- 1 -
Шинтаро любит свою семью. Нана - прекрасная женщина, трудолюбивая, хозяйственная. Нежная и тихая. Она не задает вопросов, не шумит и правильно воспитывает их сына. Каждую субботу Шинтаро приводит себя в порядок, моется чище, чем перед операционной, заходит в спальню, осторожно гладит бедро Наны, целует ее маленькую грудь и пытается зачать еще одного ребенка. Нана не знает, но в их постели постоянно присутствует третий, который указывает, что именно надо сделать, и разрешает Шинтаро кончить. Из недели в неделю Шинтаро проживает один и тот же сценарий, от которого не может отмыться, который липко разливается по брюшной полости и разъедает внутренности. Было бы проще, если бы Нана была просто прикрытием тайной жизни доктора Мидоримы, яркой звездочки японской медицины, которому все пророчат блестящее будущее. Но Шинтаро на самом деле любит жену, рядом с ней он спокоен и умиротворен, а возвращение домой снимает половину усталости от рабочего дня. Только Нана настолько чистая, что каждую субботу он пытается отмыться от своего порока, чтобы не запачкать ее. Безрезультатно - тихий голос нашептывает приказы на ухо, Шинтаро стискивает зубы, оргазм плавит внутренности и не приносит удовлетворения. Шинтаро думает, что его порок может навредить детям. Это пугает до дрожи в коленях и проблем с эякуляцией. Даже приказ не всегда помогает - Шинтаро выворачивает в сухом оргазме, но сперма не покидает его тела, белые иглы боли протыкают тестикулы, а Нана делает вид, что ничего не заметила. Самое страшное в том, что об этом нельзя поговорить с Акаши. Шинтаро доверяет ему, но слишком хорошо знает, к какому специалисту следует обратиться в первую очередь. По крайней мере, он честен с самим собой. В свободное время Шинтаро собирает информацию, ставит себе диагнозы и расписывает план лечения. Все упирается в то, что ему нужно переломаться, как наркоману. Конечно, если он не обратится за помощью, но он пока не в состоянии признать свою проблему перед другими. Или, хотя бы, вслух. Шинтаро решает проявить силу воли. Он многого добился стойкостью и целеустремленностью, возможно - как бы наивно это ни было, - получится и с этой деликатной проблемой. В очередную субботу Шинтаро не пишет Акаши, не вкладывает в ухо передатчик и не гладит Нану по бедру. Он просто принимает душ, ложится на футон, накрывается по грудь и кладет руки поверх одеяла. Рано или поздно организм не выдержит и соскочит с крючка, на который его подвесили несколько лет назад. Шинтаро пропускает и вторую субботу. Нана становится еще тише, но дом по-прежнему сияет чистотой и порядком, ужин и бенто безупречны. Если бы Шинтаро знал ее хуже, то не заметил бы напряжения, которое сковывает ее тело - руки расслабленно лежат на коленях, линия плеч естественна, взгляд привычно устремлен на пол, но она натянута, как струна. - Что случилось? - спрашивает Шинтаро и кладет палочки. - Невкусно? - Очень вкусно, Нана-сан. Что случилось? Ее пальцы впиваются в ткань, Шинтаро кажется, что еще немного - и косточки треснут, проткнут кожу, разорвут капилляры, кровь зальет кимоно и пол, заполнит до краев соусник и пиалу. В горле першит, по спине струится пот и ломит суставы. Нана молчит, Шинтаро предполагает всякие ужасы, но Наота играет во дворе, его смех усиливает напряжение. Что-то случилось, но Шинтаро не знает что. Рис остывает, пальцы Наны расслабляются, во рту сухо - не помогает и зеленый чай. Секунды впиваются в мышцы пчелиными жалами, яд разливается по крови, перед глазами плывет, сердце гулко бухает в груди. Шинтаро не хочет видеть ответ на свой вопрос, но тот выжжен под его веками. Поэтому - надо смотреть на черные гладкие волосы, на аккуратный носик, на