Калейдоскоп желаний.

Тону в любви — спасать не надо! Прошу вас, мимо проходите, не задевайте жадным взглядом, простите счастье мне, простите... © Костя Крамар 2014

Прижимаясь губами к её голой коже, я мог думать только об одном: о том, о чем не принято делиться даже с близкими; о том, что принадлежит только нам двоим. Эти длинные ноги, обтянутые шелком чулков, эти округлые коленки, с трогательными ямочками. Они - мой рай и ад одновременно, а на данный момент, всё это было именно адом. Не знаю, как там себя чувствует человек под пытками, но тот огонь, что пожирал сейчас меня изнутри, сжимая сладкой болью всё тело, требовал выхода, и у меня темнело перед глазами от его силы. Я боялся открыть рот, чтобы не издать лишнего шума, я боялся пошевелиться, чтобы не утянуть её под стол и просто воспользоваться возможностью стать с ней единым целым. Вцепившись сведенными судорогой пальцами в женское тело, я уткнулся лбом в ее мягкий живот, стараясь отдышаться и не наделать глупостей. Шинни, перебирала мои волосы, легко задевая острыми ноготками кожу. В очередной раз порадовался смене своего имиджа, теперь длина моих волос позволяла ей не путаться в одеревеневших от укладки волосах и прикасаться, не боясь испортить прическу. Хорош был бы я, если б вышел на сцену с взъерошенной, как после бурного секса, гривой. «Бурного секса», как же, мечтай, Ким Хён Чжун, у тебя еще как минимум впереди пара часиков подобного танца на горящих углях! Её пальчики с волос перепорхнули на лицо, гладя щеки и нежной лаской задевая изгиб губ. Не удержавшись, втянул в себя один из этих осторожных следопытов. Пососал подушечку пальца, задевая языком розовый ноготок, и немного прикусывая зубами. Её тело застыло, даже руки, и те замерли в каменной неподвижности. Давление крови стучало в ушах, давя на тонкие стенки сосудов. Господи, что я делаю?! И тут случилось неизбежное, у меня зазвонил телефон. Противный такой рингтон «жужжание насекомого», что я поставил на своего любимого босса. Пока я, согнувшись в три погибели, искал его в своих карманах, стараясь не делать резких движений, чтобы не удариться головой об стол, предприимчивая Шин Хё, извинялась там «наверху», перед всеми сидящими и рассказывала сказки, про телефон, что внезапно выскользнул из её рук, и теперь находится под столом. Когда я, наконец, достал и выключил айфон, моя нимфа и мучительница в одном лице появилась передо мной. Стоя на коленях в зале полном людей, я смотрел на её лицо с горящими жарким желанием глазами, смотрел на эти влажные губы … и не доверял самому себе. «Она была такой красивой!» И это платье, в вырезе которого мелькало кружевное белье… и эти два розовых полушария с напряженными темными сосками, четко проступающими через тонкую ткань ... Длинными волосами, что морскими водорослями занавешивали сейчас её лицо, мне захотелось обмотать свою шею и притянуть себя к ней, соединяя навечно. С красным от возбуждения лицом и открытым от увиденного ртом, я попытался незаметно вытереть выступившие на лбу капельки пота и… почувствовал себя полным дураком. Но стоило мне только повернуть, чтобы выбраться обратно на своё законное место, как цепкие ручки вцепились в моё плечо. - Куда? Я что, просто так сюда полезла? - Шинни… Захватив мой галстук, она притянула меня к себе ближе, без лишних разговоров набрасываясь на мои губы с жадными поцелуями. Стон, тут же слизанный с губ нетерпеливой девочкой. Этот сладкий вкус её губ, этот запах её тела и волос, что преследовал меня на протяжении долгих недель разлуки… «Я вернулся любимая, вернулся к тебе!» Только теперь, когда я держал ее в своих объятьях, можно было с полной уверенность сказать, что я был дома. Я нарик, нарик и шизик, в одном лице, которого ломает и корежит, от отсутствия желанной дозы. Дозы в виде ее тела. Только как и у всякого