Пой же вместе со мной!

- Ну что, детишки, как вы там? Дышите еще?- с непередаваемым интересом и оптимизмом в голосе спросила мама старосты, повернувшись на нас со своего царского сидения около водителя. - Все хорошо, мам...- вежлив ответил за всех староста. Но на самом деле он бессовестно врал, чтобы нервы его не самой молодой матери оставались в покое и не тревожились на отдыхе. Потому что трудно было назвать наше пребывание в машине термином "хорошо". Я была прижата к окну, но оно заклинило и не открывалось дальше щелочки в три сантиметра. Поэтому я и кот пытались прижаться к ней, стать червями и высунуть наружу максимальную площадь наших тел. Но получалось только высунуть нос и дышать. В центре сидел Ваня, бедный Ваня в шарфе, который скрючился так, будто собирался стать фокусником и уместиться в чемодане. Его лицо покраснело от жары, волосы налипли на лоб, а сам он смотрел на дорогу через лобовое стекло с таким пофигизмом, что мне приходилось регулярно тыкать его в бок и выяснять, жив ли он вообще. Старосту я видела фрагментарно, но ему явно было хуже. Лицо его тоже покраснело и лоснилось от пота, волосы, казались, будто намазаны жиром, прыщи подмигивали, как огни на маяке, а дышал он сипло и через раз. А вот тете, которая сидела у другого окна, было хорошо. Потому что она местная. И мы ей завидовали. - А долго еще?- рискнула спросить я, потому что хотелось разогнуться и прислониться к чему-нибудь холодному, а еще лучше залезть в душ. Если на юге существовал душ, все-таки тут море. Зачем вообще нужно в жизни что-то, если есть море? Можно ходить в пальмовых ветках и есть бананы. И смотреть на море. - Ой, да половину уже проехали, сейчас на заправке выйдем и там немного до города!- откликнулся водитель кавказской национальности, по совместительству дядя старосты. Посетители заднего сидения зашевелились, ибо появилась надежда на свежий воздух и разминку. А может, сможем уговорить и пойти пешком. Не так быстро, но зато без риска умереть от духоты и жары раскаленной на солнце старой, пыльной машинки. Но юг оказался хитрее. Солнце, которое уже почти спустилось к горизонту и стало большим и тепло-красным, грело не очень сильно. Но духота, стоявшая в воздухе, могла убивать похлеще киллеров. И комары ехидно жужжали где-то около кустов. Я вытирала пот, глядя в закат, и думала над тем, стоило ли сюда ехать. - Теперь я у окошка,- подошел ко мне Ваня с официальным заявлением, промокая лоб футболкой и не заботясь о тех, кому довелось в процессе разглядеть его фигуру. В этом он был щедрый и позволял всем смотреть на себя. Конечно, в пределах воспитанного. - Тогда ты держишь кота,- обменялась я с ним местами, но зато с выгодными условиями. Потому что мохнатая грелка не желала сидеть на месте и не понимала, что надо потерпеть. А может даже и потела, если, конечно, коты умеют потеть. Как-то не интересовалась я этим. Сидеть в центре оказалось комфортнее. Конечно, тут было жарко, но я могла более менее выпрямить ноги и поговорить с сидящим рядом бедным старостой о философии Канта или о феномене "Тихого Дона" и символе коня в литературе Китая. Ваня же сидел с котом у окошка и недовольно косился на меня. Животное на его руках тоже было не слишком счастливо и крепко сжимало в когтях чужой шарф. Мы браво неслись по дороге среди леса, иногда краем глаза замечая тонкую голубую полоску моря, а солнце садилось все ниже и ниже, заставляя небо сиять всеми оттенками красного. Но все же мы добрались до небольшого курортного городка, называемого Геленджиком от слова, которое мне было неизвестно. Машина, попетляв по улицам, притормозила около небольшого и явно старого, но красивого домика, покрашенного в голубой цвет. Виноградник, который полностью покрывал специальную крышу и образовывал своеобразную беседку около дома, обвил забор и даже стену, явно не собираясь на этом останавливаться. Я, предварительно убедившись в отсутствии собак вокруг, опустила кота на небольшую полянку гравия, где остановилась машина, и помогла достать наши сумки. Ваня тоже помогал, но я видела, какой он рассеянный и как грустно он глядит куда-то вдаль, а точнее вниз по улице. И во взгляде его печали больше, чем во взглядах всех узников Алькатраса. - А до моря далеко?- тоном очень скромной девочки спросила я у матери старосты. Та, отвлекшись от проблемы выяснения у кого остался ключ от ограды, махнула рукой куда-то вправо. - Там, дорогу только перейти, и вниз,- пояснила она свой жест. Я сделала вид, что все поняла. Навостривший уши Ваня вроде бы понял даже больше, чем я. Кот ничего понимать не хотел и хотел просто поспать. Но я смело взяла его под мышку и понесла на пляж. Ориентировались мы на Ваню. Он вроде как понимал, куда идти, ну, точнее, мне бы хотелось в это верить. Шли молча, только иногда пыхтя и тяжело вдыхая горячий южный воздух, пропахший виноградом, шашлыком и горькой соленостью моря. Но в этот раз сосед как-то собрался и не стал играть в смелых партизанов и вражеские войска. И вывел нас на набережную, всю из белого камня и серой плитки, по которой прогуливались чинно местные и туристы. Кафе работали, гремела музыка, слышались выстрелы из тира, смеялись и бегали дети, а с набережной был спуск на пляж. Россия первым слез, стягивая с ног кроссовки и наступая на мелкую и крупную гальку, которой был устлан весь пляж. Камешки заскрипели, где-то вдалеке особо шумная волна набежала на берег и отхлынула обратно. Вода была еще теплая, поэтому стоять на камнях и наслаждаться тем, как волны лижут ступни, было приятно. Кот с видом, будто в одночасье вся его семья сошла с ума, сидел подальше от опасной воды и иногда вылизывал себе лапы, как бы показывая этим протест. Мы с Ваней стояли и смотрели куда-то вдаль, в район заката, который криво виделся с пляжа, в район мыса, видного вдалеке в дымке, и огоньков на нем. - Добрались,- вздохнул Брагинский, переминаясь с ноги на ногу и явно жалея о том, что не подвернул свои джинсы и они теперь намокли. - Добрались,- согласилась умная я, закатавшая штаны до колена и держащая кроссовки в руках. Море, такое далеко и, казалось бы, нереальное, наконец-то оказалось достигнутым.