тонкие пальцы, которые неподвижно лежат на коленях. Шинтаро медленно выдыхает, берет чашу с рисом и палочки, запихивает в себя безвкусные комки - кажется, он набивает себя бумагой, на которой каллиграфией выведено «порок» - и слушает биение соцу. - Благодарю за еду, - говорит Шинтаро, закончив трапезу. Он первым уходит из комнаты и не оборачивается, чтобы не замечать слез, текущих по щекам Наны. Признать, что видел - выше его сил. Это - слишком грубое вторжение в личную зону. Шинтаро знает, что у него больше нет времени на бездействие. Пора браться за свое исцеление всерьез. Он изучает актуальные методики, выбирает между алкоголем и успокоительными - отказывается от обоих, - смотрит продукцию порнографической индустрии, отслеживает показатели своего тела, рисует графики и строит диаграммы, но не может обойти фиксацию. Кровь не приливает к паху, даже когда Шинтаро просматривает Тематические ролики. Впервые в жизни он напивается и не приходит ночевать домой. Мобильный надрывается в ладони, Шинтаро смотрит на дисплей, просит у Наны прощения, его плечи дрожат и щиплет губы. Вскоре разряжается аккумулятор, телефон замолкает, и Шинтаро сгибает пополам. Кажется, его выворачивает целую вечность, спазмы не прекращаются, и когда желудок полностью пустеет. До путей всего несколько шагов. Шинтаро, пошатываясь, идет к рельсам и ложится на них. Металл холодит шею, мигают звезды, сердце гонит по организму чистый яд, живот трясется от смеха. Тело накрывает волна насекомых, их лапки щекочут и царапают, Акаши приказывает подняться, привести себя в порядок, утереть слезы и позвонить. Шинтаро посылает его, тут же накрывает рот ладонью, но гром не гремит, земля не разверзается, сердце не останавливается. «Патологическое опьянение». Диагноз не приводит в чувство, но становится легче игнорировать бредовые переживания. Шинтаро точно знает, какова реальность на вкус, и запах, и цвет. Он поднимается, идет прочь от железнодорожных путей, закрывается в своей машине, откидывает спинку сиденья и засыпает. Утром ему плохо, каждое движение отзывается головной болью и спазмами желудка, затекшие ноги похожи на два бревна, которые по ошибке приделали к человеческому телу, во рту сухо, в машине нет ни одной бутылки воды, вокруг - ни одного автомата по ее продаже. Шинтаро выходит из машины и разминается. Его пошатывает, но сила воли способна на все, даже перевернуть Землю, что уж говорить о приведении себя в порядок. Шинтаро возвращается домой, не глядя проходит мимо похожей на тень Наны, смывает с себя похмелье, но ему не удается избавиться от отвращения к себе. Нужно выйти к жене, поговорить, объяснить, извиниться, так делают взрослые люди, но Шинтаро закрывается в своем кабинете - единственной комнате в европейском стиле, - садится за стол и открывает ноутбук. Нужно избавиться от своей болезни, тогда их жизнь станет прежней, он сможет класть голову на колени Наны и улыбаться ее улыбке, сидеть рядом с ней в офуро и изучать ее кончиками пальцев, каждый раз - как в первый. В субботу Шинтаро моется основательнее, чем когда-либо, заходит в спальню, опускается на футон и гладит бедро Наны. Она всхлипывает, пальцы дрожат, концентрация испаряется, Шинтаро с трудом удерживается от того, чтобы вскочить и унестись прочь. Он нависает над ней, смотрит на пунцовую щеку и длинные ресницы, в голове звенит тишина, желудок скучивает спазмом, но непоправимого не происходит. - Я так хочу тебя, Нана-сан, - шепчет Шинтаро. - Но я переутомился. Обещаю, мне станет лучше. Нана переворачивается на живот и прячется с головой под одеялом. Белая ткань ходит ходуном, но Шинтаро не слышит ни звука. Он не шевелится, смотрит на кокон, спрятавший от него плачущую жену, и пытается сохранить трезвость мышления. Шинтаро знает, что просто ищет повод позвонить Акаши, услышать его голос, передать контроль и стать собой. Только Нана не повод и не предлог. Она - причина. А Шинтаро - наркоман, который обманывает самого себя.- 2 -