наркомана, сила воли у меня была так себе. Именно поэтому, тряхнув волосами, как мокрый пес, я изо всех сил пытался собрать в голове остатки разумных мыслей, вцепившись руками в пол, боясь, что если только прикоснусь к ней, остановиться уже не смогу. В чужом охрипшем голосе, я едва узнал свой. - Ещё полчаса и всё закончится. Она усмехнулась с невеселой иронией. - Хозяин Добби подарил носки, и Добби отныне свободен? - и вздохнув продолжила, - Не думаю. Это всё затянется как минимум на час, тебе ещё должны награду вручить. Застонав, уткнулся лицом в её волосы, пока она пальчиками гладила меня по спине, рисуя незамысловатые узоры и тихонько посмеиваясь. - Я тебе говорила, что моё платье держится только за счёт молнии? - Ты ещё издеваешься? – тут же я взвился. - Я? Да ни в коем случае, это тебе так, информация на будущее, – все так же посмеивалась Шинни. - Котёнок, не издевайся, – взмолился я, четко видя, даже перед зажмуренными глазами все нарисованное ей. - Ха, а ещё, - добавила она шепотом, - оно очень тоненькое, поэтому на мне минимум нижнего белья. - Святой Шисус, ты страшная женщина! Отодвигая меня от себя, она стала подниматься, собираясь выбраться из нашего убежища. - Подожди, но я же видел кружево лифчика?! – в последний момент остановил я ее громким шепотом. Она только тихонько фыркнула в ответ. - Это обманка, любимый. Она поднялась, садясь на стул, а я, сложившись в три погибели от боли внизу живота, уткнувшись головой в пол, и проклиная звезду, под которой я родился. Нашёл, блин, с кем тягаться: она теперь посмеивается, а я ни о чём другом не могу думать, кроме как о том, есть на ней трусики или нет?! Так бл.. и яиц лишиться не долго, а что посинеют и отвалятся нах… А вечер всё длился и длился. Первой, очередную и заслуженную награду за внесение большого вклада в продвижение южно-корейской волны, вручали Шинни. То, как она шла к сцене, придерживая двумя пальчиками подол длинного платья… а по ее обнаженной, изящной спине струились змейкой длинные, черные волосы… и пухленькая попка, что так красиво выпирала, напрягаясь, в такт ее шагам… А эта походка – облизнись, милый… Сползая ниже по своему креслу, мне не оставалось ничего кроме, как молиться, чтобы следующим человеком, кого вызовут на сцену, был кто угодно, только не я! Обведя глазами зал, я увидел, что почти каждый представитель мужского пола следит горящими глазами за шествованием Шинн к сцене. И дело тут даже не в ориентации, просто так приятно смотреть на девушку, у которой округлости находятся как раз там, где и должны быть. А потом, говоря речь, она наклонилась немного ниже, демонстрируя камерам, и всем желающим, красивую ложбинку между грудями. Мужики на первом плане столиков дружно подались вперед, стараясь рассмотреть получше. Мне оставалось только крепче сжать зубы, сдерживая ревность. "- Смотрите, смотрите и сосите лапу, потому, что это всё - моё, и моим останется! Не для того я боролся с Топом, чтобы теперь облажаться и отдать её ещё кому другому." Прикинувшись лопухом, я поменялся местами с парнем, сидящим рядом с Шинн, объяснив это тем, что оттуда ближе идти к сцене. Фиговая отмазка, с учетом того, что номинантов всегда рассаживают на выходе. Стоило мне только присесть рядом с ней, как чьи-то нахальные пальчики стали тут же путешествовать по моим бедрам, бередя и без того возбужденную фантазию. Едва не подавившись воздухом, громко выдохнул, чем привлек внимание всех, рядом сидящих. Шинни, всё так же делала вид, что полностью поглощена происходящим на сцене. Пришлось выдавить из себя какую-никакую улыбку и последовать её примеру, надеясь на свою не яркую мимику. Сдерживаясь из последних сил, пытался перехватить слишком борзые движения и старался не вскрикивать, когда её пальчики полезли выше… но сбежал сразу, как только представилась