May death never stop us

Дверь. Странно. Я никогда раньше не видел этой двери. Я подошел к ней поближе. Да, определенно. Раньше ее здесь точно не было. Я взялся за ручку и осторожно повернул ее. Слегка толкнул дверь вперед. Боже, что за запах. Разлагающейся тухлой массы, не иначе. Инстинктивно я закрыл нос рукой. Темно. Где-то здесь должен быть выключатель. Впотьмах я стал шарить по стене рукой, не забывая при этом чертыхаться по поводу отвратительного запаха. Откуда я знаю, что на стене где-то должен быть выключатель? Не знаю, но что-то мне точно подсказывало, что он должен быть здесь. Выключатели всегда находятся на стенах. Нашарив в темноте выключатель, я зажег, наконец-то, этот чертов свет. Боже. Что я вижу. Свалка. Комната, превращенная в свалку, сначала из непонятных предметов и атрибутов. Да это никак останки нашей группы. Нашей. Чертовой. Группы. В изумлении я сполз по стене. Все, что эти долгие годы мы так упорно создавали, сейчас просто валялось и гнило в этой небольшой комнатенке, больше напоминающей чулан. Из-за этого отвратительного запаха разлагающейся плоти создавалось впечатление, будто они еще дымятся. Все, что мы творили, все, что мы создавали, на протяжении долгих двенадцати лет, оказалось уничтоженным. Разрушенным. Сваленным в пустую темную комнату и оставленным гнить и разлагаться. От шока я не мог вымолвить ни слова, лишь сидел и рассматривал все это со стороны. Когда позже изумление стало потихоньку отступать я все-таки смог подняться и подойти к куче хлама поближе. Костюмы, гитары, микрофоны, барабанная установка, ножи, респираторы, диски и пластинки, какие-то куклы. Почему-то все было обильно пропитано кровью. Ее металлический запах сильно выделялся на фоне смеси из запахов полусгнивших трупов. Все было свалено в кучу, будто кто-то решил с этим побыстрее покончить и забыть. И поэтому свалил все в одну комнату, не заботясь о сохранности вещей. Я увидел гитарный гриф и потянул его на себя. Пэнси. Старая добрая Пэнси. Ты тоже здесь. Вытянув гитару из-под кучи старого тряпья, что, кажется, было нашими костюмами из «I’m Not Okay», я сел к стене и стал рассматривать беднягу. Перебирать струны. Они словно дрожали от нервного напряжения у меня под пальцами. Под струнами еще проглядывались пятна запекшейся крови. Фрэнк так яростно отдавался музыке на сцене, разбивая в порыве вдохновения в кровь подушечки пальцев. Гриф тоже был в бордовых остатках засохшей крови. Я просто сидел с отключившимся мозгом и перебирал струны, вспоминая наши фантастические, иногда просто граничившие с сумасшествием концерты, на которых мы были впечатляющими. На каждом шоу мы чувствовали это. После них, валясь с ног от изнеможения, мы иногда напивались в гримерках, иногда просто сидели еле живые и болтали без умолку. Эти минуты, казалось, летят с катастрофически огромной скоростью. Пока я предавался воспоминаниям, держа в руках Пэнси, я краем глаза заметил что-то странное, похожее на куклу. Краешек ее головы с черными, как смоль, волосами выглядывал из-под черного с белыми лампасами парадовского пиджака. Отложив гитару в сторону и отогнав от себя странную, но такую навязчивую мысль – забрать гитару отсюда, я поднялся и подошел поближе. Подняв пиджак, я увидел Хелену. И это была вовсе не кукла, а маленькое, разрушенное, полусгнившее тельце бедной девушки с кишащей кучкой опарышей вместо глаз. Хелена. Моя милая бедная Хелена. Что с тобой стряслось? Я присел возле девушки и коснулся ее волос. Хелена. Как ты много значила для меня. Для всех нас. Своим жутким танцем ты повела нас к успеху. Я сидел возле трупа и рассматривал дальше эту гору уже никому ненужного хлама и вспоминал. Отдельной кучкой валялись наши киллджойские костюмы, кошачья голова и бластеры. Великие «Danger Days». Не поскромничаю. Они были поистине великие. Вся ставка делалась на то, что после долгого перерыва после Парада, учившего не бояться смерти, мы должны были доказать подростками, что смерть – не выход из неразрешимых ситуаций, не способ расправиться со всеми проблемами. В этом, наверное, так же заключалась и ошибка, впоследствии приведшая к разрушению. Долгие годы, на протяжении всех эр, мы были подростками. Подростками на сцене с подростковой тематикой, с подростковыми проблемами. И вся наша аудитория также была подростками. А подростки имеют свойство взрослеть. Подростком, вечно поющим о борьбе с неправильностями мира, быть невозможно. Осознав это, я принял решение. Решение, которое смогло уничтожить все. Я протянул руку и взял один из бластеров. Стерев с него рукавом рубашки пыль, я прицелился и сделал воображаемы выстрел. Бах по суицидальным буллетс. Бах по кровавому ревенджу. Бах по мрачному параду. Бах по ярким киллджойским денькам. Я просто не хочу, чтобы всю оставшуюся жизнь меня считали подростком, который что и делает, как поет о том, что главное – это умение показать средний палец своим проблемам. Я вырос из всего этого. Я хочу чего-то более масштабного, более грандиозного, более феерического. Поэтому-то я и решил распустить группу. Парни тоже выросли из всей этой фантасмагории с кучей невообразимых костюмов и эффектов. Всем нам пора уже заняться чем-то более серьезным. Более примечательным. Чтобы о нас могли говорить не как о «тех парнях, что спасают постапокалиптический мир с цветными пистолетами», а как о нечто большем, совершившим прорыв в музыке. Пусть и каждый по отдельности. Стоят ли эти мертвые, но еще дымящиеся останки группы, всего этого? Определенно стоят. Я поднялся и осмотрел всю эту свалку в маленькой комнатенке еще раз. Я не стану все это поджигать. Не стану танцевать победоносный танец а-ля Уэй - разрушитель групп. Это было бы грубо, даже жестоко по отношению к дорогим сердцу воспоминаниям. Пусть я и ужасен в прощаниях, но я должен окончательно попрощаться с тем, что кардинальным образом изменило жизнь не только славным подросткам из захолустного Джерси, но и, может быть, толпе подростков по всему миру. Я не хочу ни перед кем оправдываться, но когда приходит время, мы останавливаемся. Пусть у всего это и не было конкретного лица, мы всегда были разными. Я никогда не забуду те чувства, что у меня были, есть и останутся от всего этого огромнейшего события, быть может, положившего начало чему-то более грандиозному. Еще раз осмотрев разлагающуюся кучку нашей атрибутики, я точно понял, что отсюда с собой забрать ничего не хочу, ведь все самое важное и необходимое живет во мне. * * * Солнце проникло сквозь окна и коснулось моего лица. Еще находясь в состоянии дремоты, до меня начало доходить то, что я сегодня увидел во сне. Воспоминание о всей это разлагающейся кучке никому теперь не нужных вещей и воспоминаний навело на меня всеохватывающюю печаль, которая тут же пробудила меня. Я поднялся с постели, спустился по лестнице и сделал себе кофе – единственная вещь, которая может привести меня в чувство и успокоить. Рассматривая в окно спешащих куда-то людей, я принял решение. Заявление о том, что я начинаю новый проект, будет сделано сегодня.