«Мне нужна твоя помощь». Шинтаро смотрит на текст сообщения несколько минут, стирает его и снова набирает. Он видит причины и следствия, разматывает до конца клубок зависимости, но нить тут же схлестывается и впивается в тело, взрезает кожу, рвет мышцы и крушит кости. Шинтаро безмолвно кричит, кажется, целую вечность и отправляет сообщение, когда заканчивается приступ. Минуты падают на затылок каплями воды, стекают по позвоночнику и собираются в ледяную лужу. Тело трясет крупной дрожью, синеют пальцы и губы, липкая грязь разливается по брюшной полости. Шинтаро наклоняется, утыкается лбом в пол, медленно отсчитывает секунды и концентрируется на каждом числе. Телефон вибрирует, когда третья тысяча подходит к концу. Шинтаро резко поднимается - поясницу сводит от боли - и читает короткое сообщение «Ты забываешься». По щекам текут слезы, живот трясется от смеха, пальцы сжимаются на мобильном. Мышцы сводит от желания разбить его, но Шинтаро сдерживается, опускает руку и считает от десяти до нуля. «Мне нужна Ваша помощь, Господин». Ответ приходит сразу же: «Нагасаки, через два дня. Водитель встретит тебя на вокзале. Сообщи время прибытия». Облегчение разливается по телу подобно виски - сначала обжигает горло, а потом бьет теплом, покалыванием в пальцах и головокружением. Шинтаро поднимается и на ватных ногах бредет в уборную, продумывает отговорку для Наны и стирает со лба выступивший пот. Внутренности крутит, словно в центрифуге, а сердце колотится, как после трех чашек эспрессо. Шинтаро плохо, но он... Пожалуй, счастлив. Через полчаса ближайшая неделя освобождена, в расписание внесена частная консультация, билеты куплены. Шинтаро отправляет сообщение Акаши, случайно замечает день недели и трет лоб. Падение уже началось, в крови полно эндорфина, терять нечего. «Сегодня суббота», - пишет он. «Ты знаешь, что делать», - ответ приходит ровно через пять минут, Шинтаро уже раздавлен и бездумно переходит с сайта на сайт, но четыре слова возвращают его к жизни. Он выключает ноутбук, поднимается, медленно идет в ванную комнату и закрывается в ней. Наконец-то они с Наной будут вместе. Он сможет провести губами по ее нежной коже, обвести языком вокруг соска и проникнуть в ее ждущее лоно. Семя упадет на благодатную почву, что породит новую жизнь. На этот раз - копию Наны. Шинтаро отмечает реакции организма - повышение температуры, учащение пульса, сухость во рту, дрожание пальцев. Он знает, что сегодня все получится, потому что принятые решения - верны, гороскоп - благоприятен, Акаши - безупречен. К тому же, он очень хочет, чтобы все получилось, и полагается на обоих своих партнеров. Шинтаро раздевается, аккуратно складывает одежду и тщательно моется, не пропуская ни одного участка тела. Нервозность постепенно исчезает, всеобъемлющее спокойствие напоминает о баскетболе, о концентрации перед решительным броском, о многочисленных победах. Шинтаро чист и телом, и душой. Мягкая ткань юкаты ласкает кожу, дыхание ровное и глубокое, но кончики пальцев покалывает от возбуждения. Приемник легко помещается в ухе, он почти незаметен, о его наличии надо знать, чтобы найти, но именно он завершает непобедимого Шинтаро. Счастливый талисман каждой субботы, который снимает нервозность и купирует обсессию. Шинтаро идет к жене, слушает шелест ветра в листве, пропитывается запахом жасмина и чуть заметно улыбается. Сердце колотится, с каждым ударом