Гравитация

Она помнит, как он сказал, что Солнце вращается вокруг Земли. Им было тринадцать, и это был первый урок, на котором они сидели вместе. - Кимберли, - сказал учитель, - ... кажется, вам придется помочь вашему соседу заполнить пробелы в его образовании. Тогда все еще не началось. ... Ей кажется, нет ни одной мелочи, ни одной незначительной детали, которой она бы не знала о нем. Он не любит бриться и делает это через день или два. Отрастающая щетина на его подбородке кажется слишком светлой для его смуглой кожи, и она, наверное, должна быть очень, очень жесткой и колючей. Он любит черные классические рубашки и закатывает рукава до локтей. Шнурки на его кроссовках всегда разные - (она так и не решилась спросить, специально ли это). Его назвали Джаредом в честь героя какой-то мыльной оперы, которую очень любила смотреть его мама. А еще он родился в начале августа, и по всем гороскопам они получались идеальной парой. Чисто теоретически. Еще он не обращает на нее внимания. Обычно. Сегодня он смотрит на нее. Она не может понять, почему он на нее смотрит - так, странно; но ей хочется, чтобы он перестал. Именно сегодня, именно сейчас. Она слишком устала от глупых надежд и еще более глупых поводов сказать себе, что все не так плохо и стоит еще немного потерпеть. Она устала день за днем драться за свое место под солнцем, только чтобы потом снова оказаться в тени. Счастливые концовки бывают, но только не в ее жизни. ... Она первая встает со своего места. Собирает учебники и листы конспектов, прижимает к себе так, словно это поможет ей защититься его от странного взгляда, и почти выбегает в коридор. Он нагоняет ее уже на парковке. Конечно же, в нем роста почти два метра, и его ноги намного длиннее ее ног. Как бы она ни хотела убежать, ей очень непросто это сделать. И она останавливается. Поднимает голову, заправляет выбившуюся прядь за ухо - (рукав ее кофты задирается, и вспухшие розоватые шрамы на запястьях уродливо контрастируют с черной тканью) - и молча ждет, когда он что-нибудь скажет. Когда-то ей казалось, что она любит Джареда. Сейчас это не имеет значения. - У тебя нет последнего урока? - зачем-то спрашивает он. Она кивает. Это ложь, но ему должно быть все равно, поэтому она может лгать сколько угодно. Ему должно быть все равно, есть она или нет, и она не станет рассказывать, что это ее последний день. Самый последний день. Ей не хочется, чтобы он спрашивал "почему" или - вдруг - жалел ее. Она ненавидит жалость. Это слишком унизительно. - Подвезти тебя? Мгновение она просто смотрит на его разноцветные шнурки и не знает, как на это реагировать. Потом коротко фыркает. - У тебя же тренировка. Он качает головой. - Я больше не в команде. Подвезти тебя? Тогда она соглашается. ... В его машине пахнет бензином и сырными чипсами. Она нервно теребит край тетради с конспектами и не знает, что сказать. Ей кажется, что это знак, но она пока не понимает, что это значит. - Почему ты ушел? Из команды, - наконец спрашивает она. Просто чтобы что-то спросить. Завтра то, почему капитан футбольной команды ушел как раз накануне того дня, когда спортивные агенты начнут предлагать лучшим из лучших стипендии, будет интересовать уже других глупых девчонок. Не Ким. Глупой девчонки Ким уже не будет здесь. И она уверена, что никто этого даже не заметит. - Решил присоединиться к Корпусу Мира, - фыркает он в ответ. - В детстве мне всегда хотелось побыть немного бойскаутом. Она невольно улыбается. - Мечтал продавать печенье? - Нет, мечтал стянуть себе пару коробок и слопать, пока никто не заметил. Они смеются. ... - Останови здесь, ладно? - просит она. - Пройдусь немножко. Он притормаживает, но не останавливается полностью. - Я могу довезти тебя до дома. Еще сотня метров не сожрет весь бензин, знаешь ли. Она мотает головой. - Нет, спасибо. Он останавливается. Она улыбается - неловко, смущенно. Она не знает, стоит ли ей попытаться - просто попытаться - прикоснуться к нему. В последний раз. Просто так, на прощание. Просто потому, что больше у нее не будет такого шанса. Она не решается. Просто улыбается и машет ему рукой - До