возможность – от греха! Так все и шло, я бродил по залу, мечтая о том моменте, когда мы окажемся наедине друг с другом, подальше от этой надоедливой толпы. Слишком много людей, они что море, двигались в разные стороны разноцветными волнами. Повернув голову, успел заметить голубой цвет знакомого платья, что мигнул и скрылся на балконе. «Куда? А я?!» Не теряя времени даром, отправился в ту же сторону, игнорируя окрики знакомых. На балконе не было никого, однако я заметил краем глаза светлое пятно в нише за вьющимися растениями. Улыбка предвкушения растянула губы, а внутри, как от шампанского на голодный желудок, скакали и искрились пузырьки предвкушения. Не окликая её, тихо подошел и встал сзади, точно зная, что она поймет, кто вторгся в ее пространство. Она чувствовала меня, чувствовала на расстоянии, так же как и я ее. В первый раз, это стало понятно еще на моем концерте. Когда не зная наверняка, и не видя, я чувствовал, что она где-то там, там, среди моря людских лиц обращенных к сцене, смотрит на меня не отрываясь, и этот взгляд, как перышко скользил по моему телу. Словно говоря, я тут, я рядом, услышь меня, почувствуй… Сейчас Шинн стояла, облокотясь руками на перила, и смотрела в ночь. Одно гибкое движение, и вот она уже опирается на перила только ладошками, прижимаясь к моему паху попкой. Пара скользящих движений, и вот девушка превращается в кошку, что уже трется об меня, с каждым разом всё сильнее задевая мой возбужденный и без того раздутый по максиму член, скрытый тканью брюк. Быстро оглядевшись вокруг, и просканировав балкон на наличие других людей, подошел ближе, приступаю к основному, к ней … Одна из моих рук легла на её бедро, комкая и поднимая подол платья выше, в неудержимом желании добраться до голой кожи и почувствовать её тепло. Вторая запуталась в волосах, когда я склонил её голову к себе на плечо, прижимаясь мягкими губами к пульсирующей венке на шее. Не удержавшись, лизнул её, чувствуя на языке вкус кожи и запах. Коснулся губами шеи у затылка, поцеловал и прикусил, ощутимо приложившись зубами. Она задрожала всем телом, тихонько застонав, а я прижал её к себе сильнее, удерживая на ногах, и не давая упасть. Моя рука, наконец, добрались до тёплого, и уже влажного местечка между её ног, куда я хотел погрузиться сейчас больше всего на свете. Она немного развела ноги, и я скользнул рукой дальше, в теплую нишу её тела. Шин сильнее выгнула спину, а я сжал пальцы, проклиная чертовую разделяющую нас одежду. Трусики можно порвать, но ей, наверняка, будет больно, а я ещё не знаю, насколько сильно в ней переплетаются эпицентры боли и наслаждения. Вернувшись обратно к её животу, я поддел тоненькое кружево, проникая под трусики, и возвращаясь к влажным складочкам. Когда я ввел в неё палец, она застонала и с силой прижалась ко мне. Моя девочка любимая, такая тугая и скользкая, такая горячая, и вся моя, полностью и безоговорочно, от корней волос до кончиков ногтей. Она повернула голову, и я коснулся губами её рта, облизывая и обводя языком полные губки, пробуждая резкий толчок жара, который опалил всё тело, вызвав дрожь и неистовое желание. И это искушение, кажется, впервые в жизни, полностью затуманило мой мозг, впуская её язык в мой рот, дразня своим, слегка покусывая и позволяя отвечать тем же. Этот танец моих пальцев в глубине её тела, её языка в моем рту - как наркотик, как самый желанный сон, от которого не хотелось просыпаться. Большим пальцем я задел клитор, погружаясь в неё глубже, и тут же сильнее прижался к её рту, глотая и глуша её предательский громкий стон, а пальцы продолжали уверенно двигаться внутри неё, сжимая тугую пружину желания до невыносимого предела. Чертовски хотелось сорвать с себя рубашку, разрывая хрупкие пуговички, и прижаться к ней голой кожей. - Этого так мало Хён, — проговорила