возбуждение все гуще, от этого можно было бы сойти с ума и заболеть, если бы Шинтаро уже не был болен. Но даже осознание зависимости не может испортить ожидания. Через несколько минут они все снова будут вместе, пока не растворятся в очищающем потоке и не забудут, как дышать. Нана сидит на пятках, руки аккуратно сложены на коленях, взгляд опущен, волосы убраны в высокую прическу и закреплены несколькими гребнями. Акаши пока молчит, из приемника не доносится даже дыхания, но на этом этапе Шинтаро справится в одиночку. Он садится напротив жены, их колени почти соприкасаются, на ее щеках горит румянец, который тут же отражается в его сердцебиении. Нана предлагает Шинтаро пиалу с зеленым чаем, которую он с благодарностью принимает, а затем утоляет жажду. Они молчат, даже когда он поднимает руку и вынимает первый гребень. Густая прядь разворачивается, тяжело падает на плечо, волосы струятся подобно живому шелку и блестят в рассеянном солнечном свете. Сердце пропускает один удар и бьется быстрее, чем прежде, пересыхают губы, Шинтаро щурится и не позволяет себе спешить - медленно вынимает оставшиеся гребни один за другим и следит за падением каждой пряди. Пальцы Наны белеют, румянец похож на лихорадочный, но она не шевелится, ждет, пока Шинтаро снимет с нее юкату, а он - голоса Акаши. Тишина в наушнике пугает и выступает испариной на спине. Покой рассыпается, как карточный домик, паника подступает к горлу и сжимается желудок. Шинтаро не может понять, где просчитался, его веру в Акаши трясет, будто она находится в эпицентре землетрясения, волосы Наны мягко скользят по ладоням, крик разрывает легкие, но с губ не срывается ни звука. Кажется, самое время извиниться, поджать хвост и уйти в сад, лишь бы не видеть белый кокон, который пожирает жену, сокращается вокруг нее подобно удаву, чтобы извергнуть из себя лишь переломанные кости. Шинтаро сглатывает вязкую слюну, порывисто берется за дужку очков и подбирает слова, но они умирают, так и не родившись, - Нана бледнеет, ее ресницы дрожат, по щекам вот-вот потекут слезы, а от этого остановится сердце, навсегда, с мертвым сердцем невозможно жить, а если и возможно, то совершенно не хочется. Мертвое сердце не горит любовью, не бьется в такт, не рвется из груди. - Раздень ее, - внезапно оживает приемник. - Как я тебя научил. Тело пронзает сотнями молний, Шинтаро кажется, что мясо отстает от костей, мускулы двигаются под кожей подобно взбудораженным змеям, а брюшную полость заливает кислота. Но сейчас он помнит порядок действий, организм проходит по фазам цикла сексуальных реакций, Нана прячет лицо за узкими ладонями, ее волосы рассыпаются живым покрывалом по полу, приемник транслирует дыхание Господина, Шинтаро проваливается в бесконечность, зажатый между его приказами и лоном жены. Падение прекращается вместе с коротким разрешением, Шинтаро впивается пальцами в ягодицы Наны, входит в нее до предела и закусывает губу, чтобы сдержать крик. Он изливается, каждый спазм - боль и облегчение, эндорфин затуманивает сознание, делает мир почти сказочным, а самого Шинтаро - чистым и обновленным. Нана прячется под белым покрывалом и безмятежно спит. Шинтаро перебирает черные волосы, наматывает их на кулак и трется о них щекой. Страхи кружат рядом с домом, но не могут пробиться сквозь надежную защиту из шепота Господина. Тот всегда на страже, просто нужно прийти к нему.- 3 -
