Популяция пингвинчиков

      Современные дети слишком часто намного раньше перерастают своих предшественников в психологическом развитии: слишком много знают о том, что происходит в мире и какие тенденции владеют им, постоянно влезают во взрослые разговоры и вводят свою политику там, где в ней не нуждаются, слишком рано раскрепощаются и взрослеют. Но та ли это нужная и праведная зрелость, которой владеют люди в возрасте и люди с многолетним опытом, взращенном на ошибках и победах?.. Отнюдь, — это не так.       Примером этому в совершенстве может послужить мой двоюродный младший братец. Прекрасный образец!.. Изумительный экземпляр!.. В свои четырнадцать он доводит всех окружающих не только до нервных тиков, срывов и истерик, но и до безумных конвульсий, в мгновение ока расходящихся по всем электронам человеческого организма.       «Откуда он появился?!.. — обычно именно этим вопросом я задаюсь, когда замечаю его где-то в поле своего зрения, хватаясь руками за голову. — Чёртово маленькое безумие!..»       …Самым страшным из того, что он делал в последнее время, было «безобидное метание бомбочек в Гарика» — да-да, именно так он называет их учителя по физике. …Вы всё ещё думаете, что это было безобидным зрелищем для лиц старше «+6»?.. «Тогда мы идём к Вам», — как же мне хочется сказать эту фразу!.. Но нет, увы, не к Вам!.. Ко мне товарищи и бедные земляки, именно ко мне направила его мать, тётя Люба, на эти грядущие выходные.       «Мама, роди меня где-нибудь в Парагвае! Дай мне затеряться в толпе! — разносится совсем немужественный вопль в моей терпящей бедствие голове. — Что же делать?.. Взять путёвку на горячие источники в Китае, признаться в преданности великому социализму и попросить политического убежища в качестве беженца из аморально политично-аполитичной России или отправиться в Антарктиду, как самому верному ценителю холода и белых мишек?.. Что же делать?!..»       — Ди-ма, в дверь звонят, открой, у меня руки в муке!       — Мама, это Робазатор! — вбегая на кухню и периодически прикладывая палец правой руки как знаменитый Аршавин к губам, пытался сообщить ей я.       — Дима, ещё раз назовешь Рому… — она слегка замешкалась, — Свинозадым…       — Робазатром!.. — проорал я во всё горло.       — Без разницы — хоть Примадонной — получишь у меня скалкой по губам, — и передо мной потрясли внушительным таким агрегатом.       — Не-не, мам, Рома больше не Спинозадый, только не оставляй меня с ним на выходные.       — Ди-ма, иди открой дверь! Уже в третий раз звонят!..       — Ма-ма-а!!!       — Нет! Иди закрой свой дверь!       «Хм-м, странная формулировка… Как ловко, однако, и дверь закрой и рот открой… Чёрт! Как она вообще это сказала?..» — проклиная свою немолодую память на секунду назад услышанные слова, я поплёлся к входной двери.       — Кто там? Гостей не ждём! Дед Мороз в Африке! Снегурочка ещё в секс-шопе! Приходите завтра!.. Никогда не приходите!..       В дверь позвонили в очередной раз. Причем разительно дольше!       — Скорая — 01, пожарная — 02, милиция — 03! Оставьте Ваше сообщение после звукового сигнала! Пи-и-и…       — Придурок, открывай!       — Ма-ма, Робазатр обзывается!       — Дима, тебе семнадцать лет, открой дверь!       — Это не повод наниматься на работу швейцара!       — Дима, если ты сейчас же не откроешь этот чёртов рот своему брату, я приду и дам тебе скалку по голове!       …И-и-и!.. Я открыл этот чёртов рот!.. Дверь, вот же чёрт!       — Твоя мать точно не страдает никакими видами афазии?       — Что за чушь!.. — моему удивлению не было предела — что это за новое обзывательство?       — Если ты подумал, что это ругательство, я тебе сочувствую, ты неизлечимо непроходи…       — Я понял!       — Молодец!..       — Огурец!       — Холодец!       — Ты чё орёшь?..       — Хочешь знать, что это значит?       — Да… — я неуверенным взглядом обвёл родной потолок прихожей.       — Это системное нарушение сформировавшейся у человека речи вследствие локального поражения определённых участков головного мозга. Происходит в связи с…       — Мальчики, вы чего здесь встали? — со стороны кухни появилась мама. — Или идите в Димину комнату или в залу. Нечего тут голосить. Я сейчас пожарю карасиков… — начала было что-то говорить она, но потом о чём-то вспомнив, поспешно удалилась, продолжая разговаривать с самой собой.       