она, чуть задыхаясь, потому, что одна из моих рук скользнула в вырез её платья, и накрыла грудь. - Безумно мало, — согласился я с ней, нежно прикусив мочку её уха. Моя рука продолжала путешествовать по ее груди, которая ходила в такт неровному тяжелому дыханию, сдавливая и лаская шершавыми пальцами тугой затвердевший сосок. Да к черту здравый смысл, крутанув её на месте, прижал спиной к перилам, и сдернул с её плеч платье, обнажая грудь. Наклонив свою голову, обхватил губами сосок, втягивая в рот, и теребя кончиком языка, немного прикусывая при этом зубами. Она сдавленно ахнула, и с придыханием выговорила: - Только не здесь. Она, видимо, кого-то заметила за моей спиной, может, только промелькнувшую за окном тень, но сразу же, помимо воли, напрягаясь. Секс - это, конечно, здоровски, но только не на глазах у посторонних людей. - Хён, — слабо запротестовала она, не отрываясь смотря на очертания человека, — там кто-то есть. Я сразу почувствовал, что она говорит абсолютно серьёзно и испуганно. Тут же убрав свои руки и отдёрнув, поправляя платье, обернулся, прикрывая её широкой спиной. В этот момент из дальнего конца балкона, примыкающего к основному, появилась еще одна парочка. И судя по их застывшему выражению лиц, они прекрасно всё видели, ну или как минимум, слышали, чем именно мы тут с Шинн занимались, и именно поэтому, не говоря ни слова, направились на выход из укромного уголка. - Чёрт, — задыхаясь, пришлось выругаться мне, — пойдем отсюда. Помогая ей привести себя в порядок, я не переставал шарить глазами вокруг. - Нам нужно вернуться в зал. - Нет. - Но нас там потеряют! - Плевать! Мы уходим, хватит с нас на сегодня всей этой театральности. Дорога к машине заняла какое-то время, я тянул Шинни за собой, пока не понял, что идти быстрее ей мешают каблуки. Выругавшись, опустился на колени, помогая ей снять злосчастные босоножки на высоких, тоненьких шпильках. Задержав на несколько мгновений в ладонях узкую ножку с ярким педикюром из зеленых с розовым цветочков, я понял, что полностью и безоговорочно пропал, навсегда став зависимым от этого котёнка, с острыми коготками. - Что? Подняв голову, посмотрел на свою удивленную девочку. - Я вдруг понял, как сильно тебя люблю. Эта её нежная улыбка, и чуть порозовевшее личико… мягко забрав у меня из рук свою ступню, она присела предо мной на колени, и, обхватив ладошками моё лицо, стала покрывать его легкими порхающими поцелуями, приятно холодя разгоряченную кожу, чуть влажными губами. Между делом продолжая выдыхать шепотом слова: - Я … безумно … люблю … тебя. Где-то хлопнула дверь, и быстро поднявшись, я схватил в одну руку её обувь, а в другую - руку, потянув за собой дальше так быстро, как только позволял нам подол её длинного платья. Через черный ход мы спустились в подземный гараж, где пикнув брелком, быстро нашёл свою машину. Открыв перед ней дверь, помог сесть, поправляя платье и забрасывая на заднее сиденье ненужные больше босоножки. Сорвавшись с места так, что задымились покрышки, я боялся даже посмотреть, в сторону Шинни, зная, что тогда точно не удержусь, и наброшусь на неё, как бешеное животное, каковым сейчас, судя по моим чувствам, я и являюсь. Продолжая гнать машину, как сумасшедший, даже не притормаживая на поворотах, точно зная каким путем нужно ехать, чтобы не попасть под светофоры и не застрять в пробке. Мы уже почти добрались до моей квартиры, когда я сделал глупость, и посмотрел в сторону Шинни. Крепко переплетённые пальцы рук, сложенные на коленях, глубокое и частое дыхание, от которого её грудь, и без того сильно оголённая в вырезе платья, вздымалась волнами. Почувствовав мой взгляд, она повернула голову и посмотрела прямо на меня, яркими, темными, блестящими глазами, в которых отражались огни проезжающих встречных автомобилей. Смотря в ее глаза