Нежность - безграничная, как море

«Моя, как море, безгранична нежность, И глубока любовь. Чем больше я Тебе даю, тем больше остаётся…» - одними губами произносит Шион, устроившийся под золотистым светом лампы, когда его взгляд скользит по темным строчкам на пожелтевшей бумаге. В следующее же мгновение он останавливается и повторяет еще раз вслух – гулкое эхо услужливо разносит его голос в теплом подвальчике. Он до сих пор не может унять свой восторг от самого настоящего чтения бумажной книги. После сухих текстов учебников, такие истории кажутся Шиону невероятно живыми: каждое их слово открывает для него новые грани понимания, дарует головокружительную свободу. «…Ведь обе – бесконечны», - Шион нетерпеливо пробегает взглядом до конца строфы. «На самом деле я никогда не думал о любви, как о чем-то, что можно подарить другому. В конце концов, мне не приходилось даже читать о таком». Ему сразу же вспоминается Каран: с какой непередаваемой теплотой в глазах она предлагала ему дымящиеся ломти свежего хлеба или куски вишневого пирога. Ему вспоминается Сафу и грубый вязаный свитер, подаренный ему на день рождения много лет назад. «Да, это тоже, наверно, любовь. Все мелочи, крохотные незаметные жертвы, которые мы делаем для близких, чтобы заставить их улыбнуться, - это все должно быть…» Входная дверь хлопнула. - Голоден? – Недзуми входит в комнату с коричневым мешком в руках. Его одежда хранит на себе запах холодного вечернего воздуха, а глаза слегка светятся в полумраке темным серебром. Он снимает капюшон с головы и, раздеваясь, небрежно кидает куртку на софу. Вместо Шиона ему отвечает так не вовремя забурчавший живот – Недзуми хмыкает, а у альбиноса начинают гореть щеки. - Немного, - Шион быстро вскакивает на ноги, выпуская книгу из рук для того, чтобы с интересом заглянуть в мешок. Картофель, полбуханки хлеба, курица. - Вау! Выглядит удивительно! – произносит он серьезно, надеясь, что за признательностью в его голосе не слышно мучительной вины. Каждый день Недзуми приходится работать. Каждый день Недзуми приносит домой продукты. Им удается жить относительно нормально только благодаря ему. То, что Шион до сих пор жив – тоже его заслуга. И сам Шион прекрасно понимает, что каждым днем в этом маленьком, прекрасном мире – мире книг, чувств и новых идей – он обязан именно Недзуми, преспокойно моющему овощи рядом. «Смогу ли я когда-нибудь отплатить тебе за то, что ты для меня делаешь?» - Чем занимался весь день? – вопрос сопровождается мерным звуком нарезки. Шион удивленно поднимает взгляд и натыкается на искреннее любопытство в глазах Недзуми. - Читал, - улыбается Шион, на поверку приподнимая книгу обложкой вверх, чтобы Недзуми смог увидеть название. Крэвет с писком спрыгивает с его плеча и пулей мчится, чтобы налететь на кусочек морковки, уроненный Недзуми. - «Ромео и Джульетта», - Крыс бросает скептический взгляд на книгу, усмехается и ссыпает нарезанные овощи в миску. – Разумеется же, из кучи книг ты неосознанно выбрал глупую любовную историю. Привыкший к постоянным насмешкам, Шион любовно гладит книжку: - Я сейчас как раз читаю сцену на балконе, - объясняет он, - Джульетта и Ромео должны расстаться. Она говорит, что ее любовь к нему бесконечна и… Недзуми запрыгивает ногами на кушетку – Шион смотрит широко раскрытыми глазами, как он простирает одну руку к небу, а вторую патетично прижимает к сердцу, горестно склоняя голову: - О, в доме шум! Прости, мой друг… Иду, Кормилица, иду! Шион смеется: - Ты и эту часть знаешь?! – впрочем, он не был удивлен. Ему давно удалось заметить: Недзуми знает все книги, находящиеся здесь, и без труда цитирует, когда ему хочется. В такие моменты актерская натура Крыса проявляла себя настолько ярко, что Шион чувствовал себя абсолютно беспомощным. Он обнаруживал, что просто зачарован тем, с каким энтузиазмом Недзуми примеряет новые маски, как меняются тонкие черты лица и как Крыс начинает светиться изнутри. «Нет ничего удивительного: он действительно прекрасный актер». Воспоминания о Недзуми в образе Офелии заставляют Шиона покраснеть. Худощавая мальчишечья фигура, затянутая в корсет тонкого, как осенняя паутинка, платья. Цветы, вплетенные в темные распущенные волосы. Грациозные, естественные жесты. Легкая походка по сцене… В отчаянии Шион ищет, чем отвлечь себя от воспоминаний. Становиться жертвой раздраженного Недзуми ему не хочется. - Это красивая любовная история, - рассеянно говорит Шион, даже не слыша своих слов. – И сцена на балконе тоже прекрасна. Я думаю, это моя любима… - А знаешь ли ты, что они оба умрут в конце? – фыркает Недзуми, спрыгивая