Сны

Она снилась ему. Каждую чёртову ночь она являлась ему во снах. Иногда она снилась ему мёртвой у дерева. А иногда сначала он видел её живой. И тогда даже самые светлые сны превращались в кошмары. В них он тянулся к ней, но она уходила всё дальше и дальше, как бы дразня его, а потом он переносился в тот проклятый лес и видел смерть всего отряда специального назначения. И это было невыносимо. Особенно первые недели. Дальше он как-то свыкся с мыслью, что их больше нет. Что её больше нет. Он не плакал, нет – слёзы кончились давно, он и не помнил, когда последний раз плакал, отчего его проклинали, мол, бездушный – но на душе было так горько, что ни слезами, ни словами нельзя было выразить. И, очнувшись из плена этих кошмаров, он подолгу глядел сухими воспалёнными глазами в идеально белый потолок. Капрал понимал, что уже ничего не вернуть. И от этого было ещё больнее. *** Жану снился Марко. И ещё иногда мама. Но редко, ведь Жан её почти не помнил, а лицо Марко в памяти воспроизводил с точностью до каждой веснушки. В этих снах они сидели – на траве, на крыше, на скамейке, на дереве… Да много где! Оно и не важно. Они сидели и разговаривали. Наверное, обо всём. Жан жаловался на сурового капрала, рассказывал про этого придурка Эрена, который, мать его за ногу, совершенно обабился и заставляет вытирать ноги перед тем, как войти в избу, да ещё и позволяет Микасе рубить дрова, и вообще не бережёт таку-ую девушку рядом! Говорил Жан и о плачущей по ночам Сашке, и о приунывшем Конни, и о какой-то повзрослевшей и грустной Кристе, ой, то есть Хистории, представляешь, Марко?, и об Армине, который не чета своему дружку Эрену и вообще-то отличный парень. Марко слушал, улыбался, иногда хмурился, что-то отвечал, но Жан никогда не мог вспомнить, что именно. Но в те моменты ему было так хорошо, как редко было наяву. Жан не знает, что Армин, спящий рядом, просыпается от беспокойных метаний друга по кровати и отдаёт ему своё одеяло, а наутро забирает обратно. Армин никогда не спрашивает, что снится Жану. Армин хороший друг. Он его никогда не покинет. Никогда-никогда. Но Жан об этом никогда не узнает. *** Кристе снились кошмары. Хистории тоже снились кошмары, но у Кристы была Имир, а у Хистории никого не было. Нет, у Хистории конечно были и Сашка, и Микаса, и парни, спавшие в соседней комнате, но она понимала, что это всё не то. Они никогда не подарят ей того тепла, коим Кристу каждую ночь одаряла подруга. Или Имир была для неё чем-то большим? Хистория не знала. Криста не знала тем более. Но кошмары Кристы отступали, стоило Имир прижаться к ней и закинуть свои ноги на её худенькое тело. Криста всегда скидывала их, а после сердилась на подругу, а та лишь ухмылялась и трепала блондинку по волосам… А сейчас Хистория кляла Кристу за то, что не слишком-то и ценила ту странную девушку. Кристе снились кошмары о прошлом. Хистории снились кошмары о будущем. *** Ирвину снились лица людей, убитых в вылазках за стены. Лица обвиняли его в своей смерти, обступали со всех сторон, он погрязал в них, а затем они превращались в море, нет, океан крови. И он утопал в этой крови безвозможности даже вынырнуть и сделать маленький глоток воздуха. А дальше он стоял и видел, как погибали его друзья - Ханджи, Майк, Нил, Ривай, капитаны, командиры, новобранцы, рядовые, все люди, которых он когда-либо просто встречал на улицах… А Ирвин кричал. Кричал надрывно, не в силах сдвинуться с места и что-то сделать. Кричал от своего бессилия. И ему было так больно, как никогда наяву. А потом он просыпался в холодном поту. Весь мокрый, в прилипшей к телу рубашке, он садился и пытался отдышаться. Он – 13 командир Разведывательного Легиона. Ему нельзя расслабляться. Нельзя показывать свою слабость. Никому. Никогда. Ни за что. И пока он жив, он будет сражаться. Но Ирвин Смит слишком хорошо запоминал лица.