Там, где плачут косатки

В конце рабочего дня офис криминального отдела муниципальной полиции стремительно опустел. Последние перестуки женских каблуков отзвучали на поверхности гранитных лестниц. В коридоре ловко орудовала шваброй уборщица. За дверью единственного кабинета, где еще горел свет настольной лампы, раздавался мерный звук работы принтера. Широкий компьютерный стол завалили всяческими папками, стопками документов и канцелярскими принадлежностями. Лейтенант, а вернее сказать, бывший лейтенант Хемсворт безотрывно пялился в горящий экран монитора. Начало положено: каждый из пяти подозреваемых теперь обзавелся персональным досье, и отдельными экземплярами Крис даже доволен. Не сказать, что полицейская база данных располагала какими-то очень ценными сведеньями, но отправную точку Хемсворт нашел, а именно материалы по делу Говарда Флеччера. Странно подумать, а ведь старикан наделал столько шуму — и где! — в самом английском Парламенте! Оказалось, председатель их скромного клуба каких-то 10 лет назад самолично заседал в Палате Общин. Будучи крупным дельцом, заручился доверием лидера правящей партии, благополучно в нее вступил и на следующих парламентских выборах стал вхож в Вестминстерский дворец. Пару лет Флеччер сидел тише воды, ниже травы, а затем ни с того ни с сего его обвинили в «злоупотреблении должностными полномочиями» и не просто выперли из Палаты — нет! — бедолагу загребли по делу о махинациях с государственным бюджетом. Впрочем, политика — штука темная и опасная; полиции дали знать лишь формальную часть обвинения, а что там на самом деле учудил Флеччер... Так или иначе, за бывшим политиканом дело не стало. Флеччер подмазал кое-каких толстосумов, прикинулся умственно неполноценным и получил разрешение перевестись в уютную лечебницу Святого Бертвальда, где и поднесь режется в картишки. Во времена политических интрижек рядом с Флеччером засветились еще две фигуры. С Дойлом они скорешились в далекой молодости, кажется, приходились друг другу даже кумовьями. Судя по всему, многие предприятия проворачивали вместе. Какое-то время Флеччер, пользуясь влиянием в верхах, покрывал сомнительный бизнес Дойла, но как только всё зашло слишком далеко, толстяку пришлось слинять из Лондона в провинцию, где старый друг успел разведать территорию. Что касается второй фигуры, Харрингтона, тот в самом деле имел терки с какими-то магнатами, видать, кинул их на бабки, и те решили отомстить. Так три мушкетера оказались в уютных стенах психлечебницы, где о них все благополучно забыли. Не густо, но хоть что-то. Крис знал, кто может дать намного больше информации — доктор Такер, главный врач. Однако не надо отличаться умом, чтобы понять, на чьей стороне психиатр. По правде говоря, Хемсворт в обязательном порядке завел бы досье и на докторишку, даже в первую очередь на него. Хорошо бы провести обыск в его кабинете, а еще лучше — допросить жулика. Наверняка же знает и молчит, чем там Флеччер и его банда занимаются! Но, увы, Криса подослали шпионить, а не играть в плохого полицейского. Его дело — тактика, прощупывание почвы, не само наступление, но подготовка. Препоной всем планам служил чертов Звягинцев. Он маячил на горизонте, как призрак злейшего врага. Хемсворт представлял: вот он прикладывает ладонь козырьком, на фоне огромного заходящего солнца чернеет крохотный приближающийся силуэт, рука нетерпеливо ложится на ствол в кобуре... Звягинцев ответит. Крис его найдет, с помощью Тома или без, но найдет. Теперь это не посвящение в какой-то там клуб, не простое задание, а личные разборки. То, что Звягинцев сделал с Томом... Нет, Крис и представить не мог, Хиддлстон не рассказывал. Он и понял-то, что это Звягинцев, лишь