Не сгоревшие в аду

Я стою у зеркала. А в отражении не я. То есть, не та я, которую мне привычно было видеть. Это высохший скелет, в котором еле-еле теплится жизнь. Желтоватая кожа, впалые щеки, глубокие черные глазницы, свалявшиеся в паклю волосы, ребра опасно выпирают и кажется, что сейчас порвут тонкий пергамент, которым стала моя кожа, и выберутся наружу, точно сухие уродливые пальцы умирающей старухи. Со стального столика беру большие ножницы для резки бинтов и с огромным усилием обрезаю волосы. Это ничего, новые отрастут. Главное, что жива. Мои руки трясутся. Поднять их над головой оказалось той еще задачкой. Зато теперь один шаг навстречу новой жизни уже сделан. Опираясь о стену, я бреду к двери. В это мгновение через порог переступает женщина в белом халате и, ни слова не говоря, берет меня под руку и выводит из комнаты. Собственно, это даже не комната. Это тюремная камера, мы в немецкой опустевшей лагерной тюрьме. Здесь нас держали четыре долгих года. Мучали, пытали, ставили опыты, заставляли работать маленьких детей семи-восьми лет. А если не слушались-убивали. Но до этого дело редко доходило, все раньше умирали от голода и лихорадки. На моих глазах навечно засыпали десятки детей и стариков. А самое ужасное то, что я не могла им помочь. Даже облегчить страдания было не в моих силах. Я просто смотрела, гладила их по голове и плакала. Потом их тела сжигали. Вязкий дым из труб разъедал легкие, мы кашляли кровью, падали замертво. А когда наступала зима, наступал настоящий ад. Тогда некоторые из нас теряли всякую надежду на спасение и добровольно шли на плаху. Снегом заносило обессиленные тела и мы шли прямо по ним, вздрагивая при каждом шаге. Это были ужасные годы, я рада, что они наконец закончились. Мы долго идем по темным коридорам. Повороты, повороты, повороты. Если б я шла одна, то давно бы заблудилась. Мы входим в хорошо освещенную комнату, посреди которой стоит чугунная ванны, наполненная горячей водой. Ванна бы мне сейчас не помешала. Женщина помогает мне раздеться, погрузится в воду. Она аккуратно ополаскивает мои тонкие руки, ноги, живот, голову. Впервые за четыре года я чувствую себя человеком. После ванны меня одевают в чистый полотняный халат. Я наконец могу рассмотреть женщину. На вид ей 35-40 лет, синие круги под глазами от недосыпания и недостаточного питания, вокруг рта и глаз сеточки из мелких морщин, темные и некогда шикарные волосы тронула седина. Она смотрит устало и обреченно. И тут я ее узнаю. Ольга заменила мне мать, которая умерла, когда мне было семь лет. Отец работал день и ночь, а девушка (она вместе со своим женихом жила в соседнем подъезде) приходила каждый день, готовила, убирала, занималась со мной за просто так. Она говорила, что ей это нравилось. Своих детей у нее не могло быть и я заменила ей дочь.

***

В ту страшную ночь я проснулась от взрывов, сотрясающих землю. Вскочила, подбежала к окну, да так и застыла, наблюдая, как огонь пожирает дома и людей. Дух перехватило, мне казалось, что я сплю. Такого никогда не должно было случиться. О таких событиях рассказывают в школе на уроках истории, о них снимают фильмы и пишут истории, но они никогда не должны были сойти с книжных страниц. Но ничего было не изменить. Бомбы сыпались градом, у меня заложило уши от грохота. Распахнулась дверь и в комнату влетел жених Ольги- Андрей. Видимо, отца снова не было дома и он побежал спасти меня. Он ведь знал, как Ольга меня любит. Господи, лучше бы он этого не делал. Одна из немецких бомб взорвалась прямо под окнами, в доме начался пожар. За секунду до этого Андрей успел накрыть меня собой. Я услышала глухой удар, хруст и крик, вырвавшийся из его горла. Огромный осколок вонзился в спину парня и вышел наружу с другой стороны, едва не задев меня. Я закричала, выбралась из-под него и повернула Андрея на спину. Он был уже мертв. У меня остановилось сердце. Я хватала ртом воздух, не в силах вдохнуть. А потом я закричала. Я звала его, плакала, но никто мне не ответил. Я закрыла двумя пальцами его распахнутые в ужасе глаза, оставляя за собой два красных следа. Это выглядело, будто он плакал кровавыми слезами. Потом я вскочила и, не в себе от страха и горя, заорала "Горите в аду!", бросилась за дверь. Очередной взрыв содрогнул остатки дома и я, скатившись кубарем вниз по лестнице, потеряла сознание.

***

-Эй, ты в порядке?,- женщина заглянула мне в глаза. Я ее знаю, это точно. И этой женщине всего двадцать четыре года... -Оля.. Ты меня узнаешь? -Откуда.. Господи!,- восклицает она и заключает меня в объятия,- ты жива, Анечка! Я и не надеялась тебя увидеть! -Я жива, жива.. Как ты? -Я хорошо, хорошо,- плачет она и гладит меня по голове. -Мой отец, он.. умер? -Анечка, он.. -Он умер? -Прости, мы не могли его найти.. Вероятно он жив, нужно потерпеть. Я соглашаюсь и Ольга отводит меня обратно. Мы сидим на жестком матраце и молчим. Ну что можно сказать? У нас обеих были трудные времена, на это нужно время. Она первой нарушает молчание. -А Андрей? Он побежал за тобой тогда, но больше я его не видела. -Он придет, он.. Он жив. Я вру. Сейчас это единственное, что я могу сделать. -Правда?,- оживляется девушка,- я так боялась, что он умер.. -Он..,- я замолкаю. Слова застревают в горле. Ольга все поняла. -Он мертв. Не говори ничего. -Нет! Он придет! -Прости милая, я пойду. Еще много заключенных, им тоже надо помочь. Потом мне приносят еду. Стакан молока, кусок черного хлеба и кусочек мяса. Мясо я не ем, памятуя о том, где нахожусь. Наевшись, я засыпаю. Спала я совсем немного. Мне не дают покоя слова Ольги. Задумавшись, я затихаю и вдруг слышу всхлипывания из соседней камеры. Я встаю и на цыпочках крадусь в коридор. Сквозь щелочку я вижу Ольгу. Она сидит на кровати и плачет, закрыв лицо ладонями. Любовь ее не угасла за эти четыре года. Я уважаю ее. Она сильная, она справится. Меня сейчас ей хочется видеть меньше всего. Да ей сейчас вообще никого не хочется видеть. Я разворачиваюсь и ухожу. А утром мне Сказали, что Ольга умерла. Ее нашли у себя, она лежала на полу с широко раскрытыми глазами. Врач уверен, что смерть наступила от страха. Что-то напугало ее так сильно, что вызвало разрыв сердца. Никто понятия не имел, что случилось. А я знаю. Андрей все-таки пришел за ней.