***
John Watson 615-014-827-124 Positive A Catholic Четыре коротких строчки, только сухие факты. Две, чтобы опознать. Одна, чтобы спасти. Последняя, чтобы похоронить. Многие говорят, что держа в руках армейские жетоны, они понимают всю смертельную опасность войны. Понимают, насколько большую возможность они имеют не дождаться дорогого человека. Шерлок ничего такого не чувствует. Он видит их второй раз в жизни и ничего нового они ему не говорят. В первый раз он нашел их в комоде Джона, когда ворошил его вещи. Сложенные в небольшом футляре они не были спрятаны, но и лежали так, чтобы не попадаться на глаза всякий раз. Не все солдаты после службы продолжают носить этот аксессуар. Уотсон к таким и относился. Левый уголок верхнего жетона все так же немного погнут и детектив не напрягается, чтобы подумать над причиной этого дефекта. Выбитые числа и буквы потерты, а если присмотреться, то можно было увидеть несколько песчинок, застрявших в гравировке. Тогда, не сейчас. Доктор вычистил стальные пластинки и сейчас они блестели настолько, насколько позволяло их состояние. Длинные пальцы откидывают верхний жетон, и он съезжает вниз по цепочке с неприятным звуком. Второй, предсказуемо, выглядит новее. Хотя его задняя стенка потерта больше, чем у первого. От постоянного контакта с потеющим телом естественно. Точная копия предыдущего, разве что его углы были идеально ровными. Ни одной вмятины. - Медальон смерти, - усмехается Холмс, повернув голову к Джону, сидящему позади. Усмешка Уотсона в ответ другая. Он, конечно, согласен с этим названием, но оно ему не нравится, это видно сразу. – Слишком мрачно, - пожимает плечами он. - Всего лишь факт, - Шерлок отпускает второй жетон и невольно задерживает дыхание, когда они оба касаются его груди. Ощущать этот холод стали на коже и небольшую тяжесть на шее самое непривычное из всего этого. Пальцами детектив снова сжимает жетоны, чтобы быстрее согреть и ему даже начинает казаться, что под ними тяжелее дышать. - После окончания войны многие начинают считать их талисманами. Носят наудачу или же отдают любимым людям, чтобы теперь они оберегали их, а не нас. – Джон обнимает своего детектива поперек груди. - И ты в это веришь? - Не просто так же я их дарю тебе. Холмс считает это глупостью, сантиментами. Но застегнув в то утро рубашку и тем самым скрывая жетоны на шее от посторонних глаз, больше их не снимал. Потому что так хотел Джон, а Шерлок, в принципе, не имел ничего против них. Уже к вечеру непривычная тяжесть перестала ощущаться, как и резать слух металлический звон при резком шаге. Достаточно длинная цепочка не позволяла так называемым «медальонам смерти» выпадать из рубашки через верхние расстегнутые пуговицы, а значит, они ничем не мешали детективу. Теперь Уотсон заимел привычку тянуть Шерлока к себе за поцелуем, ухватив пальцем цепочку, если та свисала поверх домашней майки и это детективу тоже нравилось. Джон точно знал, что наденет их на шею, только если его опять призовут, что было, конечно же, невозможно. Здесь же, на гражданке, он не собирался носить их ни по каким причинам. Он не раз слышал, что вернувшись домой, мужчины отдают свои бирки любимым женщинам или матерям, но никак не задумывался на этот счет, пока не увидел сослуживца недалеко от Трафальгарской площади. Точнее, идущую рядом с ним девушку. Уотсон не стал уточнять, кем она ему приходилась, но сразу приметил слишком грубую и до боли знакомую шариковую цепь на женской шее. Она действительно странно смотрелась с ее платьем и никак не подходила к висящей следом тонкой золотой цепочке, но ее это, видимо, совершенно не волновало. И хотя сами жетоны были спрятаны под платьем, каждый знающий поймет, что это за украшение. Доктор был уверен, что носит она его только с самыми теплыми чувствами. Идя домой в тот вечер Джон думает, что принял самое глупое решение за последние месяцы своей жизни. Эта мысль остается с ним и в тот момент, когда он полирует в ванной свои бирки. Отчищает от налета и каким-то чудом оставшегося песка. Они напоминают слишком многое: палящее солнце Афганистана, каждого потерянного солдата, собственное ранение. Еще немного и жетоны выполнили бы свое предназначение, эта мысль отдается эхом в голове и даже небольшой вспышкой боли в ноге, от которой доктор старается всячески абстрагироваться. Джону Уотсону повезло в тот день и если каким-то волшебным образом немного удачи закрепилось именно в них, то он тоже хочет передать ее дорогому человеку. Любимому человеку. Который, скорее всего, не станет их носить и даже отпустит нелицеприятные комментарии насчет этого всего, но Джон все равно решает попробовать. В то утро он ждет, когда Шерлок окончательно проснется и выполняет задуманное, надев цепочку на шею. Ему кажется, что детектив смотрит на них слишком долго, хотя не проходит даже минуты, и почему-то испытывает смущение. Но, к удивлению Уотсона, с той секунды они стали постоянным украшением бледной шеи Холмса. Теперь, каждый день пряча пистолет за поясом, Джон следит, чтобы жетоны не выполнили своей основной функции здесь так же, как и тогда с ним на войне.***
