочный альфа

Одна ошибка может привезти к краху всего, к чему стремился и кем хотел быть. Многолетний, натянутый тонкой нитью труд вскоре оборвется, и останется только падать в пропасть. Страхи и сомнения все больше разъедят и без того некрепкую психику. Ну, а какой человек всю свою гребаную жизнь сможет притворяться, не имея ничего настоящего за собой, ничего цельного, ничего своего? Самые близкие люди насилуют мозг и продолжают это делать каждый день, делая вид, что все в порядке, просто природа с самого начала распорядилась немного иначе. Все началось с самого раннего детства. Родители очень ждали появления на свет первого ребенка, но никто не знал, что все их представления о счастливом будущем их чада может разрушить новость о половой принадлежности. Все мечты и представления тут же рушатся, а бессознательное начинает прятать скрытую агрессию. Родившийся маленький омега еще даже не успел увидеть этот мир, но уже осязает напряжение, источаемое людьми, которые в скором времени станут крепкой опорой под ногами еще одной маленькой жизни. Но что может поделать маленький комочек, нуждающийся лишь в счастье и любви? И ничего еще не зная об этом мире, он впитывает свои самые первые эмоции: недовольство и разочарование. И все следующие годы будут горчить и тыкать носом в самую большую ошибку родителей. Не его. Маленький омега, едва научившийся стоять, неуклюже шлепается на мягкий ковер и с испугом заглядывает в стальные, серебристо-серые глаза. Но вместо поддержки и теплой отеческой улыбки получает небрежное: «Давай, поднимайся и иди!». Мальчик все еще не понимает, что ему делать, слезы просятся наружу, но папа продолжает протягивать к нему руки, требовательно подгоняя словами. И первые шаги происходят, вот только радостные минуты наполняются холодным удовлетворением. Они всегда покупали ребенку наборы для «настоящих альф», и в то время как другие омеги рисовали и лепили из пластилина, Томас собирал и разбирал машинки и учился стрелять из игрушечного пистолета. Детство протекало спокойно, но без семейных удовольствий и веселья, под надзором и строгим контролем двух теней позади. С дружбой маленький «альфа» познакомился в начальной школе. Милого светловолосого омегу с искристым смехом и лучистыми глазами заинтересовал вечно хмурый и безэмоциональный одноклассник. Внешне изолирующиеся личности порой привлекают к себе внимание. Но маленькую ладошку с аккуратными пальчиками не проигнорировали и обхватили длинными холодными пальцами. Родители не одобряли этой дружбы, ведь этот малыш мог показать их сыну другой мир, где не нужно лгать и притворяться, но еще не использовали свои рычаги на полную мощность, предоставляя время на беззаботную общительность. Но колючие ростки постепенно начали пробивать крепкую броню сердца, недоумение и непонимание росли и крепли с каждым днем, и однажды Томас не выдержал и напрямую поинтересовался у семьи, что не так с его жизнью. Почему он должен скрывать свой пол, свои эмоции и показывать силу день изо дня. «Ты ничего не понимаешь, — сказали ему тогда. — Мир заселен отвратительными людьми, и все они только и ждут, когда ты оступишься и проявишь слабину. А это очень неприятно, уж поверь мне». Папино лицо исказило эмоция презрения и злости. «Мы просто заботимся о тебе. Никто другой не подготовит тебя ко всем опасностям лучше, чем мы» — отец долго вглядывался полные боли большие ореховые глаза, а потом ласково потрепал по голове и поднялся. Разговор окончен. И тогда все стало по-другому. В школе он только занимался и не обращал внимания на веселые разговоры одноклассников о недавно вышедшей компьютерной игре и послеурочные прогулки в школьном дворике. Один раз Томаса пытались втянуть в одно такое мероприятие, но сухой отказ поставил последний кирпичик в прочной высокой стене. Он готовился к той взрослой жизни, о которой еще совсем ничего не знал. С Эдди, таким уже родным и искренним, было все еще сложнее. Упорный омега пытался достучаться до своего молчаливого друга, но постоянно натыкался на колючие шипы и, негодующе поджав губы, оставлял в покое, а на следующий день с вилами кидался на неприступную крепость. В конце концов, прошло и это: беспокойство сменилось настороженным непониманием, эмоции утихли, но незримое присутствие сладко согревало по ночам — кому-то не все равно, что с тобой. Том получал короткие письма от неугомонного омеги, в которых тот продолжал интересоваться его жизнью и часто рассказывал про свою, даже не осознавая того, что все его попытки последовательно крошат каждый кирпичик в красный порошок. Душевное состояние крайне замкнутого парня постепенно нагревалось и совсем скоро бы забурлило, выходя наружу кипящей лавой, но через год Эдди уехал с семьей в другой штат. Их общение прекратилось. Каждый день от Томаса отходил кусочек души, редкие слезы облегчения не приносили, но делиться переживаниями со своими родителями он никогда бы не стал. Он сильный, со всем справится. Он альфа. А альфы не показывают своих эмоций. Не должны их демонстрировать. Это та правда, которой живет, дышит, существует. И пускай он постоянно балансирует на тонком канате, подвешенном над синей океанской глубиной, он не покажет своей слабости. Никому. Иначе заживо съедят и обглодают все косточки до одной. Тому приходилось думать о своей безрадостной жизни, и когда чувство одиночества в очередной раз засасывало в свою воронку, неприступно преследовала мысль о возможном брате. Почему они не завели еще одного ребенка? Невидимый груз исчез бы с плеч, если появился еще кто-нибудь. Альфа, которого они так хотели, настолько