Поездка в Нагасаки похожа на кошмар. Кондиционер исправно работает, поезд несется с бешеной скоростью, иногда закладывает уши, проводники предлагают напитки и бутерброды, Шинтаро цепляется в подлокотники и пытается сохранить ясность сознания. Кости плавятся и тут же застывают в чуждых человеческому организму формах, выкручивает суставы, по лицу стекает пот, сдавливает грудь. Шинтаро кажется, что его альвеолы гибнут одна за другой, словно его легкие - это пузырчатая упаковка, попавшая в руки офисного сотрудника. Он знает, что встреча могла бы состояться в Киото или даже Токио, но Акаши по праву наказывает его. Он задыхается, щелкают сразу десять альвеол, из трещины на губе выступает кровь, до конца поездки всего несколько часов и одна пересадка. Шинтаро притворяется, что полностью поглощен последним выпуском медицинского журнала, чтобы избежать разговора с соседкой, и убеждает себя потерпеть еще немного, потом можно будет передать контроль и снять с себя ответственность. Он выпил бы горячего саке, но знает, что Акаши не нравятся ни вкус, ни запах, поэтому сдерживается. Нагасаки обрушивается гулом толпы, запахами портового города и яркими красками, от которых режет глаза. Шинтаро уверенно идет к выходу, находит встречающего, коротко представляется и следует за ним. В машине становится чуть легче, исчезает желание сбежать, вернуться в Токио, сделать вид, что не просил о помощи, что не нуждается в ней. Точка невозвращения пройдена. Шинтаро надевает гарнитуру и нажимает на кнопку быстрого вызова. Телефоны всегда разные, но номер Господина привычно закреплен на четверке. Это навевает воспоминания, которые можно назвать приятными, потому что тогда все было намного проще. Понятные цели, четкие желания, твердая уверенность в собственных непобедимости и непогрешимости. Сейчас же Шинтаро не может разобраться в себе, только знает, что последние годы живет в грязи и обмане. - Сегодня мне нужна спутница, - говорит Господин, пропуская формулы вежливости и сразу переходя к делу. Так, словно они продолжают прерванный пару минут назад разговор. К паху приливает кровь, Шинтаро жмурится, впивается пальцами в кожаную обивку сиденья и рвано дышит. Предложение унижает - пусть подчиненный, но он мужчина, - и, в то же время, возбуждает, новая маска открывает новые возможности, Господин никогда не заходит слишком далеко, его выбор всегда верен, чтобы сомневаться и чувствовать себя на самом деле оскорбленным. Шинтаро медленно выдыхает через нос, открывает глаза и смотрит в окно - на фонарные столбы, школьниц в матросках, воздушные шары и яркие клумбы. Схлынывает адреналин, выравнивается пульс, возвращается дар речи. - Да, Господин. - Визажист прибудет в пять часов. К этому моменту ты должен быть готов. - Да, Господин. - Оставайся на связи. - Да, Господин, - говорит Шинтаро, несмотря на то, что его звонок явно переведен в режим ожидания. Это ничего не значит, в автомобиле установлено минимум три камеры и один микрофон. Шинтаро находится под постоянным наблюдением, словно попал в дурацкое реалити-шоу, но именно это придает сил и уверенности - с ним не может произойти ничего плохого. Машина останавливается у ничем не примечательного дома, водитель открывает дверь, Шинтаро чуть заметно улыбается и выходит. Тело непривычно легкое, в голове пустота, на душе ни одной кошки, ярко сияет солнце, и мелодично звенят колокольчики. Натянутая пружина наконец-то окончательно расслабляется и прекращает давить на диафрагму. Дом ожидаемо пуст, Шинтаро разувается и тут же начинает раздеваться, бросая одежду на пол. Это незначительное нарушение привычек веселит, от него щекочет в носу и тянет танцевать. Глупость, конечно, у этого Шинтаро нет никаких привычек, он появился на свет менее часа назад, чистый и незапятнанный, свободный и открытый всему новому, даже - и особенно - разбрасыванию одежды. - Установи камеры так, чтобы я видел тебя каждую секунду. - Да, Господин. От Его голоса дрожат колени, поджимается живот и расправляются