Sebastian Moran 423-516-274-013 Negative AB Protestant Джеймсу непривычно носить обычные футболки даже в одной из собственных квартир. Он привык быть тем Мориарти, чьи костюмы стоят дороже квартального дохода большинства семей в городе. Тем Мориарти, после которого в комнате остается запах дорого одеколона. Тем Мориарти, в чьих ботинках можно увидеть собственное отражение. Пара человек это даже практиковали. Поэтому сейчас, в простой футболке и немного растянутых спортивных штанах, он чувствует себя кем-то другим. Простым парнем по имени Джим, но никак не королем преступного мира в Лондоне. Не тем, кто вчера получил полмиллиона только за то, чтобы оставить в живых трусливого мелкого политика. И уж точно не тем, кто спустя полчаса после передачи денег отдал приказ избавиться от намеченной жертвы к выходным. Но сегодня у него, как ни странно, выходной. Если так можно называть свободные от его «работы» дни. А значит, и нет надобности в дорогом костюме и начищенных туфлях, хотя одеколон все еще наверняка ощущается. Моран вчера даже не дал ему принять душ, а с утра занял его сам. И хотя Джеймс терпеть не может быть вторым даже в такой мелочи, он вынужденно бродит по квартире, пытаясь себя хоть чем-то занять. Только полдень, но гений преступного мира уже не знает, что ему делать оставшееся время. Включив кофеварку и лениво преодолев путь обратно от кухни до их спальни, Джеймс упал на постель. Из ванной все еще шумела вода, иногда Мориарти удивлялся, как Себастьян только дослужился до полковника. Разве в армии все не делается в считанные секунды? Скука. Нет ничего более утомительного, чем просто так шататься по квартире в поисках хоть чего-то интересного. Он бы не отказался сейчас от какого-нибудь курьеза, который смог бы завлечь его. Но его, конечно же, не происходит в ближайшие десять минут утомительной скуки. У Джима остается одно развлечение – Себастьян. К нему он и решает обратиться, открывая дверь в ванную. Моран на его появление никак не реагирует, когда слышит звук закрывшейся двери. Не в первый раз все же Джим не дает ему даже душ спокойно принять. У них это тоже что-то вроде обряда. Ленивым движением пальца Джеймс рисует на запотевшем зеркале смайл и смотрит на свое отражение, сквозь его улыбку. Съедающая изнутри скука теперь отходит на задний план, уступая место предвкушению хорошего секса. Снимая майку, Мориарти бросает ее прямо на пол. Он уже собирается избавиться от штанов, но на одной из полок лежит и привлекает его цепочка Себастьяна. Он всегда снимал ее, когда принимал душ, но до этого момента никакого интереса у Джима она не вызывала. Сейчас же он берет с полки жетоны и, придирчиво их оглядывая со всех сторон, вертит в руках. У Морана много привычек, сохранившихся с армии, но зачем носить их на шее Джеймс не понимал. Он прекрасно знал, какую роль они выполняли на войне, но здесь, пусть и риск продолжал следовать за Себастьяном по пятам, можно было обойтись без них. Фыркнув самому себе, Мориарти надевает шариковую цепочку на шею, и все тело передергивает от холода, исходившего от метала. Разглядывая свое отражение в зеркале так, будто он мерил новый брендовый костюм, Джеймс был вынужден признать, что этот медальон смерти даже его, худощавого и мелкого ростом, делал более мужественным. Грубая цепочка и далеко не модный аксессуар в виде двух жетонов даже на его шее смотрелись внушительно. Королю преступного мира это понравилось. Он всегда хотел и мог выглядеть внушительно. - Твои жетоны неплохо смотрятся на моей шее, - ухмыляется он. - Положи на место, - Себастьян выглянул, одарив своего босса недовольным взглядом. Джеймс с улыбкой посмотрел на него через зеркало и сжал пальцами один из жетонов. Казалось ли ему или от них действительно исходила внушающая энергия? Мориарти разглядывал выгравированные буквы с цифрами и обводил метал пальцем по окаемке. Они завладевают вниманием криминального гения настолько, что он забывает, для чего пришел сюда. Он отвлекается только тогда, когда воду выключают и Себастьян выходит из душа, обматывая бедра полотенцем. - Ты же не собираешься возвращаться на войну? – интересуется Джим, отпуская жетоны и позволяя им коснуться своей груди. Себ усмехается в ответ. - Благодаря тебе мне кажется, что я с нее и не уходил. Джеймс доволен ответом. Именно поэтому он расплывается в улыбке, словно кот, задумавший украсть у хозяйки сметану. - Тогда я оставлю их себе, - поправляя волосы, говорит он Морану. – Будут напоминать мне о тебе в те одинокие часы, когда ты занят, исполняя мои приказы. – Шутливое касание пальца мокрой груди полковника и за боссом закрывается дверь. Себастьян прекрасно понимает, что причина этого странного желания точно не сантименты, но ему идея нравится. Он не был склонен к романтике, но мысль о том, что Джеймс будет носить на себе что-то его, только его, и никогда не снимать, очень даже нравилась Морану. Поэтому в этот раз он тоже идет на уступки.***