сильно мечтали, что вылепили из него совсем другого человека, ставшего в итоге лишь бледной копией желаемого. Нет напора. Нет жгучей харизмы. Широких плеч и высокого роста. Волевого, статного и мускулистого молодого человека. «Ты должен хотеть стать лучше с каждым днем. Мы столько сил в тебя вложили, защищали, оберегали, но ты словно не слышишь нас…» — досадно бросал папа. А внутри, под несколькими слоями кожи гулко билось израненное сердце. Подслушанный разговор дал ответ на самый главный вопрос: папа больше не мог иметь детей. Клетка окончательно запахнулась, громко щелкнул ключ в замке. Сдержанная папина эмоциональность и редкая по-отечески заботливая участливость сделали свое дело, и из нежного создания вырос статный юноша с крепким телом и острым умом. Но недостаточно. «Я ведь не альфа. Вы никогда не увидите во мне достойного, того, кем могли бы гордиться». И с каждым годом Томас превращался в свою бледную тень. Пытался занять себя учебой, спортивными тренировками, уборкой, готовкой — кулинарию он искренне любил и позволял себе, пока квартира пустовала, а в спину не прилетало: «это омежье дело». Да чем угодно, лишь бы не оставаться один на один с неприятными мыслями. Все чувства всегда зарывались на самое дно, и становилось жутко, когда хотелось растерзать подушку или оставить кровавые пятна на стене, наплевав на нежную кожу рук. Жизнь не готовила ничего нового, и Томас с покорностью принял родительскую мечту о поступлении в университет. Экзаменационный период успешно завершился, началась пора студенческой жизни, стереотипно пестрящей тусовками, любовными историями и незабываемым весельем. Парень лишь видел в открывшемся пути способ стать специалистом, найти дальнейшую опору в виде денежных средств, чтобы, наконец, избавиться от эмоционального насилия и стать свободным. Но это, на самом деле, пугало больше всего. Каково это — не зависеть от самых близких людей, которые годами трудились над своей невыполнимой мечтой? Но это было необходимо для какого-то своего внутреннего чувства. Приобрести крылья и сдвинуться с насиженного места. Первый университетский год начался с душевным трепетом и недоступной чужому глазу дрожью. Новые люди, и у каждого из которых свои грязные секреты. Ни в ком нет ничего хорошего. Неприглядная правда вылезет наружу, так или иначе. Но пока что Томас не собирался приоткрывать вуаль своей страшной тайны. Лживая оболочка слилась с ним, словно вторая кожа. Необходимые медикаменты для маскировки природного феромона куплены на год вперед, важно лишь соблюдать расписание приема, и можно не волноваться о своем альфьем обличии. Первая течка должна была начаться еще в шестнадцать, но родители позаботились и свозили Тома к хорошему врачу на консультацию. Он, конечно, с неодобрением оглядывал нездоровую семейку, постоянно поправлял большие, с квадратными окулярами очки, но выписал все необходимое, высказывая свои опасения насчет такой категоричной борьбы с природой. Так что полноценным омегой парень так и не стал. По-хорошему, родители бы еще оплатили встречи с психологом, ибо Том уже переполнен токсичностью и переживаниями, но парень, видимо, выглядел настолько непринужденно, что посчитали лишними тратами времени и денег. Сентябрьские теплые дни протекали спокойно, студенты осваивались и вливались в незнакомую обстановку. Университетское здание было похоже на муравейник: молодые люди проводили время в компаниях, заливисто смеялись, рассказывая забавные истории, весело шутя и перекрикивая друг друга. Стены трещали от шума и бесконечных разговоров со всех углов, и Томаса, отыскивавшего себе дорогу к расписанию, чуть не выбросило на находившихся поблизости парней. Удержавшись на ногах и крепче сжав кожаную ручку портфеля, он пытался протиснуться через высоченные тела, но успеха не последовало. Омегу притиснули к стенке и не дали подобраться к необходимой части распланированного текста. Кто-то тихонько хмыкнул и развернулся к Томасу уже лицом. — Малышу нужно посмотреть расписание? — красивый светловолосый альфа в наглую разглядывал стушевавшегося и растерянного юношу, но тот подобрался, нахмурил брови и так же вызывающе посмотрел. — Прошу немного подвинуться, — холодно бросил Том и занял освободившееся место. Внимательно изучив аудитории и сделав фотографию на телефон, он уже собрался уходить, но кто-то придержал его за плечо, вынудив остановиться. — Да расслабься, я просто пошутил. Утренний юмор. Предки наградили ростом, да? — но омега не стал поддерживать диалог, недовольно зыркнул и продолжил свой путь. К сожалению, оставить в покое его явно не захотели, и по «счастливому» стечению обстоятельств поточная лекция включала и группу вызывающего альфы тоже. Томас тяжело вздохнул и опустился на центральное место. Обзаведение друзьями и приобщение к массам не входило в его планы, да и можно ли быть настоящим с кем-то еще, если даже самому себе врешь каждый день? Вынужденное одиночество должно еще больше поглотить и задушить финальным аккордом, а не предоставлять способы социализации. Когда сам себе противен, не видишь иного выхода. Но ближайшее будущее, расписанное в самом негативном свете, перечеркнулось одним лишь днем, и вся выстроенная молчанием и недоступностью жизнь Томаса Аттвуда выбрала другое направление, когда в аудиторию вступили два силуэта: тот самый светловолосый альфа и его друг, ничуть не уступающий в росте и мужской красоте. Пылающая уверенность и неотразимость заполнили все пространство аурой утонченности, породистости: два ярких, запоминаемых феромона подчиняли и заставляли становиться на