Outlaws of love

О любви никогда и никто не говорил. Мы просто были. Существовали где-то между строк телефонных сообщений, где-то между случайных касаний и тёплых ночных поцелуев куда-то в шею. Мы никогда не заходили дальше. Даже если хотели, мы просто не могли себе это позволить. Два взрослых человека, два айдола, два мужчины, в конце концов. Мы никогда не думали о будущем. Точнее, нет, мы конечно обсуждали его, собираясь редкими вечерами всей группой за телевизором и пиццей. Мы никогда не думали о совместном будущем. Казалось, его нет и никогда не будет. Один из нас точно женится, а может быть даже оба. У нас будут прекрасные жены и не менее прекрасные дети. Даже если мы очень захотим, нашего будущего не будет. Поэтому мы научились жить настоящим. Научились передавать любовь и тепло с помощью взглядов, редких прикосновений и обыденных разговоров. Я никогда не думал, что в простой разговор о том, чего бы съесть на обед, можно вложить столько любви. Но у него получалось, и я учился этому вместе с ним. Но день за днём жить настоящим было всё сложнее. Я не мог не думать о нас, и вместе с этим я искренне ненавидел думать о нас. 'Нас не существует', - повторял я себе раз за разом, надеясь, что когда всё действительно оборвётся, мне будет не так больно. Частенько я представлял себе, как всё вокруг нас начинает рушиться – между строк сообщений больше ничего не проскальзывает, прикосновения больше не бьют током, а разговоры становятся всё более обыденными и пустыми. Я представлял, как из наших отношений уходит это тепло. Мне было больно, но я всё равно упорно представлял себе это. я испытывал себя на прочность, проверяя, сколько я смогу выдержать.. И с каждым разом я мог выдерживать всё больше и больше боли и тоски - я делал успехи. Представляя всё это, я и не заметил, как и в жизни начал отдаляться от него. Я стал всё чаще уходить в свои мысли и перестал уделять нам – если так можно сказать – должное внимание. Я топил свою выдуманную боль - а заодно и здоровье - в чашках с кофе. Бесконечных чашках с кофе. Я отдалялся от него, а он мне ничего не говорил, скорее всего, просто смирившись с этим. Мы никогда об этом не говорили, но думаю, что он так же как и я в полной мере осознавал, что 'мы' некая ошибка системы, которая существует ровно до того момента, пока её снаружи кто-нибудь не исправит. Я часто возвращался мыслями к тому, с чего всё началось. На самом деле, у этого нет определённого начала. Просто мы жили вдвоём и ждали дебюта, усердно тренируясь по ночам. Нам было легко вдвоём, то ли потому что мы были примерно одного возраста, то ли потому что мы подходили друг другу. Мне было с ним уютно с самого первого дня нашей встречи. Мы могли бесконечно долго разговаривать на совершенно разные темы. И даже если наши мнения по каким-либо вопросам расходились, мы спокойно высказывали свои точки зрения, пытаясь понять друг друга. Постепенно с разговоров на общие темы, мы перешли к разговорам о себе. Даже после изматывающих репетиций, мы могли сидеть те несколько оставшихся от ночи часов и разговаривать, рассказывая друг другу истории из жизни, мысли, которые нас мучили на протяжении последнего времени. Мы говорили абсолютно обо всём. В одну из таких ночей мы даже сдвинули кровати, чтобы разговаривать было удобнее. Однажды мы просто заснули за одним из разговоров, а когда я проснулся, я ощутил у себя на талии крепкие руки. И честно, уже в тот момент, это не показалось мне чем-то неправильным. Наоборот, это было чем-то таким очень естественным и само собой разумеющимся, будто так было всю жизнь. Со временем мы привыкли засыпать вместе, а однажды ночью перед сном я почувствовал лёгкое прикосновение чужих губ к своей шее. На самом деле, это было незабываемое ощущение. Его губы были мягкими и очень тёплыми, его прикосновение было невесомым, но при этом достаточно ощутимым. Кажется, в тот момент он думал, что я уже сплю. А я и не стал показывать обратного. Через некоторое время к нам подселили ещё ребят. И если раньше в нашем полном распоряжении была вся квартира, сейчас у нас осталась только наша комната и то только по ночам, когда все засыпали. Мы готовились к дебюту, и у нас просто не оставалось сил, чтобы обсуждать что-то ночами. Было тяжело. Мне некому было высказать свои мысли и переживания. Ночные объятия и его лёгкие поцелуи в мою шею - единственное, что осталось у нас в то время. А потом прошёл дебют, который оказался весьма успешным. Расписание стало ещё более загруженным. Тогда однажды столкнувшись взглядом с ним на репетиции, я понял, что ему меня не хватает. Та тоска, которая была в его глазах, говорила всё за него. Я внезапно понял, что сам скоро уже сойду с ума от всех мыслей и чувств, которые меня одолевают, а поделиться ими не с кем. В то время мы и начали