я падал в бездну, в ту, в которой нет дна и границ… Осознание истины накрыло черным пологом, - не могу, не умею, нет у меня таких сил, просто не выдержу больше ни секунды, если не прикоснусь к ней сейчас, не поцелую, не войду в нее по максимуму, с головой погружаясь в неё и в наши чувства. К черту здравый смысл! Найдя ближайшую развилку, я остановил машину, включив аварийку и уткнувшись головой в силикон руля, нагретый моими руками, прошептал. - Я не могу… - Что? - Я хочу быть внутри тебя, котёнок, хочу так сильно, что, кажется, не выдержу больше ни секунды порознь. В ответ, ожидал всякого, ждал, что она, как другие в подобных случаях, станет жеманиться, демонстрируя показную стеснительность и наигранное негодование. Ждал, но я опять ошибся в ней. Она не сделала ничего из того, что я ожидал, она просто забралась с ногами на кресло, тихонько прошелестев в ответ: - Так чего же ты ждёшь? Тебе нужно особое приглашение? Стыдно признаться, но после её слов у меня пропал голос, и задрожали руки, не говоря ни слова, я просто потянулся к ней, прильнув к её губам со всхлипом облегчения. Перетянув Шинн к себе на колени, завёл свои руки ей за спину, нащупал молнию и потянул вниз. Тонкая ткань с тихим шорохом стала опускаться вниз, притормаживая на самых кончиках грудей, на сосках. Мои пальцы распластались на её коже, стараясь обхватить и погладить как можно больше тёплого атласа. Она немного отклонилась назад, стараясь найти и расстегнуть маленькие пуговички на моей рубашке. Этого движения хватило, чтобы платье упало полностью, оголяя полные полушария её груди. Не удержавшись, я сильнее прижал её к себе, играя и дразня языком твердую горошину соска. Её стоны вперемешку со всхлипами, моё хриплое жадное дыхание. Я больше не глушил их, напротив, делал всё от меня зависящее, чтобы вызвать их, хотелось слушать еще и еще. Громче. Чаще. Всегда. Оторвав свои руки от неё, рванул ворот своей рубашки, просто вырывая с мясом пуговички, что с тихим стуком рассыпались по салону. Желание прикоснуться своей кожей к её поглотило всё разумное. С моей стороны это был даже не стон, это больше походило на победный клич, когда я, наконец-то, осуществил свою мечту и прижался своей оголённой грудью к её. Непроизвольно закрылись глаза, я замер, напитываясь её откликом чувств, её теплом, любовью, и желанием… - Ты это чувствуешь? – тихим шепотом спросила она, словно боялась спугнуть момент. Подняв голову, я всматривался в её лицо, еле видное в синеватом освещении приборной панели. - Да… Еще в тот раз, когда поцеловал тебя впервые. Я понимал, что у неё много вопросов. Но не сейчас, сейчас есть дела поважнее. Наклонив её тело от себя, провёл влажную дорожку поцелуев, начиная от бешено стучащей венки на её шее и заканчивая острыми пиками грудей. Оставив очередной горячий след поцелуя на солнечном сплетении, продвинулся еще ниже, поцелуй за поцелуем, пока не уткнулся носом в мягкую кожу живота, с чуть подрагивающими мышцами. Я тёрся об него лицом, царапая уже чуть пробившейся за день щетиной, вдыхая её запах, который кружил и без того чумную голову. Уговоры самого себя притормозить и не спешить, больше на меня не действовали, я уже и так едва умещался в своих, окончательно ставших тесными штанах, осознав, наконец, по-настоящему, что единственное, что мешает мне теперь - это несколько лоскутков ненужной одежды... Очертив языком начало кружевной резинки трусиков, я почувствовал, как Шинни приподняла бедра, чтобы я легко мог снять их с неё. Я даже не понял, когда она успела, но тем не менее, пока я занимался тем, что стаскивал с неё кружевные стринги, она уже добралась до моего ремня и теперь с громким шорохом, хорошо слышимым в тишине машины, уже расстёгивала молнию. Мы спешили, оба, так торопились, словно от этого зависела наша жизнь. Одно резкое, мощное