колени. Вошедшие боги расположились недалеко от недовольного таким решением омеги и стали обсуждать события прошедшего вечера. Всю лекцию Том ловил на себе заинтересованные взгляды двух пар глаз, но старался не отвлекаться от занятия, усердно изображая погруженного в работу человека. Хотя рецепторы шалили от близкого нахождения источников настоящего альфьего аромата. Тихо покинуть аудиторию Аттвуду никто не позволил — его буквально приперли к стенке сильные руки — и заботливо уточнили, точно ли нет обиды на недавно сказанные слова. Холодная отстраненность омеги всем своим видом намекала от него отстать, но альф, видимо, это только распаляло, и неважно, что перед ними находился представитель одного с ними пола. Так началась необычная дружба Томаса Аттвуда с Чарльзом Флемингом и Уильямом Фареллом. Однокурсники только удивлялись и ненароком перешептывались, как трое таких разных молодых людей вообще смогли найти общий язык. Но Тому, можно сказать, даже выбора не дали. Преследовавшие две тени постоянно напоминали о своем присутствии, бросали колкие фразочки и пытались втянуть в разговор, а просьба оставить его в покое умело игнорировалась из раза в раз. И омега терялся, потому что найти ответ на вопрос: «Почему двое самых привлекательных и заметных альф так усердно навязывают ему свое общение?» не мог никак. В школе ребята принимали его отстраненность, холодность и безразличие к шуму и веселью, и такая настойчивость выбивала из колеи привычного уклада жизни. Слишком замкнут, чтобы с кем-то общаться. Да и как вообще разговаривать с кем-то, о чем говорить? Эта беспомощность пугала, заставляла нервничать, и в конце концов Томас перестал сопротивляться, здраво рассудив, что надо как-то заново знакомиться с миром, если уж он решит выпрыгнуть из родительского гнезда. Все-таки годы наблюдения показали, что не все такие жестокие и опасные, и если разборчиво отыскивать все плохое, возможно, получится избежать негатив и не наступать на больные мозоли. Смена полюса спустя несколько недель после их первой встречи стала для альф неожиданностью, когда Аттвуд внезапно ответил на их очередную реплику о каких-то обыденных вещах. Томас спокойно поддержал разговор о предмете, вызывающем у всех многочисленных вздохи и трепку нервов, и поочередно заглядывал в темные глаза обоих собеседников, упрямо не желая отводить первым. Чарльз весело рассмеялся: — Ты, мелкий, очень забавный. Так нас игнорировать, чтобы ни с того ни с сего прочитать целый монолог. — Альфа покачал головой. — Ул даже подумал, что тебя кто-то преследует, раз так от нас шарахаешься. Ты же не омежка, в самом деле, — альфа рассмеялся, а Томас незаметно сглотнул и нахмурился, но все же изобразил подобие улыбки. А вот Уильям заинтересованно всматривался, словно пытался увидеть что-то такое, что не показывают незнакомым. Что-то, что всегда оставляют при себе. И эта глубокая синева не могла не вызывать мурашек по телу. Друг Чарльза Флеминга обладал вообще другой энергетикой, и если первый был харизматичным, этаким юмористом, развлекающим публику и приковывающим все взгляды, то второй равно противоположно завлекал недоступностью и холодной привлекательностью. И так Томасу казалось, пока он не узнавал его все ближе. Излишняя настороженность приоткрылась, проступили внимательность к мелочам, заботливость, трудолюбие и находчивость. Все необходимое от людей Чарли получал с помощью дара убеждения и настойчивости, Уилл — с помощью ответственности и надежности. Фарелл становился открытым только с самыми близкими, позволяя черпнуть глубже и достать его искренние эмоции. Как-то Флеминг заикнулся, что его другу всегда недоставало человека, с которым он мог бы поделиться своими мыслями: родители в постоянных разъездах, сестер и братьев нет, с Чарли познакомился только на первом курсе. Вот и копится все душевное глубоко внутри. И Томас для себя понял, что Уиллу, возможно, также одиноко, как и ему самому — нет человека, спокойно принимающего эмоциональные тяготы жизнью. Сближение произошло быстро и незаметно, и омега начал ощущать, как его выстроенная стена трескается и понемногу рушится. Жизнь наполнялась красками, неповторимыми историями с участием двух альф и нескончаемым общением. Осознание того, что все это время не хватало: разговоров ни о чем и по душам, дружеских перепалок, безрассудности одного и теплой заботливости другого. Том ощутил, как он может дышать полной грудью, а внутри расцветает весна, сменившая зиму, которая вцепилась глубоко в его сердце когтями. Конечно, он не поведал своей самой главной тайны — такая открытость была еще ему недоступна, пусть и близким друзьям, но внутри все зажигалось от присутствия чувства нужности. Весь первый студенческий год стал самым наполненным за всю жизнь замкнутого парня. И родители не могли не заметить изменившееся поведение сына. Каждый раз они умело опускали на землю и развеивали любой флер мечтательности и счастья. А прием таблеток вообще был отдельным пунктом в расписании поезда жизни, когда родители с особой дотошностью контролировали и считали каждую таблетку. Томас покорно принимал препарат каждое утро, после чего сразу следовало легкое головокружение, но за несколько лет это стало привычным. Только Аттвуд стал умалчивать об еще одних появившихся симптомах: резкой боли в животе, длившей по полчаса максимум, одышке после продолжительной ходьбы и потемнении в глазах. И этому было объяснение: природа все еще не могла обозначить парня как омегу в своей цепи, первая течка так и не наступила. Но омежий организм рано или поздно добьется своего.