по догадкам. Том признался, что в плену его держал некий Пан, и там они проводили сеансы с применением психофона. Большого труда Крису стоило выяснить, что Пан — цыган и рядом с ним крутилась некая дамочка по имени Софи Баваль. Всё это едва укладывается в голове. Крис проверил любые зацепки: ни Звягинцева, ни Софи Баваль, ни Пана в полицейской базе не значится. Крису стало интересно: что это вообще такое — Пан? Не сразу дошло, что имя принадлежит греческому богу плодородия, пастушества и тому подобного, внешне смахивающему на обычного сатира. Он бегал по лесам, наводя на простых смертных беспричинный страх — панику. Стоило ли включать это в отчет для клуба? Вряд ли. Последнее время Крис возвращался домой с неохотой. Если в офисе еще удавалось кое-как отогнать дурные мысли, то рядом с Томом жизнь снова превращалась в кошмар. Наблюдать, как он мучается, как его мозг буквально вскипает от мыслей, и при этом не иметь возможности даже приблизиться, утешить... Крису хотелось разорваться на части. Он просто не знал, чем помочь Тому. Если бы он попросил что угодно — да хоть сэппуку сделать! — черт возьми, Крис бы сделал! Он бы себе и кишки вывернул, и сердце бы вырвал — больней, когда оно прямо в груди разрывается. И ведь ничего не поделаешь, ничего! На этот раз следы хаоса простирались с самого порога. В комнатах горел свет, телек орал на всю громкость, везде царил бардак и последствия неудержимой ярости. Крис, не снимая пальто и молясь о том, чтобы не случилось ничего страшного, со всех ног ринулся в гостиную. Том метался по комнате, словно тигр в клетке. Казалось, перспектива оглохнуть его не волновала. Хемсворт быстро вырубил ящик, перехватил малахольного сожителя и чуть ли не швырнул того на диван. — Ну что ты делаешь? — Только и вырвалось у Криса, без крика, без злобы. Да и кого тут винить, с кем спорить? Том мигом успокоился, весь сжался, обхватил голову рукой. На лице читалось: «Я устал. Я очень, очень устал». На Криса даже не взглянул. — Том, я... — Хемсворт подошел к дивану, присел на одно колено. — Просто скажи мне, что с тобой. Что творится, что тебя так гложет? Клянусь, я сделаю всё... С минуту Том сидел неподвижно, явно ждал, когда Крис отстанет или хотел что-то сказать, но не решался. Потом всё же повернулся, обнял его за плечи впервые за долгие недели. Тело расслабилось и обмякло. Такое легкое, такое исхудалое... Сердце Хемсворта колотилось, как бешеное. Конечно, он не заметил, как рука Тома скользнула в карман пальто, и ощутил грубый рельеф пистолета, лишь когда тот коснулся груди. Том прижимал Глок плашмя и глядел прямо в глаза. Сперва Крис вообще не понял, что происходит, но привычно накрыл руку Тома своей, как в тот раз, когда Том прижал к его груди джутовую веревку. Что всё это значит? Что Том от него хочет? Хиддлстон вложил в чужую руку пистолет. Ладони дрожали, всякое движение давалось с трудом. — Ты знаешь, что нужно делать. И только сейчас Крис понял. Пальцы выронили Глок на пол. Всё произошло в одну секунду. Крис рывком вскочил на ноги, рука вновь окрепла, и в комнате раздался оглушительный звон пощечины. Том опять повернулся, из глаз брызнули долго сдерживаемые слёзы. — Ты эгоистичный подонок! Пропойца, психанутый маньяк, садист извращенский! Ты дьявол! На крики прибежал встревоженный Хемингуэй. Никто не мог осмыслить брошенных слов, они будто оглушили и Тома и Криса, подобно громовому раскату. Первым всё же опомнился виновник ссоры: его лицо окаменело от страха; казалось, сам не верит, что мог произнести такие вещи. Но Крису понадобилась искорка, как пламя разбушевалось не на шутку. — Теперь всё ясно. Мы оба поспешили, — тараторил Хемсворт, меряя комнату шагами, как