Последняя из Первого Дома

Трандуил с интересом разглядывает рыжеволосую эльфийку перед ним. Сегодня вся лориэнская чета пожаловала к нему в гости. Келебриан уже о чем-то весело разговаривает с Леголасом, так и не спешившись с коня, а её сестра Ифренниэль так же задумчиво и отрешенно, как и всегда, скользит взглядом по окрестностям его бескрайних владений. Нежно-розовое и светло-голубое... И светло-зеленое. Трандуил смотрит на детей и невольно улыбается. Улыбается их светлым весенним цветам, их чистоте и невинности. - Трандуил, - негромко окликивает его Артанис, и его прозрачно-синие глаза вновь возвращаются к смиренно стоящей перед ним юной эльдие. Тёмно-рыжие, местами слегка выгоревшие от яркого солнца волосы небрежно собраны за крепкими плечами в толстую косу, серо-зеленые глаза смотрят внимательно и покорно. Лесной владыка не в восторге от её острых черт лица и слишком широкого рта. В ней есть что-то грубое, что-то обжигающе-яркое. Он пытается разглядеть в ней дно своим вторым зрением, но его нет. Внутри неё тихо и пусто, а душа её объята тихим сумраком. Сумеречный эльф? Не похоже. Ему кажется, он слышит плеск моря, чувствует запах огня. Но все это теряется в запахе леса, в запахе сырой земли, в запахе молодой зелёной травы. "Одна?" - вскидывыя густые брови, мысленно спрашивает Галадриэль он, но та лишь беспечно улыбается ему в ответ. - Я не приведу к тебе в гости врага, Трандуил! - усмехается она, и рыжая покорно опускает голову, с поддельным интересом разглядывая чёрный носок своего сапога. Сафьяновые... Сапоги у этой эльды сафьяновые. Простые стражи границ не носят сафьяновых сапог. - Родственница? - уже громко вопрошает он, впиваясь взглядом в бесстрастное лицо лориэнской владычицы. Какую игру затеяла с ним эта хитрая нолдиэ? - Не совсем, - уклончиво отвечает она и едва заметным жестом руки легонько отводит рыжеволосую беспризорницу в сторону. Кого же тогда ему привели на воспитание? И стоит ли её воспитывать вообще? Она уже совсем не дитя и характер у неё есть. Только вот какой? - Что ты умеешь делать? - спрашивает её король. - Я умею быть полезной, - тихо, но уверенно отвечает она. - Умею стрелять из лука и биться на мечах. Несколько лет охраняла Лотлориэн со стражами его границ, состою в личной гвардии Владычицы, - эльфийка запинается и, бросив короткий взгляд в сторону Галадриэль, несмело продолжает, - я также обучалась целительству у неё. И садоводству, - уже менее воодушевленно заканчивает она. Трандуил насмешливо кривит губы. Так в духе Артанис! Сначала калечить, а потом лечить. Сначала бежать, а потом жалеть. Но он переделает её воспитанницу. И сделает её такой, какой видит сам. - Как зовут тебя, эльда? - с ухмылкой спрашивает он. - Тауриэль, - гордо произносит она в ответ, и король удивляется. Удивляется новому имени, такому далекому и одновременно близкому. - Тауриэль... - повторяет за ней он, пробуя новые звуки на вкус. - Тауриэль... - качает белоснежной головой он, отгоняя наваждение. - Леголас, негоже так встречать гостей! - голос Келебриан звенит и переливается в тёплом воздухе, подобно песне соловья. - Мы так и будем здесь стоять весь день? - смеется она, и юный принц заливаясь краской, уводит их лошадей за собой. Вот она, достойная наследница Лотлориэна! Она уверена в себе, в её стройном, но крепком теле кипит вечная жизнь. Её подданные пойдут, побегут за ней, а многие менестрели будут мечтать утонуть в синеве её глаз. Она будет новой восходящей звездой золотого леса, и её словам будут верить. Будут верить её ослепительно-яркому свету и солнцу, застрявшему в её волосах. Умелый политик и воин, сильная леди... И её младшая, серовласая сестра, что вечно будет жить в её длинной тени. Леголас не смотрит на их новую гостью. Не замечает её и Ифренниэль. Но Келебриан бросает взгляд в её сторону. Взгляд, полный