с дивана и отвлекаясь от приготовления ужина, хватает со стола чашку с водой, приближает ее к губам и делает глоток. – Ромео, думая, что его Джульетта мертва, выпивает яд, чтобы разделить с ней смерть! – Он падает на колени, изображая на лице предсмертные муки, и растягивается на полу, затихает на несколько секунд, а затем, как ни в чем не бывало, перекатывается на спину. - А вот Джульетта… Крыс моментально вскакивает на ноги и спустя мгновение оказывается за спиной Шиона, который даже не успел заметить этого молниеносного движения. Пальцы Недзуми с какой-то нежностью стискивают запястье парня – Шион от неожиданности роняет книгу, теряя нужную страницу: - А милая Джульетта, - тихонько мурлычет Недзуми Шиону на ухо, устраивая подбородок на плече и обжигая дыханием. Это очень отвлекает, - бедняжка находит Ромео мертвым и она так расстроена… настолько, что вонзает кинжал прямо… сюда… - он бережно переплетает их пальцы, заставляя Шиона сжать ладонь так, словно он держит невидимую рукоятку, и направляет «лезвие» прямо в сердце. Шион прикрывает глаза. Он чувствует тепло Недзуми, прижимающегося к нему со спины. Он слышит, как быстро бьется у него сердце, и подозревает, что это слабо относится к трагической развязке шекспировской пьесы. «Почему то, что он делает, заставляет меня чувствовать так странно?» Шион не знает, как объяснить то, что его тело горит, словно в лихорадке, а дыхание становится быстрым и неглубоким. - Я думаю, - честно начинает Шион, опуская взгляд чуть ниже на их все еще сцепленные руки, удерживающие «кинжал», - в этом нет ничего странного. - Что, прости? – Недзуми удивленно моргает и отстраняется. - Если бы такое произошло, - Шион тщательно подбирает слова. – Я имею в виду, концовку истории. Я думаю, что если ты не можешь быть вместе с любимым человеком, то умереть с ним… не самый худший вариант… Недзуми хватает его за воротник и сжимает горло, буквально пригвоздив к стене так сильно, что у альбиноса картинка плывет перед глазами. - Ты полный идиот, - выплевывает Крыс. Ярость в его голосе переплетается с чем-то еще, непонятным Шиону, но ранящим не хуже острого лезвия. – Ты действительно убил бы себя? «Я знаю этот его взгляд». Воспоминание приходит из прошлого четырехлетней давности: этот испуганный, затравленный взгляд зверя, загнанного в угол. И вместе с тем преисполненный яростной решимости, закаленной болью и скорбью. Шион помнит, как маленькая ладонь точно так же отчаянно стискивала его горло, а темные распущенные волосы щекотали лицо. Помнит странные слова брошенные Недзуми: «Живые люди… теплые, да?» «Это был не просто гнев. Это был… страх? Грусть?» - Прости, - шепчет Шион. Крыса пугает этот хрип и он в ту же секунду разжимает хватку. Шион не двигается, даже не пытается ощупать шею, чтобы проверить, будут ли синяки: Недзуми обычно осторожен с ним, он не причинит вреда. – Мне очень жаль… «…что я снова заставил тебя смотреть на меня так». Недзуми еще на мгновение задерживает взгляд на беловолосом, фыркает и отворачивается, уделяя внимание кастрюле с супом. Шион наклоняется и поднимает книгу с пола. Он прекрасно понимает, в каком состоянии сейчас Недзуми, и старается держать себя в руках, чтобы не навлечь на себя очередную вспышку гнева. Впрочем, Шион уже давно воспринимал их, как своеобразное доказательство привязанности, как механизм самозащиты, запускаемый определенными переживаниями, о которых он очень хочет спросить, но никогда не решится. На фоне громко булькает суп – у Шиона снова бурчит живот и парень принюхивается. Пахнет вкусно. Он подходит к книжным полкам, проводит пальцами по бесконечной череде корешков и пытается пристроить «Ромео и Джульетту» туда, откуда взял. «Это философия, религия и… конечно же поэзия. Хотя, разве она не должна стоять там, где пьесы? Или все-таки поэзия? Может у Недзуми есть место для обеих категорий…» - Она стояла здесь, - даже не оборачиваясь, Крыс указывает на одну из книжных полок. Шион отслеживает его жест и спешит вернуть книгу на место. А затем, поддавшись какому-то порыву, заставившему вспомнить прикосновение четырехлетней давности, он хватает Недзуми за руку и обнимает со спины, прижимаясь щекой к рубашке. «Знаешь, Недзуми, я так рад, что мы познакомились. Я счастлив, что тогда впустил тебя». Он уже знает, что сейчас чужие пальцы снова стальной хваткой сожмутся на его шее, а его самого впечатает спиной в книжные полки. Но ничего не происходит. Когда он недоверчиво поднимает взгляд, встречается с темно-серыми глазами Недзуми, на глубине которых застыло недоумение и странная… уязвимость. Неожиданно