***

Одним теплым майским днем ребята договорились встретиться рано утром в кофейне, чтобы не спеша позавтракать и отправиться на пары — всем нужно было ко второй. Томас захватил со стола флешку и помчался в прихожую, наспех ныряя в кроссовки и хватая с тумбы солнечные очки. С самого утра он чувствовал недомогание, но ему было уже настолько все равно, что говорит ему тело — столько лет издеваться над ним стало обыденностью, поэтому омега только выпил воды перед уходом и поспешно удалился из душного пространства. Дорога не занимала много времени, и через двадцать минут неспешного шага он был на месте. Альфы успели приехать раньше него и стояли в очереди за кофе. Аттвуд сразу приземлился на стул — выступившая на лбу испарина и искры в глазах были несколько малоприятны. Чарли первым подошел к столу и сразу начал весело болтать, рассказывая о своих планах на день. Казалось, он был полностью поглощен своими думами и некоторое время не замечал, что с другом происходит что-то очень плохое. Том провел языком по губам и с вымученной улыбкой наблюдал за тихой суетой. Чуть позже подошел Уилл: — Том, я взял тебе американо и сконы*, они тебе здесь понравились в прошлый раз, — альфа заботливо разместил на столе еду и только потом обратил свое внимание на притихшего парня. — Все в порядке? Ты бледный какой-то. Томас неуверенно кивнул и отмахнулся, такое с ним случалось не в первый раз: — Я в норме, просто давление что-то скачет. Пройдет. Ул, я зайду к тебе распечатать работу Кауфмана? А то опять начнет придираться, что в электронке принес, — Аттвуд помахал флешкой и дождался ответного кивка. Чарли с аппетитом уплетал яичницу и с кем-то переписывался. И этот кто-то — очень приятный собеседник, раз на губах альфы растянулась загадочная улыбка. — Влюбился, что ли? — полутоном спросил Томас у Уилла, но тот только фыркнул и принялся за еду. В конце завтрака им все-таки поведали об этом парне — завоевателе сердца светловолосого альфы. Этот малыш не раз пересекался с троицей в стенах университета, но, оказывается, встречи эти не были случайными, а переглядки — ненамеренными. Через полчаса друзья разделились: Флеминг поспешил к студенческим воротам на встречу со своим воздыхателем, а Томас направился за темноволосым альфой — до пары оставалось двадцать минут. Еще несколько раз было справлено о самочувствии, но даже слова не могли передать взгляд, достающий до нервных волокон души. Что-то напряженное повисло в воздухе, но непринужденная беседа сглаживала неприятный осадок. Фарелл находился слишком близко — как будто чувствовал, что может понадобиться его помощь. Но эта близость стала последним спусковым крючком: затрепетавшие крылья носа уловили насыщенный альфий запах с лимонными нотками, дышать стало тяжело, земля уходила из-под ног. Томаса бросило в дрожь, и перед тем, как окончательно потерять сознание, почувствовал сильные руки, спасающие от встречи с асфальтовым покрытием.