Я постучал пальцем по Роминой макушке: — Чего встал? Пошли.       — Не вставал у меня на тебя, не надо тут. — Огибая меня и потрясая указательным пальцем перед моим лицом, сообщил Рома.       — А никто и не говорил, — стушевался я.       — Но ты так подумал.       — Да не думал я ни о чём таком!       — Что? Стыдно признаться?       — Иди ты… — «на…»       — Да?.. — соблазнительно протянул Робаза… Чёрт возьми, какого у меня по телу начал шествие торжественный парад мурашек?       — Ты надоел мне своими!.. — «подъё…» — так и хотелось вставить мне, но… я же старший, я же должен подавать пример.       — Подъёбами, — закончили за меня.       — Ты! Мелкий!       — Сам! Большой!       — Да-а-а! Большой!!!       — Гондон.       — Сам тако-ой!!! Что ты сказал?!..       — Гондон, — и улыбка до ушей.       — Мелкий, ещё раз, хоть раз, матом ругнёшься!..       — Да?.. — соблазнительный голосок… Хреновы мурашки!       — Я тебя изнасилую!       — Что, прям здесь? В берлоге старого рукопашника?..       — Какого?.. Что за руко…       — Сильно?       «Сильно?!.. Что сильно?..» — мой мозг отказывался соображать.       — И сильно тебя в детстве об пол приложили?       — А-а-а-а-а!!! — что было мочи завопил я, ста восьмидесяти сантиметровая дылда, пародирующая пингвина на прошлогоднем выпускном балу.       — Что случилось?! — испуганная, на перевес со сковородкой и скворчащими в ней карасиками в одной руке и скалкой — в другой, в комнату ворвалась мать. — Я тебя спрашиваю: почему рот кричишь?.. Я чуть карась в пол не упал!       — Тётя Таня, Вам нужно успокоиться, присесть. Ничего такого не произошло. Меня пытались изнасиловать, Дима позвал на помощь, всё в порядке, всё хорошо. Валерьянки? Корвалолу?.. Морфину? — и Рома повёл мою мать в сторону комнатной двери.       — А есть?.. — с отчётливой надеждой в голосе поинтересовалась моя прародительница.       — Если бы… — услышал я последние слова от Ромы за этот вечер, и они скрылись за порогом моей спальни.       За те два часа, что я пытался переварить всевозможные учинённые Робазатором сцены, за окном в свои права вступила ночь. Я взглянул на звездное небо, и одна яркая звезда лукаво мне подмигнула…       «Что за?.. Вот нахалка!..»       И только я хотел поднять на неё руку, как вдруг сообразил, что! во-первых, это женщина, а во-вторых… что-то подозрительно тихо — не прибил ли там Робазатор мою мать?..       И чтобы познать эту страшную тайну бытия, я отправился туда, куда обычно на всех пресловутых университетских парах оставшиеся полтора часа мучений сливаются все мои помыслы… да-да, именно на камбуз. И я пошлёпал (да-да, скромно, на цыпочках) в вечный ароматно благоухающий мир мечты…       Ну что ж, всё было не настолько уж и ужасно. Что поделать? — такова нынче жизнь — четырнадцатилетний подросток, сидящий на коленях у моей матери в обнимку с полупустой бутылкой водки на краю кухонного уголка, пребывая в мире Морфея — ещё не самое страшное зрелище, что мне доводилось видеть.       Сначала я уложил в свою кровать Роба… Рому, потом перетащил в родительскую постель упирающуюся, отнекивающуюся и постоянно от кого-то отбивающуюся мать, а сам затем зашёл помыться, залез в ванную…       …И уснул сладким сном младенца.       Утро, скажем так, было не из самых приятных — прямо над моим ухом в одиннадцать часов утра проорали «Гандо-о-он!»       — Морские котики, морские свинки, морские водоросли, морские черепашки, Боже Иисусе!.. — возопил я на всю ванную.       — Одиннадцать ноль-ноль. Не надо благодарностей! — произнёс Ромба… Ромаза… Рома и удалился, громогласно хлопнув дверью ванной.       Сказать, что я был в шоке — ничего не сказать!       «Он опять ругнулся!..»       Я медленно, словно спешащая на собственную свадьбу улитка, выполз из керамической посудины и гордо задрав небритый подбородок, отправился на отмщение злу.       — Пускай добро и правда восторжествуют! — всегда мечтал это сказать! Да! И не важно, когда и по какому поводу! — Е-ху!!!       — Слыш, ковбой, я понимаю, что ты ещё плохо разогрелся, но я голодный как раненая лань, поэтому… — Роба… Рома указал глазами на кухонную плиту. — Закидывай своё лассо вон туда: мне омлет и две сосиски.       