пробовать передавать наше тепло ещё доступными нам способами - смс сообщениями, прикосновениями, совсем уже редкими разговорами и ещё более редкими общими вылазками куда-либо. Со временем я научился читать его как открытую книгу - думаю, и он меня тоже - мне хватало взгляда в его глаза, чтобы понять всё то, что его одолевает, не давая спать ночами. Он был лидером, и ему приходилось намного тяжелее, чем всем нам. Я пытался поддерживать его, как мог - я просто был с ним. Кажется, именно тогда и началось всё то, что сейчас подталкивает меня к сумасшествию и приносит боль. За воспоминаниями очередная чашка кофе подошла к концу. Однажды меня убьют за количество выпитого напитка. Мы отдалялись друг от друга с невероятной скоростью. Теперь мы не разговаривали не только о будущем, мы не разговаривали вообще. Кажется, я уже и забыл, как звучит его голос в тишине комнаты. Единственное, что осталось неизменным так это наши кровати, они так и были сдвинуты вместе. Мысли о том, что скоро всё оборвётся окончательно стали появляться в моей голове всё чаще. ‘Вам никогда не быть счастливыми вместе’, - твердил мне внутренний голос. Я понимал, что нам пора объясниться, пока это всё не достигло точки невозврата. Рушить отношения лишь потому, что нам обоим не хватало смелости поговорить, как-то глупо. Он не выдержал первым. В тот день он вытащил меня в кафе, пытался шутить, рассказывал истории. Упорно делал вид, что ничего и не было, что не было этих мучительно долгих недель молчания. Но всё это, черт возьми, было фальшиво. Сейчас мы притворялись, играли свои роли, нацепив маски с улыбкой на лицо. Но с меня было достаточно. Тогда я решил, что нам пора поговорить и расставить все точки над i. Да, я решил всё за него. Почему бы и нет? Мы сидели в кафе. Я долго собирался с мыслями, а он рассказывал что-то из старых школьных историй. Кажется, он этого ещё не рассказывал раньше, сколько же их у него.. Собравшись с мыслями, я начал говорить. Кажется, я даже перебил его, но не важно – если не сейчас, то когда? Я едва сказал первое предложение, как остальные стали сами появляться в моей голове. Я поймал взглядом небольшую трещинку в столешнице и так и смотрел на неё, пока говорил. Мне было страшно посмотреть на него. Мысли неслись со скоростью света, и я только успевал их озвучивать. Моя речь была обо всём. Я говорил о том, что нам следует завязывать с этим всем; что чем дальше, тем всё будет только хуже; что потом, когда всё это зайдёт слишком далеко, одному из нас, возможно обоим, будет очень больно; что в этом всём вообще нет смысла, и мы оба мужчины, в конце концов, о каком светлом будущем мы можем мечтать? Я делал больно и ему, и себе, мысленно уверяя себя, что так будет лучше для нас в дальнейшем. Когда я договорил, повисла неловкая пауза. Мы оба застыли в тех позах, что сидели, и мне было всё также страшно посмотреть на него. Время тянулось невыносимо медленно, тишина давила на уши, я мысленно продолжал уверять себя, что сделал всё правильно и что само наше существование большая ошибка природы. Через некоторое время он встал, неловко задев бедром стол, отчего чашка упала, и кофе растекся по поверхности стола. Он ушёл. А я остался. Вот мы и кончились. Вот так нелепо, неправильно, но кончились. Казалось, я должен вздохнуть с облегчением, ведь я получил то, что искал. Но лёгкие будто были наполнены камнями – вздохнуть не получалось. Сколько времени я тогда просидел в этом кафе..? Час, два.. может больше. Я покинул его только тогда, когда официант сказал, что они закрываются. Кажется, это было в начале одиннадцатого. Я вышел на улицу, домой – если общежитие можно назвать домом – не хотелось. Только сейчас я начал задумываться о том, сможем ли мы как раньше работать в одной группе, о том, как я буду смотреть ему в глаза, о том, что теперь придётся раздвинуть кровати. И если раньше нашего будущего не существовало в теории, теперь его не существовало уже по факту. Мне не было больно, мне было горько. Тошно от самого себя. Я вернулся в общежитие ближе к трём, может быть четырём утра. Было ужасающе тихо. Я прошёл в нашу, пока что ещё общую, комнату. Он уже спал. Дойдя до своей кровати, я заколебался. Стоит ли мне лечь здесь или может быть уйти на диван в гостиную? Мы, может быть, и кончились, но разве я не могу получить на прощание ещё немного тепла.. Едва я залез под одеяло, усталость накрыла меня с головой. Я резко ощутил всю боль от произошедшего сегодня. Смешавшись с усталостью, она осела на меня многотонным грузом. Хотелось плакать, кричать, биться в истерике.. Силой я заставил себя повернуться на бок и попытаться заснуть. Усталость одержала победу над болью. Веки стали тяжелеть. Когда я уже почти заснул, я услышал тихий шёпот за спиной: - Я буду любить тебя. Можно мне или нельзя. Я буду.