***

Пробуждение было тяжелым, затмевающая разум боль сконцентрировалась ниже живота и держала в крепких тисках. Из головы ушли все мысли. Томас не понимал, где находился, только испуганно метался по горизонтальной мягкой поверхности. Больно. Как же больно… Только приятный запах, укутывающий и сгустившийся вокруг, приятно успокаивал обострившиеся рецепторы. Омежье нутро требовало сильного альфу рядом. Том испуганно сжался в позе эмбриона, ладони обхватили живот в попытке смягчить внутреннее пламя. За дверью слышались глухие голоса, но понять что-либо было сложно. Этот день должен был когда-нибудь наступить — природа не позволила бы пойти против нее. Но родители постарались, и теперь их сыну приходилось расплачиваться, трясясь в судорогах и мечтая о сильных руках, тепле тела и осторожных движениях. С губ сорвался сдавленный стон, а глаза наполнились влагой. «Вот он, ваш сильный альфа, стойко выносящий естественный ход вещей. Таким вы меня и сделали». Незнакомое чувство потери контроля и обозначившаяся субтильность переворачивали все с ног на голову и вставали поперек. Страшно. Теперь настоящее приняло несколько иной путь развития событий, и Томас просто не знал, какие действия предпринимать. Кажется, он находился у Уилла дома, ведь нужно было распечатать задание к паре, но он не помнил, как они сюда пришли. Сознание выбросило картинки с прощающимся Чарли и дорогой к дому, но потом все обрывается… чернота. Дверные петли тихо скрипнули, и в проеме показался высокий силуэт. Аттвуд не двигался, только сильнее сжался и испуганно следим глазами за приближающимся человеком. Сосредоточиться не получалось, по многострадальному обонянию ударила усилившаяся концентрация альфьего феромона. Уилл. — Том, это я. Все в порядке. — В ладонь заботливо вложили стакан с водой. Омега попытался сесть как можно более безболезненно, но все равно поморщился. Состояние тела находилось далеко от комфортного: на коже выступил пот, пламенеющая боль не позволяла нормально соображать, но бледность ушла — кровь прилила к щекам, как в лихорадке. Парень сразу подметил расширенные зрачки синих глаз, но внешне альфа оставался спокоен и полностью контролировал себя. Как же хотелось притянуть его к себе, запустить руки под рубашку и вдыхать, вдыхать, вдыхать… Уилл чуть нахмурился и поспешно отодвинулся от сладко пахнущего омеги — необдуманных последствий не хотелось никому. Непроизнесенные слова повисли в воздухе. К счастью, в комнате появился мужчина в медицинском халате. Пока бета говорил, никто не задавал вопросов — видимо, Фарелл все это уже слышал, а Аттвуду просто нечего было сказать, только огорченно поджатые губы говорили о пресквернейшем положении дел. Хотелось провалиться сквозь землю, что он, взрослый молодой человек, настолько запустил свое здоровье. Родители насильно вдолбили ненавистную мысль в голову, и теперь не так-то просто было избавиться от неприятных эмоций. Каким он сейчас выглядит в глазах этих людей? «Уж явно не статным и сильным», — усмехнулся внутренний надломленный голос. Поток сознания засосал Тома вместе со страхами и ужасом, и он очнулся, только когда Уильям осторожно дотронулся до его колена. В комнате врача уже не было. Повисла напряженная тишина, оба мозга пытались найти какой-либо выход, вот только тела предпочитали вообще не думать, а поддаться жаркому огню желания. Омега решил начать первым: — Прости меня, Уилл. Мне стыдно перед вами обоими. Я не был до конца искренен, и вы с Чарли всегда заслуживали знать правду, но я не мог… — он нервно сглотнул и крепче обхватил себя руками, успокаивая. — Родители никогда не принимали меня таким: слабым, неспособным за себя постоять. Все их мысли были только о том, как сделать из меня настоящего альфу, которого они так хотели. И в какой-то момент я уже перестал понимать, чего хочу сам. Я подавил в себе все чувства и мысли, которые так и кричали о неправильности всего происходящего. Но как могут самые близкие люди поступать так аморально. Любить не тебя, а искусственно созданную оболочку? — Том быстро провел рукой по мокрым щекам. — Я уже не знаю, кто я есть. Совершенно запутался. Куда не поверну, везде ждет лишь ложь, боль, непринятие себя. И мне так больно, Уилл. Альфа быстро оказался рядом и притянул Томаса к себе. Объятие подействовало лучше любого лекарственного препарата, эмоции хлынули бушующей рекой, и сдерживаться больше не получалось. Родной запах окружил и укутал, и появившееся чувство безопасности царапнуло по сердцу. Слезы не останавливались, рубашка друга пропиталась солью. Время остановилось. Казалось, что на планете больше нет людей, кроме них двоих. Прошло мгновение или несколько десятков минут, прежде чем вырвавшиеся из-под контроля гормоны напомнили о себе и что он все-таки в объятиях альфы находится. Ужасное состояние. Хочется выпустить на волю копившееся долгие годы, но тем же временем почувствовать жар горячего тела. Том не понимал, как Уиллу удается себя сдерживать и не наброситься голодным хищником на слабое тело. И как выразить свою благодарность он тоже не знал. Фарелл не позволит произойти неправильному, обременяющему на годы подчинению эмоциям. Они не смогут потом смотреть в глаза друг другу. Альфа неохотно разжал руки и выпустил Томаса, тяжело поднимаясь. — Ты больше не один, Том. Я всегда буду рядом. И мы с Чарли поможем тебе. Всегда. Просто знай это.

***

На несколько дней омега остался у Уилла — они решили, что родителям пока лучше не знать об омерзительной правде, выскользнувшей наружу. Тягостных метаний из угла в угол и сексуального голода не было. Врач прописал качественные препараты, заглушающие болезненные симптомы первой течки. «Неизвестно, когда организм вновь решит вас озадачить неприятным состоянием, но вы должны быть к этому готовы. Цикл только устанавливается. Сейчас необходимо пропить вот этот курс, но категорически запрещено употреблять что-либо еще. В следующий раз природа может быть не так милостива. Для лучшего протекания лучше найти партнера, так тело быстрее привыкнет к своей новой функциональности. Альфьи гормоны помогут нормализации омеги внутри вас». Но Тому казалось диким искать себе любовника. Заводить отношения, спать с кем-то. Все было новым, непривычным, думать о таких вещах не хотелось. Настроение перевалило за отметку «хуже некуда», но мягко смотрящие океанские омуты придавали ему уверенности. «Если у Томаса не получится найти партнера, я побуду с ним», — благородство друга занимало немыслимые масштабы. Но что-то подсказывало, что обычного присутствия и простых объятий будет недостаточно.