движение, и я погрузился до упора во влажное тепло её тела, утопая в нём. Её ногти, что впились в мои плечи - как шпоры. Бисеринки пота над верхней губой. Голова кружилась от нехватки кислорода. Перед глазами взлетали и взрывались искры удовольствия, ощущения точно такие же, как от сильного удара под дых. Сцепив зубы, пришлось притормозить и перевести дух, прежде чем сделать окончательное движение, опасаясь сейчас же кончить. Шинн всем телом прижалась к нему, заставляя открыть глаза и встретиться с её блестящим взглядом. Не удержавшись, нежным движением языка, лизнул изгиб подбородка, а она дёрнулась всем телом, умоляя о продолжении. Двигаться внутри неё, когда она каждую твою подачу встречает на полпути, выгибаясь навстречу. Это так же естественно и необходимо, как дыхание. Мой огонь сжигал нас изнутри, расплавляя, поглощая и расковывая. Тело Шинни, словно охваченное пламенем, двигалось, как огонёк фитилька на сквозняке, извиваясь и танцуя. Она хаотично обвивала мою шею руками, ловя в движении приоткрытые губы, и обхватывала ногами мои бедра, то ускоряя, то замедляя движения. Словно стараясь с помощью этого, удержаться за действительность. Она встречала каждый толчок, сжимаясь вокруг меня, пока не достигла пика наслаждения и, издав гортанный стон, не содрогнулась всем телом. Вглядываясь в её лицо, я немного сбавил темп, всё так же, не прекращая движений. Дразня и распаляя её медленными, тягучими движениями, а сам погибал и рождался заново, внутри её горячего тела. Её пьяный от наслаждения взгляд встретился с моим, давая полное разрешение на любые действия, и меня понесло. Опустив автомобильное кресло ниже, я обхватил её бедра пальцами, фиксируя и полностью контролируя её и свое тело. Теперь уже я, а не она, регулировал угол и темп движения. То нежный, медленный и тягучий, до мурашек по коже, то резкий, быстрый и острый, до вскрика из пересохшего горла. Мне бы хотелось, чтобы это длилось вечно. Мне бы хотелось, чтобы такие моменты не заканчивались никогда. Но, уже чувствуя, как моя девочка начинает утопать в экстазе, и то, как всё настойчивее пульсирует вокруг жар её лона, сжимаясь, подводя к краю и меня, туда, за границу реальности, и я сдался, взрываясь в её теле беспредельным, ошеломительным по своей силе оргазмом… Дыхание еще не выровнялось, и прижав к себе чуть подрагивающую от пережитого удовольствия Шинн, я откинулся головой на спинку, вглядываясь в темноту за окнами, в которой виднелся кусочек звездного неба. Мы часто поднимаем голову к небу в просьбе, сегодня я поднял ее, чтобы сказать спасибо. За все хорошее и плохое, что было в моей жизни до нее. Ничего из этого я бы не хотел пропустить или избежать, потому что каждый мой шаг вел к ней. К ней одной, к той, что стала для меня всем… Шинн немного пошевелилась, а я прижал ее к себе сильнее, словно боясь, что кто-то мог забрать ее у меня. - Наступит ли такое время, когда мы, как все нормальные люди, найдём в себе силы и доберёмся, наконец, до кровати?! – веселым тихим голосом, поинтересовалась она. И мне не оставалось ничего иного, кроме как ответить на эту ее шутку, целуя уголки губ, и запрокинутое ко мне разгоряченное лицо. - Нормальные? Не хочу быть нормальным. Это скучно и не интересно. И вообще, раньше восьмидесяти на "миссионерскую позу" не надейся. Сказал восьмидесяти, а сам засомневался, а вдруг маловато попросил? У нас все в семье долгожители, а я не хочу больше ни одного дня провести без нее. - "Миссионерская поза" не так уж и плоха, - задумчиво протянула она, а я уже придумал, чем мы будем заниматься, когда наконец-то доберемся до широкой, удобной кровать. - С тобой, котёнок, что угодно заставит меня побывать на небесах и вернуться обратно. А теперь поднимайся сладкая, у нас с тобой, еще вся ночь впереди, - а про себя добавил, и целая жизнь…