Шиона осеняет: да он же удивлен! «Ведь так, Недзуми? Ты удивлен, что я прикасаюсь к тебе так? Или, что я решился на это?» На него накатывает непонятно откуда взявшаяся грусть, и Шион только сильнее обнимает Крыса: - Недзуми… - шепчет он, подбирая слова. «Я не хочу делать тебе больно. Я всегда буду с тобой». Серые глаза напротив опасно сужаются, как у хищника. А затем Недзуми прижимает Шиона к книжному шкафу. Альбинос зажмуривается, ожидая очередного «приступа» удушья, но чужие руки внезапно нежно обхватывают его лицо. Шион распахивает глаза от неожиданности. Прикосновение действительно было нежным и осторожным… а поцелуй, последовавший за ним, - совсем нет. Шион слышит, как сыпятся на пол книги, но эта мысль вылетает из его головы сразу же, когда Недзуми собственнически впивается в его губы. Сердце колотится так, словно готово сломать ребра и выпрыгнуть из груди, а дышать резко становится нечем. «Больше… - мысленно умоляет Шион, - пожалуйста, продолжай». Стараясь удержаться на ногах, он цепляется пальцами за плечи Недзуми, отвечая на поцелуй неумело, неуверенно. Недзуми выдыхает хрипло и рвано и лишь сильнее стискивает Шиона в объятиях. А затем замирает и слегка отстраняется. «Нет, - думает Шион в отчаянии, - не уходи!» Он не хочет, чтобы это когда-нибудь кончилось. Он ощущает приятное тепло, исходящее от тела Недзуми. Он чувствует, как крепко обнимают его чужие руки (и автоматически отмечает, что без синяков в этот раз не обойтись). На его губах все еще остался привкус непреодолимой страсти. И Шион остро нуждается во всем этом. «Мне нужно все. Мне нужно от тебя все, Недзуми. Все… и одновременно ничего». Недзуми не отталкивает его. Наоборот – слегка поддевая подбородок Шиона кончиками пальцев, снова наклоняется к его губам и целует на этот раз гораздо мягче, деликатнее и глубже, вкладывая в поцелуй собственную жажду и искреннее желание. Их языки соприкасаются дразняще медленно. Беловолосый обнимает его за шею и зарывается пальцами в волосы Недзуми, а затем соскальзывает ладонями на грудь – не для того, чтобы оттолкнуть, а чтобы запомнить, что и у Крыса сердце колотится быстро-быстро. «Ты красивый. Недзуми, ты единственное, что важно для меня». Никогда раньше Шион не чувствовал так много. - Шион… - в конце концов, Недзуми удается разорвать прикосновение их губ, секундной задержкой намекая, что ему совершенно не хочется этого делать. Он щурит серебристо-серые глаза, потемневшие от желания, и внимательно всматривается в лицо альбиноса, пытаясь найти даже малейшие признаки отвращения или сопротивления. А когда не находит ничего, кроме удовольствия, его взгляд неуловимо теплеет. – Шион, - снова мурлычет он тихо, как будто Крысу нравится произносить его имя. «Почему ты остановился?!» - хочется спросить Шиону, но он боится не получить ответа. И это было бы совершенно нормально. У Недзуми всегда есть свои причины для каждого поступка, пусть он даже и не хочет делиться ими с кем-то еще… Все равно, Шион хочет быть честен с ним. Ему просто необходимо быть честным. - Мне… очень понравилось… - шепотом признается он. Шион думает, что Недзуми сейчас попросту развернется и уйдет или отпустит дурацкую шутку, или начнет дразнить, или что он там еще делает, чтобы заставить чувствовать его неловко. Вместо этого Крыс легко гладит Шиона по щеке, что совершенно на него не похоже. Ему вспоминается день, когда Недзуми впервые прикасался к нему с подобной нежностью – день, когда алая лента шрама обвила его тело. Тогда это было своеобразным обещанием, что Шион больше не будет одинок. Обещанием собственнической защиты, как он понял только сейчас. И любви тоже. Шион заливается краской до самых кончиков волос и смущенно опускает взгляд в пол. Недзуми широко улыбается: - Мне показалось, ты говорил, что голоден? – замечает он, резко меняя тему разговора, - Шион на мгновение поднимает на него взгляд и замечает почти готовый суп на плите. Крохотные мышки Недзуми уже уселись в ряд и торжественно наблюдали за приготовлениями. «Вы, ребята, ничего не упустите», - тихо смеется Шион. - Садись. Кастрюля, которую держит Недзуми, до краев наполнена горячим бульоном с овощами и курицей. Шион протягивает руки и греет ладони о теплую тарелку. «Да, - твердо решает он, возвращаясь к своим мыслям, хотя «Ромео и Джульетта» давно стоят на полке, - глубина чувств, выражаемая поцелуем, тысячи крошечных моментов нежной страсти и признательности всегда должны быть разделены с кем-то. Любовь действительно можно дарить даже такими простыми способами. Как в этой истории… Но у нашей будет счастливый конец, Недзуми. Я обещаю».