***

Отношения между друзьями не изменились. Неуловимо прощупывалась другая атмосфера, но альфы вели себя так же, как и всегда. Уилл решил сам рассказать Чарльзу шокирующую новость, но Том настоял, что это необходимо сделать именно ему. Это придаст сил и укоренит неосознаваемую долгие годы мысль. Чарли не показал своего удивления, как будто все эти месяцы в нем сидели подозрения, но наверняка он потом зажал своего лучшего друга в углу и выпытывал все интересные подробности произошедшей ситуации. Пусть все еще было непривычно общаться без каких-либо барьеров, да и альфы подшучивали над ним, предлагая тот или иной «экземпляр» для познания первых прелестей сексуальной жизни, но омега только смеялся в ответ, комментируя варианты. Флеминг всегда успешно разряжал атмосферу, но когда Томас и Уилл оставались наедине, появлялась неловкость. Все-таки недавний эпизод имел слишком интимную окраску. И Аттвуда приводили в замешательство пылкие взгляды, в которых он распознавал заботливую теплоту и осторожную нежность. Это обескураживало. Никто никогда так на него не смотрел. Шеки окрашивались алым румянцем, но разобраться в своих чувствах было куда сложнее. «Ничего это не значит, мы по-прежнему друзья». С родителями было сложнее. Когда проводишь с людьми очень много времени — всю свою сознательную жизнь, уже наперед знаешь, чего ожидать. Том все еще с грустью вспоминал своего единственного друга в начальной школе, и как ему запретили с ним общаться. Не нужно долго пытать Томаса расспросами, чтобы понять о наличии у того новых дружеских связей. Нельзя быть настолько довольным своим одиночеством. Замечаний о его странном поведении так и не поступило, и нужно быть глупцом, чтобы не воспользоваться этим зеленым светом — возраст сделал свое дело, и теперь уже можно решать, с кем ему проводить свое время. Единственное, что печалило больше всего, — как поступить сейчас, когда его тайна раскрылась. Родители годами лепили из него альфу, но неудачное стечение обстоятельств — и вся система рушится. Одно было известно точно: Том больше не собирался травить свой организм таблетками, хотят они того или нет. В ближайшее утро, когда папа подсчитал количество нетронутых таблеток (Томас не стал скрывать тот факт, что перестал принимать, а бессознательное хотело, чтобы это заметили), бросил на сына сердитый взгляд и недовольно зашипел: — От тебя будет нести, как от омеги, ты сам это понимаешь. Пей! — никто с места не тронулся. Повисло нервное напряжение. В комнату прошествовал отец семейства, в недопонимании переводя взгляд с одного на другого. Разговор был неизбежен. — Я больше не собираюсь их принимать. — Сказать что-либо еще было так же трудно, как признаться незнакомым людям в омежьем статусе. Тело охватила дрожь, легкие словно обожгло огнем. Страх пеленой перекрыл глаза, но если сейчас дать заднюю, о собственной свободе уже можно не мечтать. Отец впился в него неприязненным взглядом, явно не одобряющим эту жалкую попытку бросить вызов, но продолжал молчать. — Вы никогда не интересовались, как я сам хочу выглядеть в глазах других. И просто подавляли мою волю, рисовали нового Томаса, которым я никогда не являлся. Простите меня, я так не могу. — Омега глубоко задышал и понуро опустил голову, продолжая бороться с собой. Эмоции бурлили, но ужас в родительских лицах сдерживал любое желание высказать все. После папиной пощечины Том мало что помнил — боль на несколько секунд оглушила и сдавила в крепких тисках, парализуя. Он в ступоре сидел на холодном кухонном покрытии и с испугом наблюдал за раскричавшимся родителем, но не понимал ни слова. Горячая кожа щеки неприятно покалывала и трезвила лучше холодных ванн. Чувство опустошения, появившееся равнодушие к дальнейшему развитию предстали во всех серо-белых красках. Слишком плохо. Слишком устал. В следующее запомнившееся мгновение его аккуратно подняли с пола и предложили покинуть квартиру без каких-либо уточнений. Томасу самому хотелось поскорее сбежать отсюда, все равно куда. Лишь бы его оставили в покое. Семьи у него больше не было. Отец с отсутствующим выражением принес дрожащему омеге его спортивный рюкзак, на скорую руку наполненный одеждой и учебными принадлежностями. В руку вложили несколько купюр, а голос передал, что позвонит через какое-то время. И он слепо побрел по улице, не видя конечного маршрута. Слезы бежали по щекам и падали на сырую после дождя землю. На душе было так пусто, что хотелось выть.

***

Том очнулся, когда его ласково потрясли за плечо. Он сидел на асфальте, прижавшись спиной к холодному бетону. Незнакомый бета в преклонном возрасте вежливо интересовался, не нужна ли помощь, но омега безжизненно протянул телефон и попросил лишь позвонить Уиллу. Больше он не знал, к кому обратиться: Чарли занимался устройством своей личной жизни, и было бы неправильно заявиться к нему и испортить все планы. А Уилл, такой теплый и родной, обязательно поможет… Альфа появился быстро, но дрожавшего парня расспросить не получилось — от проявленной заботы на лице проступило замешательство, быстро сменившееся смятением и, как завершением, истерикой. Томас не мог остановить бесконтрольно льющиеся слезы, словно сознание только сейчас прониклось ужасной картиной. Дорога запомнилась смутно, непонятен был способ передвижения: то ли его все это время вели за руку, успокаивая поглаживаниями, то ли он сидел в машине, и эти самые поглаживания мурашками разбегались по коленке. Но к концу пути получилось успокоиться, и перерывами омега лишь тихо вздыхал. Уилл на него не давил, усадил в мягкое кресло, окутал мягким пледом и протянул горячий чай с лимоном. Знакомый цитрус приятно успокаивал. Мелодичный голос альфы приятно наполнял комнату интересными историями, и вскоре все последствия нестабильно психологического состояния растаяли, и Том провалился в сон, ощущая легкие поглаживания по своим спутанным волосам. Утро прошло так же умиротворенно: Аттвуда накормили вкусным завтраком и предупредили, что нужно появиться в университете, но вечером тот должен собраться с мыслями и все-таки рассказать о печальных событиях. Весь день омега бродил по квартире, ничего особо не занимаясь, но везде ощущая отголоски кисловато-горьковатого аромата. «Вот как должен пахнуть настоящий альфа» — с грустью подумал омега, у которого феромон отдавал ягодными нотками. Находиться одному в пустой квартире было приятнее: никто не контролировал времяпрепровождение и не бранил за прокрастинацию. Но для комфортного состояния не хватало ее хозяина. Томас не так давно начал осознавать, что воспринимает Фарелла уже не в качестве друга. Воспоминания о крепких объятиях и нежных взглядах заливали щеки малиновым румянцем, а в груди разрасталось что-то теплое, что заставляло сердце гулко биться. С первой течкой пробудились омежьи инстинкты, потому как раньше такой реакции организма не наблюдалось. Но уверенность в том, что это не просто гормоны, крепла с каждым днем. Взаимная симпатия усиливалась, но двое молодых людей слишком робко двигались друг к другу: у Тома никогда не было опыта в отношениях, а Уилл боялся сделать что-то не так и навредить израненной душе. К ужину альфа пришел домой, только на этот раз кормил его Том, и комплименты не заставили себя ждать: Уилл нахваливал его кулинарные способности весь вечер. Открытая бутылка красного вина добавила в разговор смелые нотки, чему омега был очень благодарен. Так рассказывать о минувших событиях стало легче, но с каждым сказанным словом все больше проскальзывала тревожность и взволнованность, поэтому Фарелл притянул парня к себе, и они стояли так какое-то время, наслаждаясь объятиями. Когда Томас закончил, наполнившаяся сумраками комната застыла в минутном молчании — Уильям гневно сжимал кулаки, а бегающие на скулах желваки выдавали его бурное недовольство. — Ты можешь остаться здесь. — Альфа резко выдохнул и провел рукой по черным прядкам. — Я ни в коем случае не выставлю тебя за дверь. Просто знай, эта квартира в твоем распоряжении, живи здесь столько, сколько понадобится. Пока не решишь свои проблемы с жильем. Омега горячо поблагодарил друга и заверил, что постарается его сильно не тревожить, а все домашние хлопоты теперь перейдут на его плечи. — Эй, Томми, успокойся, — произнес Уилл с улыбкой. — Иди сюда. Крепкие и надежные объятия дарили необходимое чувство безопасности, и омега ни за что бы не нарушил эту идиллию.