завтра, - это тоже ложь, но ему все так же должно быть все равно. Она сворачивает в лес, останавливается, прижимается спиной к дереву и ждет, пока он снова заведет мотор и уедет. Пока шины прошуршат по гравию, и шум затихнет вдалеке. Потом она пойдет домой. В последний раз в жизни. ... Таблетки кажутся совершенно безвкусными. Она запивает их водкой и откидывается на спинку стула. Закидывает ноги на стол - (сестра всегда грозилась ее убить за эту ее привычку) - и ждет. Она не стала писать записок и последних посланий. Ей некому и нечего сказать. Ей просто хочется, чтобы все закончилось. Чтобы тот кусочек пустоты, которым она была, наконец, стал по-настоящему пустым. Чтобы место освободилось. И чтобы она уже больше ничего, совершенно ничего не чувствовала. Она закрывает глаза... ... а когда открывает их снова, то видит его. Она пропустила тот момент, когда он перестал носить свои излюбленные черные рубашки и перешел на майки и укороченные джинсы. Она пропустила тот момент, когда он из большого стал просто огромным, и когда его руки из теплых стали лихорадочно горячими. Она смотрит на него и видит как будто впервые. Потом протягивает ему бутылку. - Выпьешь со мной? Он опускается на пол у ее ног, и его руки ложатся на ее колени. Она вздрагивает - почти бессознательно. Он забирает у нее бутылку и переворачивает пустой пузырек из-под таблеток - так, чтобы стала видна надпись. Он не спрашивает, сколько она приняла, и зачем она вообще это сделала. Он молчит, и ей хочется, чтобы он хоть что-нибудь сказал. - Мне очень, очень плохо, - произносит она. Оправдывается, хотя он не просил ее оправдываться. Он ни в чем ее не обвиняет. Ему плевать - на нее и ее жалкие оправдания. - Я просто не знаю, что мне делать. - Я тоже, - говорит он. - Я пыталась. Я делала много вещей, которые не стоило делать. Мне казалось, от этого мне станет лучше, знаешь? Я не буду такой пустой... Я на игле, Джаред. - Я оборотень. - Я думала..., - она осекается. Картинка расплывается перед ее глазами, и ее начинает подташнивать. Но важно не это. Важно то, что она только-только осознала, что он сказал. - Что? Он убирает руки. Подается чуть-чуть назад, стягивает майку через голову. Она смотрит на него широко раскрытыми глазами, не моргая, смотрит на него-человека и мгновение спустя на него-волка. Она снова закрывает глаза. - Я тоже не знаю, что с этим делать, - говорит он. Его голос звучит тихо и очень устало. Он крутит в руках пустой пузырек, потом откидывает его в сторону. - Если бы ты оставила мне волшебных таблеток, я бы тоже нашел выход. - Это не выход, - тихо возражает она. - Это называется сдаваться. Опустить руки и пойти на дно. - Но ты же выбрала именно этот выход, Ким. Наверное, в этом что-то есть. Она качает головой. - Ты же справишься. Ты всегда со всем справляешься. - Почему ты так решила? - фыркает он. - А вдруг ты моя Земля, и я без тебя не смогу? Она снова открывает глаза. Он сидит теперь уже на столе, все еще без рубашки, в одних джинсах. - В смысле, если не будет Земли, тебе будет не по чему топтаться? Он криво усмехается. - Нет, если не будет Земли, Солнце потеряется в пустоте космоса, потому что у него не будет центра вселенной, вокруг которого можно вращаться и быть счастливым. - Солнце и есть центр вселенной, - возражает она. - Земля вертится вокруг Солнца, а не наоборот. Он, все так же усмехаясь, разводит руками. - Вот видишь, кто бы меня поправил, если б не было тебя? Он наклоняется вперед. Отбрасывает прядь волос с ее лица. Проводит пальцем вдоль линии ее подбородка. И тихо, тихо добавляет: - Есть такая штука, называется гравитация. Притяжение. Земля притягивает Солнце, поэтому оно крутится вокруг нее. И ему это нравится. Поэтому оно сделает все, что в его силах, чтобы удержать Землю на месте. Даже если ему придется заменить все таблетки в ее доме витаминками. Она резко поднимается. Ее чуть-чуть шатает и немного тошнит, но слабости или сонливости нет. Она смотрит на него так, будто бы ей хочется, чтобы он провалился сквозь землю... или сквозь Землю. Она не уверена. - Убьешь меня завтра, - подмигивает он. - Когда протрезвеешь.