плечи. В нем - спокойном и ровном - слышно одобрение, и это не самообман. Шинтаро улыбается и расставляет камеры - по две в ванной и спальне, в другие комнаты он все равно не будет заходить. Господин немного корректирует их положение, Шинтаро следует его указаниям, на бедрах вспыхивают зажившие порезы последних месяцев, - кожа чистая и гладкая, но Шинтаро знает, где они находятся и их точное количество, - вышибает воздух из легких от понимания, что Господин не знает об этих наказаниях. - Распарь кожу и удали лишние волосы. - Да, Господин. Звонок опять переведен в режим ожидания. Шинтаро снимает гарнитуру, кладет ее на полку с полотенцами и закрывается в душевой кабине, горячая вода обжигает, плотные клубы пара поднимаются к потолку, из глаз течет соленый пот, сводит мышцы лица, улыбка рвет губы, пальцы ищут бритву - кажется, бритву, потому что Акаши приказал... Шинтаро поворачивает кран и давится криком - холодная вода тут же приводит в чувство, сознание прочищается, проходит судорога. Шинтаро выключает воду и вываливается из душевой кабины, наскоро просушивает полотенцем голову с шеей и надевает гарнитуру. Одно это удерживает на поверхности и не дает провалиться в кислотную ненависть к своей слабости. Голос Господина окончательно исцеляет, Шинтаро улыбается, садится на банную скамейку и удаляет волосы. Он и не подозревал, что настолько зарос. Подмышки, грудь, живот, пах, ноги - минута проходит за минутой, мерзнут ступни, несмотря на летнюю жару и легкое возбуждение. Спустя целую вечность он вертится перед камерой, поднимает, наклоняется, раздвигает, проводит по коже шелковым платком и мучительно краснеет, но Господин доволен, и гордость от этого опьяняет. - Теперь клизма. - Но... Шинтаро смотрит в пол, наматывает платок на пальцы и кусает губы. Он готов почти на все, но опорожняться перед камерой? Это слишком, даже если помнить о том, что Господин тщательно подбирает приказы и никогда не заходит дальше, чем необходимо. Ткань пережимает капилляры, кончики пальцев синеют, зудит раздраженная депиляцией кожа, набухает в носу. - Скажи, если не хочешь. Господин не выражает неудовольствия, его голос по-прежнему спокоен и ровен, забота с теплотой обволакивают и дурманят сознание, но Шинтаро улавливает нюансы - фраза звучит чуть официальнее, чем привычно, - тянет плюхнуться на колени, уткнуться ладонями и лбом в пол, попросить прощения, но это просто заведет глубже в панику и неприятие. Шинтаро верит Господину, глубоко вдыхает и медленно выдыхает, шелковый платок падает на пол. - С удовольствием подчиняюсь, - говорит он, соединяет ладони и кланяется. Очищающий раствор уже готов, кружка Эсмарха подвешена на стойку для капельницы, щеки и грудь горят, возбуждение собирается у ануса, Шинтаро жутко стыдно, хочется прикрыть лицо ладонями, но Господин приказывает прямо смотреть в камеру и Его голосу невозможно противостоять. Шинтаро опускается на колени, смазывает себя, вводит наконечник в задний проход и всхлипывает. Эрегированный пенис дрожит, но разрешения не было, что равнозначно запрету, только просить еще рано. Пол неприятно холодит локти и колени, по лицу стекает пот, таз высоко поднят, теплая вода наполняет кишечник, одуряюще пахнет эвкалиптом. Шинтаро смотрит в объектив камеры и глубоко дышит. Целую вечность он ждет, пока желание опорожниться не станет бесконтрольным, испрашивает разрешения и - вечная благодарность Господину - закрывается в полном одиночестве в уборной. Когда появляется визажист, Шинтаро чист и обновлен. От яда не осталось и следа, организм безупречно функционирует. Гарнитура снята, но панических атак нет. Незримое присутствие Господина ощущается каждой клеточкой тела.- 4 -