***

Через несколько дней позвонил отец и сообщил, что истерика папы прошла, но смириться с выбором их родного ребенка им все еще трудно. Ему предложили денежную помощь на то время, пока он не завершит обучение в университете, и сказали, что помогут с поиском жилья. И даже не поинтересовались, где он обитает сейчас, но Томас все равно отправил сообщением адрес. На всякий случай. Созданная иллюзия, что о нем беспокоятся. Через неделю пришел конверт с ключами и припиской улицы, дома и квартиры, но с отвращением и горечью был заброшен в дальний угол. И забыт. Сейчас мысль о нахождении в пустой и холодной квартире одному заставляла хмуриться и не давала спокойно уснуть, но прогонять Тома никто и не собирался. В рабочее время родителей Аттвуд ненадолго заскочил в родную квартиру, в которой провел всю свою жизнь, но предаваться воспоминаниям было некогда — нужно успеть собрать необходимые вещи, если он не планирует сюда возвращаться. Ключи он оставил внутри и захлопнул дверь. Так же громко закрылось и сердце. Уилл ждал на улице, чтобы помочь с доставкой скромного имущества к нему домой. Он ни о чем не спрашивал — все было видно по расстроенному омеге — и предложил немного прогуляться по городу. В выходной день улочки были забитыми отдыхающими. Нужно наслаждаться каждым теплым днем, особенно в Англии. Но дождливая погода все равно не заставила себя ждать: молния разрезала небо, громыхнуло, и через секунду мелкими слезами взгрустнулось дождю. Парни весело побежали наперегонки по влажной земле и прижались друг к другу под большим деревом. Говорить ничего и не надо было, нежные улыбки озаряли оба влажных лица. Омегу взволнованно втягивал запах альфы и не мог сосредоточиться ни на чем другом, поэтому порывисто обнял, шепча о благодарности и о том, как он ценит своих друзей. Как ему повезло договориться с судьбой. Но Уилл отстранил его от себя, мягко провел по щеке и согрел своим дыханием. Губы нашли сначала щеку, потом лоб и нос, а после встретились на других губах, не менее жаждущих получить долгожданный поцелуй. Эйфория наполняла каждую клеточку тела. Альфа крепче обхватил покорного парня и медленно целовал, наслаждаясь секундами в атмосфере непередаваемого счастья. Земля уходила из-под ног, в глазах танцевали искры. Том никогда такого не чувствовал, никогда не ощущал себя любимым кем-то. Когда появилась необходимость наполнить легкие воздухом, Фарелл произнес, заглядывая в ореховые омуты напротив: — Надеюсь, после этого ты не сбежишь от меня, — в голосе чувствовались смешинки. — Я очень давно хотел это сделать. Омега смущенно отвел глаза, но не отстранился. — О твоей природе я подозревал с самого начала, но никогда не слышал твоего настоящего запаха. — Уилл жадно повел носом, зарываясь в волосы Аттвуда. — И я благодарен, что не стал тогда давить на тебя, хотя мог с легкостью все выяснить. Правда, я думаю, на следующий день мы бы тебя не увидели вовсе. Чарли выслушал мою теорию, но предложил подождать, когда ты сам расскажешь нам об этом. Но мне жаль, что твой организм не выдержал первым. — Том грустно улыбнулся и уткнулся в грудную клетку альфы, поглаживающего его по голове, а второй рукой обнимающего за талию. — Но я буду рядом.