заведенный солдатик. — Оказывается, я совсем тебя не знаю. Еще бы, знакомы каких-то три месяца, живем вместе... Не надо было этого. Не надо. Не надо, — и, чувствуя, как ум уже заходит за разум, повернулся к двери и просто вышел из квартиры. Ноги сами понесли, куда глаза глядят. Пасмурный вечер был темен, как ночь. Метель поднялась не хуже, чем в сказках Андерсена и Шарля Перро. Крис продирался по улице, прямо как тот купец из «Красавицы и чудовища», колючий снег хлестал по лицу, в ушах гудело от ветра, а в голове — от мыслей. Хемсворт прокручивал еще раз и еще раз всё сказанное Томом, всё сказанное им самим... Конечно, это бред! Постоял бы пару минут на площадке, выкурил сигарету и вернулся. Зачем ушел? Зачем оставил Тома одного в таком состоянии? Мало ли что он может с собой сделать! Всё это бред. Но почему он вспомнил именно такие обидные, такие жестокие вещи? Неужели правда так думает? Забывшись в своем горе, детектив чуть не сбил идущую навстречу женщину. Получив болезненный удар в плечо, та глухо вскрикнула; оба в растерянности остановились. Крис уже приготовился читать извинения, как вдруг незнакомка пытливо уставилась на него и голосом, который можно узнать из тысячи, произнесла: «Хем, ты, что ли?» — Донна? — Он не мог глазам своим поверить. В неверном уличном свете из-под вязаной шапки и длинных черных вихор смотрело такое родное и в то же время совсем чужое лицо. Это Донна, его Донна, но какая-то другая. — Хе-ем, ну ты же ничерта не стареешь! — Она громко рассмеялась, от души хлопнула старого друга по руке и заключила в удушающие объятья. Крис растерялся до крайности. Даже не сразу заметил, что Донна тащит за собой детские саночки, а на них — малютку, кругленькую, как шарик. — Какой же ты козел! — Не унималась Донна, визжа на всю улицу. — Посмотри на меня. И у тебя еще хватает наглости оставаться таким красавчиком! А мне, старой женщине, что делать? Удавиться? — Ну какая ты старая?.. — Еле выдавил из себя Крис, то и дело с ужасом поглядывая в сторону санок. — Ага, совсем не старая. Скоро пятый десяток разменяю... — Донна махнула рукой, подумала и спросила. — Хем, а куда ты чешешь? — Да я-я...сам не знаю. — Серьезно? Что-то случилось? — Ну...как бы... Случилось, но мне не хочется обсуждать это. — Ладно, я напрягать не буду, — женщина повертела в пестрых варежках веревку от санок. — Но давай всё-таки заскочишь? Ко мне? — Хорошо. Давай. — Крис еще раз повернулся к ребенку, но теперь смотрел пристальней. Донна это заметила. — Би Би. Дочурка. Донна снимала однокомнатную квартиру совсем неподалеку от дома Криса, в кривом лабиринте улочек, где ему и бывать-то не доводилось. Старые низенькие дома, балконы и зарешеченные окна обвиты сухой лозой, у подъездов торчат колышки низенькой садовой оградки — претензия на роскошь, а дорога вдоль всей улицы, сколько хватает глаз, некогда вымощена и до сих пор красуется добротной черной брусчаткой. Квартирка оказалась маленькая, но уютная и с балконом. Донна разогрела ранее приготовленный ужин, все трое, избавившись от мокрой одежды, уселись за стол. Маленькая Би Би ела с неохотой, то и дело хныкала, и мать в конце концов отправила ее смотреть телевизор. Крис всё не мог оторвать от девочки взгляда. Совсем светленькая, не то что Донна, с челкой и двумя тяжелыми блестящими косичками. Присутствие чужого мужчины ее вроде как ничуть не смущало, а вот у Криса роились всякие мысли. — А сколько Би Би лет? — Пять, — проговорила Донна с набитым ртом. Крис попытался проглотить застрявший в горле ком. — Я знаю, о чем ты думаешь, Хем, — женщина хитро сощурилась, надпила из чашки с вульгарным рисуночком. Крис решил промолчать. — Успокойся, она не от тебя. Не сказать, что Хемсворту стало намного легче от этих слов. — Ее отец...