Шинтаро изучает отражение в зеркале и не узнает себя - кожа светлее, глаза ярче, губы полнее. Лицо больше похоже на европейское, чем на японское. Визажист и правда создала из него новую личность, которую не узнают при встрече. Шинтаро даже на секунду не хочет задумываться над тем, кого из знакомых может встретить, сопровождая Господина, и надеется, что его фотографии не появятся на страницах популярных газетенок. - Последний штрих, и ты можешь одеваться, - говорит Господин. От его голоса сводит мышцы - Шинтаро никак не удается провести четкую границу между болью и эйфорией. Эндокринная система выбрасывает в кровь слишком сложную смесь гормонов, реакции сознания не поддаются анализу, зато смирение укутывает покоем. Не тем, когда показатели нормальны, сердце бьется ровно, наполнение легких идеально и мускулы расслаблены. Скорее - глубоким осознанием правильности каждой секунды. - Комод темного дерева в спальне. Открой верхний ящик. Шинтаро молча выполняет приказ, его губы запечатаны до тех пор, пока ему не разрешат говорить. Верхний ящик битком забит разными вещами, от которых кидает в жар. Господин никогда не прикасается к Шинтаро в стыдных местах, только к предплечью, иногда щеке или волосам, но всегда смотрит, как его раб играет с собой, направляет его руки, усиливает вибрацию и говорит. Зажимы, фаллоимитаторы, свечи - содержимое ящика напоминает о бесчисленных вечерах, о закушенных губах, о сорванном горле, о струйке слюны, стекающей по подбородку. Шинтаро не жмурится, чтобы не испортить макияж, смотрит на игрушки, тяжело дышит и ждет следующего приказа. Секунды падают на затылок, разбегаются мурашками по голой коже и впиваются десятками тонких игл. - Зеленый футляр. Шинтаро открывает его и, не мигая, смотрит на небольшое серебристое яйцо. Это определенно какая-то новая игрушка, но он не может понять, как именно ее использовать. - Вставь в себя. Без смазки, - уточняет Господин, когда Шинтаро берет флакон с лубрикантом. «Но». Возражение застревает в горле, распирает его и выступает кислым на языке. Шинтаро несколько раз сглатывает слюну, пальцы дрожат и напрягаются соски. Он слишком ярко представляет себе процедуру - перед камерой, с высоко поднятым тазом и разведенными ягодицами, протолкнуть игрушку внутрь - и то, что произойдет потом. Шинтаро выполняет приказ, не изменившись в лице, маска макияжа остается безупречной. В низу живота копится жар, но больше ничего не происходит. Нет вибрации, нет одобряющих слов, нет никакой дополнительной стимуляции. Просто фантазия подкидывает сочные картинки, но даже она затихает через минуту ожидания. Ничего не происходит. - Одежда в шкафу. Иногда - например, сейчас, - Шинтаро думает, что зависимость не возникла бы, если бы они с самого начала занимались обычным сексом. Конечно, Господин мог бы проникнуть под кожу, его силу нельзя недооценивать, но у самого Шинтаро было бы больше шансов противостоять, затеряться в Токио и никогда не встретиться. Только он не знает, желает ли себе жизни без приказов и сюрпризов. Шинтаро надевает платье, которое только подчеркивает его мужскую фигуру - слишком узкие бедра, слишком мускулистые плечи, слишком явная выпуклость в паху, - и думает, что предпочел бы кимоно. Только вряд ли есть женские кимоно на его рост. И, уж точно, он выглядел бы большим идиотом на гета и с классической прической. - Ты великолепен. Простая констатация факта не вогнала бы Шинтаро в краску, но он снова отмечает нюансы - Господин говорит с чуть заметным нажимом, с явной гордостью, с убийственной нежностью. Дрожат колени, выпуклость в паху становится еще более явной, ткань морщится, Шинтаро кусает себя за щеку и ищет утягивающее белье, но