тепла и лёгкой тени тоски расставания. Тауриэль грустно улыбается ей в ответ и спешит отвести глаза. Она не похожа на светлых детей Артанис. Даже её походная одежда выдает ее. Она грубая, плотная и тёмная, созданная, чтобы быть, но не выделяться. Тауриэль хочет скрыться, затеряться во мраке вековых лесов. И, возможно, Трандуил никогда не узнает, почему. Но он и не хочет знать. Ему это не интересно. Гораздо интересней переделать под себя, сделать своей подданной. Сделать послушной и гладкой. - Ну что ж, Тауриэль, - говорит владыка, слегка улыбаясь. - Я позову твоего будущего наставника. Его ты должна будешь слушаться во всем, - кивает головой он и исчезает в тени ворот. Тауриэль ёжится, с опаской смотрит ему вслед. Главный вход зияет чёрной бездной, источая наружу потоки холодного воздуха. Королевский дворец глух и уродлив и кажется эльфийке хуже гоблинских пещер. И даже прекрасные витражи высоких сводчатых окон не спасают дела. Она помнит величественные строения Эрегиона, Дом Мастеров, свои покои... Там жили сила и слава, а здесь царят запущенность и простота. Лесные эльфы кажутся ей убогими, но спокойными. Среди них она потеряется, забудется глубоким сном. Узкие пальцы осторожно касаются выпирающего из-под одежды на груди кулона в виде синей капли. - Тауриэль, - зовет её Галадриэль, и она получает последние наставления от Владычицы. Она подходит к ней близко, так близко, что их слова слышны лишь им. - Ты всегда можешь вернуться в Лориэн, - серьёзным тоном говорит светлая леди ей. - Двери моего дома всегда открыты для тебя, а твои вещи будут храниться в целости и сохранности. Если ты чего-то захочешь - напиши мне. Я буду рада новой встрече с тобой. - Oна улыбается, а в её тёмно-синих глазах сияет неугасимое белое пламя. Пламя всех нолдор. Пламя, что передалось её брату. Пламя, что передалось и ей. - Я буду помнить, - говорит она Галадриэль. Она помнит. Она помнит свое детство в Эред Луин. Помнит эльфов Оссирианда. И эльфов гаваней Сириона. Она помнит свою мать, Альву Сирионскую. Помнит её длинные белокурые волосы и помнит грубые руки отца. Вернее, руку... Она помнит свое тяжелое имя, помнит свой род. И с детства привыкла к чуду, к прощению проклятых. Её мать - дочь самого Кирдана Корабела, добровольно пошла за её отцом, добровольно повела свой народ за ним. Она любила его почти безумной любовью. И он любил. Ей рассказывали про заветные фразы. Много раз и разные истории. - Сильмарилла здесь нет, Маэдрос Жестокий. Но здесь есть я. Я буду твоим Сильмариллом. Только пощади мой народ! И он пощадил. И увел их за собой. И она подарила ему счастье. На короткие годы, на короткие мгновения, яркими вспышками оставшиеся в памяти навсегда. Она помнит. Она помнит шумные праздники, громкий смех своей матери. И громкий смех своего старшего брата. Альва нарекла его Гелиром. Она хотела, чтобы он смеялся, хотела смехом искоренить тревогу и боль Изгнанников из-за Моря. Он рос беспечным и красивым, избалованным и нахальным. Ему было дозволено все, а отец никогда не наказывал его. Никогда не поднимал на него единственной руки. Гелир фехтовал дольше, чем ходил. У него было две руки и прекрасная фигура, яркие изумрудные глаза и восхитительная нежная кожа. Отец гордился им, восхищался им. Она знала. Она видела. И каждый раз, следя за их тренировками, думала, что вот он, истинный Чётвертый от рода Финве. Её тоже баловали, ею тоже восхищались, даже в детском возрасте сватая за многих доблестных полководцев её отца. Но она никогда не смогла затмить своего брата, которого носили на руках почти все эльфы Эред Луин. У неё было множество красивых платьев, множество дорогих вещей руки искусных заморских мастеров. Её тоже учили биться наравне со взрослыми воинами, сначала отец, а потом уже Гелир. Её мать так же хорошо управлялась с луком, как