помогает вам? — Хех. Тот бы лучше сам себе для начала помог. — Донна посмеялась без толики грусти, сделала еще глоток. — Да всё нормально. — Знаешь, ты... И вдруг такая... — Что? — Я хотел сказать, что ты стала матерью. Хорошей, достойной матерью. И это не просто слова. — Спасибо, — хрипловато прошептала Донна. Крису хотелось много чего сказать. Внутри накопилось столько мыслей, столько эмоций. С одной стороны его угнетало дурное предчувствие, мандраж из-за недавней ссоры, с другой навалилась Донна... Она стала иной, совсем иной. Хемсворт ощущал себя гребаным Питером Пеном. Донне теперь лет 35-37, от былого шика мало что осталось. Она родила Би Би, обрюзгла, кожа стала бледной и вялой, руки грубыми, глаза уставшими. Ее одежда теперь проще, зато много в чем напоминает одежду Би Би. И всё же это его Донна, еще не старая, еще красивая женщина. И в ней куда больше настоящего. Крис думал и о Би Би. Конечно, она не его, но ведь всякое могло случиться. Смог бы он быть ей хорошим отцом, а Донне — хорошим супругом? Странно, а ведь Крис никогда раньше не чувствовал такой пустоты внутри, он вообще не думал о детях. А теперь вот Донна, Би Би, эта квартира, эти саночки... Может, он и смог бы заботиться о них. Может, и любил бы дочку всем сердцем. Но Донна...ее бы он не любил. Неожиданно Крис испытал отвращение к себе. Вот именно так мыслят многие «порядочные» семьянины. Ломать жизнь и себе, и ребенку, и женщине, которая ровно ни в чем не виновата, и всё ради каких-то иллюзорных идей! Неужели кому-то будет легче, если Крис заведет семью, — спать-то всё равно будет с Томом! А как же, ведь против себя не попрешь! — Хем, ну у тебя прям вселенская скорбь на лице, — дельно заметила Донна. — Это Би Би тебя так задела? Хемсворт глянул в сторону девочки, всецело поглощенной мультиками и бездумно ковыряющей в носу. — Да просто...как-то всё так дерьмово складывается. Лицо Донны вытянулось, наполнилось тем мягким сочувствием, какое встретишь лишь у зрелых или не по годам опытных женщин. Она завела долгую, сентиментальную, но совершенно безнадежную речь. Говорила о браке, о всепрощающей, всеисцеляющей любви, сулила Хемсворту все мирские блага, если он найдет Ту Единственную, да и что ее в принципе искать, открой глаза, горемычный, вокруг полно достойных женщин, остепенись наконец, веди ее под венец, заделай ребенка, а лучше двух и так далее и тому подобное. Сперва Хемсворт изумился, не имеет ли Донна в виду себя, но, слава богу, нет — обошлось. Уже на пороге, когда Крис собирался уходить, опять мелькнула какая-то искорка. Хемсворт достал из внутреннего кармана бумажник, молчаливо вручил подруге несколько купюр. Та взглянула с оскорбленным видом: — Это что еще значит, Хем? — Снова глянула на деньги, оценила сумму, подняла круглые глаза. — Ты типа на что-то рассчитываешь? Я же сказала, Би Би не твоя... — Да мне плевать, чья Би Би, — проскрежетал зубами детектив. Ох уж эта Донна! Небось напридумывала себе, что Крис в нее тайно влюблен. Женщины... — Я хочу сделать ребенку подарок. Вот деньги. Это непременно должно к чему-то обязывать, или что? Судя по всему, в понимании Донны такие подачки в самом деле к чему-то обязывали: стоило деньгам оказаться у нее в руках, примерная мамочка недвусмысленно потянулась к бывшему любовнику. Крис вообще-то мог ее поцеловать, ничего такого, просто дело вряд ли ограничилось бы поцелуем; у Донны, надо думать, секса не было добрых пару лет. Хемсворт неловко отстранился, сказал, что очень уж погано себя чувствует, может, в другой раз, оба посмеялись, и на этом «свидание с прошлым» окончилось. Крис старался не думать, что ожидает его дома. Однако