замирает после недовольного запрета. - Водитель тебя уже ожидает. Шинтаро медленно выдыхает и гонит дурные мысли, реакцию Господина можно было предсказать, равнодушие в его голосе - всего лишь наказание, надо запомнить свою ошибку и больше ее не повторять, а сейчас быть безукоризненным и делать ровно то, о чем мечталось в Токио, - не думать, не принимать решения, не проявлять инициативу, подчиняться. Шинтаро рад, что у него обувь без каблука, иначе он не сделал бы и двух шагов. Сердце колотится в груди, птицы чирикают в лесу, ветер шумит в верхушках деревьев. Природа словно подбадривает, поддерживает, одобряет, даже звезды весело подмигивают, но он нервничает. А вдруг его кто-нибудь узнает? Дверь автомобиля мягко закрывается, мерно урчит мотор, за окном все четче проступает город, Шинтаро наматывает на палец полоски салфетной бумаги. Они постоянно рвутся, расползаются на мелкие клочки, падают снегом на красную ткань платья. Страх разрастается, травит кровь, горчит слюну и выступает на ладонях липким потом. Господин молчит. Шинтаро готов заорать, потребовать, все бросить, развернуться, уехать прочь, в Токио, лишь бы не... Наверное, страх достигает своего предела - Шинтаро не уверен, может, просто вовремя скрипят шины. Зато дыхание тут же выравнивается, сердце бьется мерно, ладони сухие, словно не было панической атаки, не было влаги на них всего пару секунд назад. Шинтаро моргает - может, и не было. Может, он просто задремал, ночь была тяжелой, вся его жизнь была тяжелой, утомиться - не самая сложная задача. Зато он наконец понимает, в чем его главная ошибка. Теперь щеки горят от стыда. Тянет встать перед зеркалом, склониться перед своим отражением и извиниться от всего сердца за то, что много лет не принимал себя таким, какой есть, что стремился к идеальному образу, который сам и создал, без посторонней помощи, что загонял себя в рамки и не давал дышать. Шинтаро хорошо понимает, что не может круто изменить свою жизнь, более того - он не хочет ее менять. По большому счету его все устраивает - семья, карьера, Господин, даже ломка, которая всегда заканчивается звенящей пустотой в голове и дурацкой улыбкой. Но ему вполне по силам принять себя, пусть и будет сложно. И начать можно с образа, выбранного Господином. Машина останавливается, водитель открывает дверь, Господин предлагает руку, Шинтаро осторожно выходит, сжимаясь, опасаясь, что на него будут пялиться. Грудь распирает от нервного смеха, пальцы горят, на тротуар падают обрывки салфетной бумаги. Никто не указывает на Шинтаро пальцем, не смеется, не обращает внимания. Всем все равно, каждый занят собой, только Господин смотрит внимательно и, кажется, улыбается глазами. Шинтаро спрашивает себя, как давно тот догадался о кислоте, и грязи, и сухих оргазмах, - но не пытается найти ответ. На самом деле, все это неважно. По крайней мере, не сегодня. Еще будет возможность детально разобрать свою проблему, научиться принимать себя целиком, даже сходить к специалисту - или поговорить с Господином, - но сейчас надо сделать первый шаг. Шинтаро расправляет плечи, гордо поднимает подбородок и следует за Господином сквозь толпу. Чуть спотыкается, когда что-то - серебристое яйцо, понимает он, то самое, без смазки - начинает вибрировать. Впивается пальцами в предплечье Господина и тут же расслабляется. В баре темно и шумно. Рядом - Он, сидит, улыбается глазами, мерно дышит и ласкает ладонь кончиками пальцев. Шинтаро не прячется, и когда ткань опять морщится на пахе, и когда на ней проступает мокрое пятно, и когда слышит тихое разрешение. Упирается затылком в твердую ладонь, сжимает ягодицы, тяжело дышит, - но не прячется. Хватит. Он принимает себя.