Я поочерёдно закрыл, а затем открыл оба глаза: — А ты не ахринел ли, милый?       — Ещё раз матом ругнёшься, и я тебя изнасилую.       — Что-о?..       — Странно, для кондуктивной тугоухости у тебя вроде бы не было предпосылок, но я что-то начинаю в этом сомневаться. Садись.       — Да ты уже совсем, да?       — Нет, пока ещё не совсем. Хорошо, что спросил.       — Я не спрашивал!       — Нет. Ещё не кандидат наук. Садись.       — Ты! Сумасбродный мальчишка!       — Трахайтесь, пингвинчики, ваша популяция падает!       …У меня случился очередной ступор.       — Гондон!       — Ах ты, сука!..       Как Вы думаете, что случилось после этой эпичной фразы, неизменно применяемой в любых формулировках, в любых случаях жизни любым из русскоговорящих людей?..       Конечно же, драка!       А что ещё может происходить между двумя энергичными, сексуально активными молодыми людьми?!..       Вы думали — секс?       Боже упаси!!!       Его здесь нет!       Он ниже!       — Дима, слезь с меня, ты тяжёлый!       — Не хочу.       — Ди-ма-а!!!       — Скажи «гондон».       — Зачем?       — Просто скажи.       — Нет.       — Популяция пингвинчиков падает!       — Это не поможет. Спустя минуту.       — Ром, скажи «гондон».       — Зачем?       — Хочу пингвинчиков выпустить.       — Да ты совсем! Пусти!.. Извращенец!!! Насилуют!!! Спустя 3 минуты.       — Ром.       — М-м-м.       — Тебе так нравится?       — Что именно?       — Мой омлет и две сосиски.       — Пф-ф, какая пошлость!       — Не хочешь больше подобного слышать?       — Нет. Спустя полминуты.       — Тогда поцелуй меня.       — Пф-ф. Тебе сколько лет? Ты швейцар, ты и… — и Ромин рот был заткнут напористым поцелуем.       Сначала он был неуклюжим: губы Димы то пытались завладеть обеими губами сразу, то выпускали из объятий обе, и чтобы больше не париться по этому поводу и не отпускать в будущем шуток на этот счёт, Рома попытался выбраться из объятий.       — Выпусти.       — У-у, — был таков отрицательный ответ.       — Я хочу быть сверху.       — Мало ли, что ты хочешь!..       — Выпусти, — самым серьёзным тоном, на который только бы способен подросток, произнёс Роман и выбрался из-под тяжёлой родственной туши. Уговорив Диму лечь на спину, Рома оседлал его бёдра и склонился над чужим лицом для поцелуя.       Теперь всё было по-другому. Хозяином стал Роман.       Его язык ловко оглаживал плотные, покрасневшие от предыдущих потуг губы, затем он спрятался вглубь, и Димин рот полностью оказался во власти Ромы.       Поцелуй, несомненно, был горячим. Оба уже были на взводе: Дима, приподнимая бёдра, нетерпеливо тёрся о плотно прижимающуюся к нему попку, а Рома, чтобы тоже как-то скрасить собственное одиночество, взяв в заложники руку партнёра, пристроил её на своём причинном месте.       — Рома… Рома… Рома!.. — как ни странно, никак не перекраивая имя двоюродного брата, беспрестанно повторял Дима, всё чаще и с ещё большим порывом прижимаясь своим достоинством к мягкому месту партнёра. — Рома! Ах-гх… — в пол-голоса простонал Дмитрий и прикрыв глаза, в расслабленно-обездвиженной позе замер на полу.       — Дима-а.       — М-ф, — отозвалась довольная сторона.       Поняв, что ничего адекватного от получившего своё Дмитрия больше ожидать не предвидится, Рома, вызволив собственный гордо стоящий орган из штанов, переместил на него чужую руку и, сжав её своей, начал активно двигать. Кульминации ждать долго не пришлось, так как по сути говоря, это был один из первых сексуальных контактов с кем-то кроме привычной уже за несколько последних лет правой руки.       Немного придя в себя, Рома поднялся с всё ещё по-прежнему пребывающего где-то на своей волне Дмитрия и отправился в ванную, удалять следы произошедшего.       Примерно через полторы минуты там же появился и второй виновник торжества.       Сначала он встал у самой двери, наблюдая за тем, как Рома убирает со своей футболки следы спермы, затем подошёл ближе и, встал у того за спиной вгляделся в зеркало.       «Довольная мордаха», — заключил он и, со спины поцеловав братишку в щёку, стянул с себя штаны и забрался в ванную.