мысли крутились самые неутешительные, поэтому, зайдя в квартиру и найдя там тишь да гладь, детектив немало удивился. Он позволил себе разуться и снять пальто. В гостиной всё еще горел свет, на полу валялись разные вещи, Хемингуэй спал в кресле. Крис остановился, наслаждаясь минутами спокойствия. Но не тут-то было. Из ванной донесся звон битого стекла, нечеловеческие вопли «заткнись, заткнись, заткнись, тварь!» и снова звон. Собака проснулась, залаяла. Крис бросился к дверям в ванную — те заперты. Что делать? Хемсворт принялся остервенело выбивать дверь, Том продолжал ныть. Спустя какой-то бесконечный отрезок времени дверь всё же поддалась. Первое, что увидел Крис, — кровь на руках и лице Тома. Сердце замерло в испуге. Том молча глядел в разбитое зеркало. В кулаке зажат большой осколок, почти как тесак. Им он успел вскрыть шрам на виске, оттуда обильно сочилась кровь. В лице ни кровинки, глаза закатываются от боли, покрылись пеленой, как у пьяного. Дрожащая рука выронила осколок в раковину, потянулась к ране, пальцы раздвинули кожу. У Криса голова шла кругом. Он почти набросился на Тома, когда тот перехватил его руку, а другой, по локоть залитой кровью, вложил в ладонь нечто крохотное. Хемсворт насилу пришел в себя, открыл кран, промыл вещь, которую дал Том. На ладони сверкнула маленькая металлическая пуговка. На обратной стороне можно разглядеть почти невидимые глазу рисунки микросхем. Это уже что-то из ряда фантастики. Том и Крис посмотрели друг на друга. Никто ничего не понимал, и в то же время между ними повисла ясность, слепая безотчетная ясность. Поехали в больницу. Тома сразу же приняли, отвели в кабинет накладывать швы. Крис ждал в коридоре и проговаривал в уме всё, что скажет Тому, когда тот выйдет. То множество фраз, которые пылают на губах всех любящих и которые так трудно произнести вслух. Он хотел сказать «ты всё для меня» и «никто никогда тебя у меня не отнимет», и, конечно же, «мы всё преодолеем»... Думая об этом, он был почти счастлив. Том вышел. Висок заклеили широким пластырем, руку перебинтовали. Лицо ничего не выражало. Они покинули больницу, остановились на площадке у парадного хода. Том сунул руки в карманы зеленой куртки, безразлично глядя перед собой. Крис достал сигареты, закурил. — Что это за хрень? Чип какой-то? Они тебе его вшили? — Я ничего об этом не знал. Наверно, какой-то суперновый микропередатчик. Чтобы сигналы прямо в мозг поступали. — Сигналы? В смысле ты должен что-то чувствовать? — Нет. Слышать. — А сейчас ты не слышишь? — Сейчас — нет. Они долго молчали. Крис смотрел на Тома, но он так и не повернулся. Наконец Хемсворт нарушил тишину. — Послушай, мои чувства к тебе... Ничего не изменилось. Я не изменился. — Изменился я, — холодно отрезал Том. Крис не знал, что ответить. Казалось, одно неверное слово и пропасть между ними окажется бездонной. — Хочешь сказать...я больше ничего для тебя не значу? Том долго тянул с ответом, опустил глаза долу. — Не в том дело. Ты хотел меня прежнего, искал и...в итоге нашел... Но ты вытащил совсем другого человека. Я просто...я чувствую, как ты хочешь вернуть всё назад: мою заботу, мою любовь... А я ничего не могу тебе дать. Я ничего не могу тебе дать, Крис, — последние слова он повторил уже в глаза. Хемсворт не знал, что ответить. Да и не мог — слёзы подступали к горлу. Всё казалось таким нелепым. Как будто они расстаются, потому что Том больше не может варить Крису суп или они завяжут играть в БДСМ... — Ты сейчас не поедешь домой? — Бессильно промямлил Хемсворт. — Нет, не поеду. Извини. И так всё закончилось. Крис вернулся к себе, а Том растворился в снежном мареве проспекта. Впереди для обоих отверзся черный омут неизвестности.