***

Течка началась спустя три недели совместного проживания с альфой: организм чувствовал возможного партнера. Уилл на сексуальный опыт никак не намекал, только окутывал бесконечной заботой и давал привыкнуть к мысли, что их теперь двое. Стресса добавляла начавшаяся сессия, и каждый день проходил за подготовкой к очередному экзамену, а вечер разряжал накопившееся утомление: за просмотром фильма оба расслаблялись и сладко засыпали на разобранном диване, переплетаясь ногами. И состояние, заставшее омегу неожиданно, нагнало панику. Томасу было страшно думать о предстоящем единении, но глаза блестели, выдавая желание. С прошлого раза боль никуда не ушла — организм все еще высказывался насчёт преднамеренного запечатывания сущности, но она терпима, и скручиваться в маленький комок на кровати не хочется. Омега не мог остановить выброс гормонов, все внутри тлело и запекалось, появлялось лёгкое возбуждение. До увлажненного пахучей смазкой места хотелось дотронуться, но мысль казалась до того постыдной, что хватило пока сил держать себя в руках. Том кусал губы от нетерпения и перебирал пальцами волосы, но не смог успокоить внутреннюю стихию. Усмирить ее ему лично не удастся, но он знал, у кого получится. Омега отправился на поиски альфы, так безбожно источающего самый желанный запах на свете. Виновник находился в закрытой комнате: отодвинутый ноутбук и куча разбросанных листков в беспорядке, и горячее тело, манящее, притягательное. Уилл тоже уже не соображал, инстинкты скручивали и не давали мыслить рационально, но это сейчас и не нужно. Обоих сейчас интересовало совсем не правильность решения — это они обсуждали уже несколько раз. Но сомнения не давали броситься в объятия и зацеловать до потери пульса. Томас первым шагнул, глубоко вдыхая и облизывая губы. Хочется, безумно хочется. Фарелл подскочил с кровати, крепко обхватил руками и глубоким, хриплым голосом спросил: — Ты точно этого хочешь? — юноша кивнул, сгорая в душной одежде. Скинуть бы ее поскорей. Неиспытываемое раннее чувство полностью завладело и управляло эмоциями. — Не бойся, Томми, — голос стал совсем тихим. Лёгкие поцелуи за ушком и вниз до ключицы, невинные поглаживания по спине и плечам. И как он еще контролировал себя? Альфа быстро освободил постельное пространство и подхватил свое сокровище, мягко опуская на кровать. Томас плотно прижался и тихо постанывал от с ума сводящих поцелуев: чужой язык вытворял невероятно возбуждающие вещи. Горячо. Хорошо. Пара медленно раздевала друг друга, расширенные зрачки ловили каждый сантиметр обнаженного тела. Аттвуд испуганно замер: слишком непривычно находиться совсем без одежды, это смущало. Всё-таки его тело далеко от омежьего идеала. Оно крепкое, недостаточно мягкое в нужных местах и по его мнению выглядело не настолько привлекательно, как того хотелось бы. Но Уилл завороженно водил по нему взглядом: ему нравилось касаться выступающих косточек, узких бёдер и выделяющихся сильных мышц. — Ты такой красивый, Томми, — альфа втянул Томаса в новый поцелуй и нежно провел ладонями по бёдрам вверх к бокам, подхватывая под спину и подтягивая выше к подушке. Ноги сами раскрылись в подходящей откровенной позе, подпуская ближе к себе, но парень внимательно вслушивался в ласковые слова и расслаблялся, уже ничего не замечая вокруг. Ладонь осторожно коснулась сжавшихся мышц, пальцами собирая смазку и начиная подготавливать к первому проникновению. Вторая же дотронулась до возбуждённого члена, и перед глазами пронеслись яркие вспышки: остро и сладко. Том тихо стонал и подставлялся под ритмичные поглаживания, удовольствие нажимало на самые чувствительные точки. В следующее мгновение внутри него уже два пальца. Боль неприятная, но терпимая, и Уилл пообещал после мучительного проникновения лишь сплошное удовольствие. Воздух тяжело выходил из легких, сдерживаться становится все труднее, но полные любви глаза внимательно следили за состоянием партнера: нужно сделать все правильно и показать счастливые секунды единения. Сердце бешено мчалось и грозило прорваться сквозь грудную клетку. — Сейчас придётся немного потерпеть, — Уилл легко коснулся скулы, но Томас не дал ему отстраниться и стал покусывать нижнюю губу, постанывая от нетерпения. Толчок, и состояние искрометного удовольствия перекрыла пелена боли. Не совсем приятно. Омега скривился, но продолжил чувствовать успокаивающие прикосновения по всему телу. Фарелл сжал в кулаках простыню, но толкается до конца и ждал столько, сколько нужно, борясь с собой. Несколько тяжелых минут закончились тихим согласием продолжать дальше, и Аттвуд уже больше не жалел о своем решении. Поначалу осторожные движения не вызывали ярких эмоций, но когда Уилл нашел то самое место, все приобрело смысл. Удовольствие медленно расползалось по телу, простреливая огненными вспышками, время и пространство ушли на второй план, и в этом мире существовали только двое. Двое заблудших душ: одна потеряла себя, а вторая долго искала и помогла обрести равновесие. Воздух искрился от бурлящей энергии, всхлипов и криков. Еще чуть-чуть… Большой Взрыв: оба вышли за орбиты своих тел. Уилл быстро покинул горячее тело, не завершая сцепку, и покрыл поцелуями лицо омеги. — Томми, могу я?.. — Альфа глубоко вдохнул и нежно провел кончиками пальцев по чувствительному месту на шее, порождая бегущие по коже мурашки. Дождавшись согласия, выпустил клыки и поставил метку. Теперь его омега. Чувство блаженства и спокойствия накрыло ощущением безопасности, и оба заснули в объятиях друг друга. Родители запечатали сущность Томаса внутри и поставили множество крепких замков, но вместе с Уиллом они пройдут этой дорогой и откроют их все. *Сконы — популярная выпечка в Англии в виде маленьких пышных булочек с добавлением корицы, изюма, мака и др.