Они оба замечают это в первую и такую долгожданную встречу лицом к лицу. Два противника, наконец, встретились без посредников. Каждый из них считает, что знает шаг оппонента наперед, но оба оказываются в этом не правы. Шерлок видит первым. Еще в тот момент, когда Мориарти подходит к нему с напыщенной и якобы непринужденной речью, остановившись на расстоянии пяти шагов. Холмс видит, как топорщится его рубашка в одном месте и готов поспорить на многое, что если отогнуть накрахмаленный воротник, то он увидит до боли знакомую шариковую цепочку. Он знает что это, потому что его рубашка точно по центру топорщится так же, как и у его противника. И такая же цепочка украшает его шею с весьма мрачным «кулоном» в виде двух армейских жетонов. Навряд ли это замечает Джон. Обвешанный взрывчаткой он еще более ненаблюдательный, чем обычно. Но Шерлок видит, знает и усмехается про себя. Мориарти же не акцентирует внимание на одежде детектива, с которым так давно вел игру вслепую. Ему больше интересно наблюдать за отчаянным рвением преданного доктора Уотсона помочь Шерлоку, даже спасти его, не особо задумываясь о собственной жизни. Он с довольной улыбкой смотрит, как меняется в лице преданный пес по кличке Джон, когда Себастьян целится уже в грудь Холмсу. Нет, он не собирается его убивать. Сейчас точно нет. Это показное выступление, наглядное объяснение кто здесь кто. Просто давно уже пора было встретиться и все объяснить, ведь Шерлок действительно достойный ему соперник. Единственный такой во всем Лондоне. Джим узнает тогда, когда выходит из себя всего на пару секунд. Его задевает чрезмерное спокойствие Шерлока, он хочет добиться эмоций от него, но в итоге перестает следить за своими собственными на мгновение. Он обещает Холмсу выжечь его сердце и для больше эффекта касается пальцем с идеальным маникюром его рубашки на груди. Тихий звон от того, что верхний жетон под давлением прижимается ко второму, разносится эхом по бассейну и Мориарти меняется в лице. В этот момент авторитет криминального мира действительно удивлен. Он может отпустить по этому поводу множество комментариев, но не делает этого, потому что это будет попытка уколоть не только Шерлока, но и самого себя. Потому что помимо прочих их схожестей, слабость у них оказалась тоже одна на двоих, возможно единственная, но такая существенная. Они ухмыляются практически одновременно, когда Джим отходит на шаг от детектива. Мориарти, чтобы в этой ухмылке показать свое, якобы небрежное, отношение к этой сентиментальности. А Шерлок, чтобы дать понять ему, что он знает. И по взгляду, полному ненависти, Холмс легко опознает свою победу в этом маленьком поединке. Джеймс небрежно прощается с ним до следующей встречи и легким шагом скрывается в дверях. Идеально спланированная встреча совершенно неожиданно заканчивается подобной неловкостью. Стыдом перед собой же. Два столь острых ума попались на всем известную удочку, название которой состоит из шести букв. Никто из них никогда не скажет этого вслух, а если и вынудят, то это будет выглядеть одолжением, но не признанием. Потому что им легче быть выше других, не такими как другие и любое проявление подобных эмоций они сами для себя же считают невозможным. Шерлок и Джим никогда не смотрят на своих героев войны влюбленными взглядами, потому что считают это излишками внимания. Шерлок и Джим никогда не ревнуют, потому что они собственники и обладают своими партнерами полностью, будто выкупив на них контрольный пакет. Они не ходят за руки, у них нет свиданий. Об их отношениях не знал никто, кроме их же соучастников в этом деле. Теперь же огромным минусом стало то, что об этой тайне у каждого знает именно его главный противник. Большой плюс, что ни один не станет использовать это против другого, потому что в эту ловушку попали оба, а они, на самом деле, человечнее, чем хотят казаться перед остальными. Их чувства не для всех, поэтому этот секрет сохраняется в том взгляде Мориарти и той ухмылке Шерлока, а так же месяцем затишья с обеих сторон.