и со скалкой, как и с иглой. Никто не умел печь такой вкусный хлеб как она, никто никогда не делал таких воздушных тортов и пирожных. А светлые, румяные булочки, которые так любил её отец? Не было ничего прекрасней выпечки Альвы Сирионской! Не было и никогда больше не будет. Она помнит. Она помнит, как мать учила её заплетать косички, убирать длинные рыжие пряди назад. Это она всегда расчесывала непослушные локоны их с Гелиром отца, собирая в замысловатый узор на затылке. - Смотри, маленькая Тау, как это делается! Смотри и учись, ибо тебе скоро самой придется плести такие прически! И Тауриэль смотрела. И училась. В неё вкладывали многое, не разрешая лениться. И лишь столетиями позже, в мирном Лотлориэне, её талант лучника осмелились довести до абсолютного совершенства. Но длинные луки галадрим были не для неё. Она привыкла к коротким расстояниям, ко вкусу чужой крови на губах. Так погибла её мать, подпустив слуг Тёмного Врага на слишком близкое расстояние к их дому. К их самой надежной крепости Белерианда. Она помнит. Она помнит ступеньки. Сотню гладких серых ступенек из горной породы. Она помнит, как бежала по ним, все выше и выше, надеясь скрыться за глухими стенами ставшей вдруг мрачной сердцу обители. А где-то сзади хрипел Гелир, потерявший голос от надрывного крика, с каким проливал чёрную кровь ненавистных всем эльфам врагов. Одной рукой он отбивался от них длинным мечом, а другой тащил за собой умирающую их с Тауриэль мать. - Прекрати кудахтать, тупая ты курица! - хрипел он на сестру. - Помоги мне донести её до наших покоев, а не беги, высоко задирая свои проклятые юбки! Она помнит. Она помнит, как они добрались до каминного зала, как в очаге играл последний огонь. Она помнит, как Гелир вновь бросился в гущу сражений, помнит как Альва сжимала её запястье стремительно холодеющей рукой. - Держи, - шептала она непослушными, когда-то бывшими соблазнительно-розовыми губами. - Держи... это... украшение... - увядающим голосом говорила она, протягивая своей дочери небольшой кулон на длинной цепочке. - Такой же есть у Гелира... - захлебываясь кровью, объясняла она. - Это свадебные кулоны... моих... предков. Твой дед примет тебя, когда мы умрем. Идите к вашему деду, после смерти отца... Майтимо, где же ты? - было последним, что смогла вымолвить Сирионская Альва, перед тем как покинуть этот искаженный мир навсегда. Она помнит, как мучительно-долгими мгновениями позже появились отец, дядя и брат. Она помнит, как тёмно-синий бархат её длинного платья стал чёрным от запекшейся крови. Она помнит, как ругал её брат, как утешал её ласковый мягкий голос Менестреля. И помнит гробовое молчание своего отца, его тонкие бескровные губы и злые глаза. Бедная, маленькая Тауриэль... Она помнит. Она помнит, как пыталась помогать отцу во всем, как пыталась не попадаться под горячую руку кровного брата. Она также помнит, как избегала Элронда с Элросом, которых пытался держать подальше от яростных родственников Маглор. А потом к ним пришел Келебримбор, скорбно склонив тёмную голову. Как ругал его Гелир... Сколько ненависти выплескивал он тогда на предателя, отрекшегося от злых дел отца. А кузен лишь сердито сжимал искусные руки в кулаки, запоминая каждое слово и наслаждаясь осознанием того, что получит рыжеволосый негодник скоро сполна. А Маэдрос молчал. И разрешил после блудному племяннику воевать в его войске и жить рядом с ними. Она помнит. Она помнит, как дожидалась отца. Помнит, как он не вернулся. Помнит, как они остались совсем одни. Она помнит, как они не хотели искать Кирдана Корабела, как Келебримбор не пустил их. Он увел их за собой, разрешив унести с собой всё. Все их вещи, что они смогли удержать. И все вещи, что не перешли в наследство Элронду с Элросом. Она помнит. После последней битвы с Морготом они жили в Эрегионе. Его хозяин был единственным, кто мог поднять руку на Гелира, таская того за уши за плохое поведение. Рыжеволосый нолдо ненавидел его за это, но не мог противиться своему кузену. И все же и свободой, и властью обладали дети Маэдроса. Лучший из всех эльфийских кузнецов после Феанора сковал им мифриловые венцы с восьмиконечными звездами, приблизив к своему дому. Они были единым целым - брат и сестра. Последние из наследников Великого Мастера... Она помнит. Она все помнит. Она помнит, как Келебримбор привел их в Лотлориэн, как сокрушался о своих последних работах. Великие кольца, заготовки для которых так любил красть Гелир, вызывая праведный гнев своего названного брата. - Обещай мне, что позаботишься о них! - жестко хватал за руку Артанис Кузнец. - Они и твоя родня тоже, и Клятва не коснулась их. - Я обещаю, Тьельперинквар, - мягко улыбалась тогда ему в ответ леди Галадриэль, еще не ставшая полной хозяйкой золотого леса. - Ступай с миром! Твои наследники в надежных руках. Кузнец сухо прощался с родичами, в последний раз оттаскав её старшего брата за уши. - И только посмей мне пакостничать! - угрожал ему он. - Держи свой острый язык за зубами и не смей обижать сестру! Но Гелир никогда не держал язык за зубами. Никогда не скупился на колкости и гадости, щедро одаривая ими других. Но он был осторожным и хитрым, учился на ошибках и иногда слишком разящей честности своих праотцов. Он знал и чувствовал ложь, и сполна наслаждался ею. Она ненавидела его за это и так отчаянно любила. Она помнит. Она помнит, что Лотлориэне им жилось хорошо. Что Гелир скрывал их родство, искусно пряча ложь под правдой. Что, когда летом солнце выжигало в его огненно-рыжих волосах золотистые пряди, лесные эльфы принимали его за своего. Внешность их матери подыграла ему, сделав похожим на тэлери. Ей же природа подарила резкие черты её отца и тёмно-рыжий оттенок. Он тоже светлел с годами, но она все равно была непохожа на остальных. И это тяготило её. Её наследство тяготило её. Она помнит тот день, когда Гелиру всё надоело. В их доме на маллорне было тепло, и южный ветер трепал лёгкие занавески. Она помнит свое последнее, кремового цвета платье, что сделали для неё ткачи Лориэна. - Мне скучно, - воскликнул брат, не глядя швырнув толстую книгу на стол, разбив вазу с водой, куда Тауриэль собиралась ставить цветы. - Все белое здесь, отвратительно-светлое, желтое, кремовое, зелёное... - поджав по-девичьи нежные губы, сердился он. - Меня тошнит! - с отвращением произнес он и рванул ворот расшитой лесными узорами бежевой туники. - Лучше я буду надеяться на удачу, что меня не узнают, и поеду пакостничать в Ривенделл. Ты со мной? Но она промолчала. Двоих наследников Первого Дома опасно держать рядом друг с другом на одной территории. И Гелир пошел собираться один, а она, беззвучно глотая горькие слезы, побежала в дивный лориэнский сад, жаловаться успевшей вырасти на её глазах Келебриан и Владычице. Она помнит. И всегда будет помнить. Она помнит, как они с Гелиром сняли свои витые венцы и разошлись в разные стороны. Он уехал в Ривнеделл, надеясь затеряться средь нолдор Элронда. А она попросила Владычицу увезти её дальше в лес. Увезти туда, где никто из врагов не вспомнит её имени. Туда, где не будет давить на голову тяжелый венец. Она помнит. А теперь стоит перед домом Трандуила, готовая забыть все. - Ты не забудешь... - шепчет ей на прощание леди Артанис, и уходит, шурша белыми юбками. Трандуил возвращается с тёмноволосым эльфом. - Это Галион, мой виночерпий, - улыбается он. - Отныне он твой наставник, - кивает своей головой лихолесский король и уходит. Галион смотрит на нолдиэ с интересом. Он не чувствует в ней враждебной крови, не видит в бесконечно-уставшей эльфийке тяжелого рока. - Тауриэль, да? - с улыбкой осведомляется он. - Идем со мной чистить бочки...