***
Чансон проходит мимо регистратуры, поправляя, сползающую с плеча, больничную футболку и подтягивает такие же светлые пижамные штаны. Еще одно, что раздражает танцора в больнице - он вынужден носить ужасную бесформенную пижаму, которою ему выдали при поступлении сюда. Танцор практически доходит до выхода из больницы, когда ненавистный гнусавый голос медсестры звучит на весь этаж: - Господин Ли, куда вы собрались? Вернитесь немедленно в палату, вам вредно много ходить. К тому же, скоро на прием. Пациент обреченно кивает медсестре и та уходит по своим делам, надеясь, что Ли вернется к себе. Он же поднимается на третий этаж, где расположена палата и садится на окно. Однако, взгляд Чансона вовсе не устремляется на улицу, парень опускает голову, разглядывая свои ноги с таким интересом, будто видит их впервые в жизни. Наблюдать улицу через толстое стекло не очень-то интересно. Мир кажется искаженным, не таким, каков он на самом деле. Наверное, именно поэтому Чансон каждый день старается проскользнуть мимо надсмотрщицы-медсестры, пропустить осмотр у врача и попасть на улицу. Больничный воздух, белые стены, все это давит на Чансона, который привык к свободе, к непрерывному движению. - Сегодня тебе почти удалось. Так держать, - незнакомый голос с ноткой издевки звучит над самым ухом. Чансон поднимает голову, удивленно глядя на незнакомца, который сел рядом с ним. Пухлые губы, растянутые в улыбке, хитрый прищур темных глаз, и высветленная челка, которая торчит вверх - все создает образ подростка, но есть в этих хитрых глазах что-то зрелое, что-то выдающее возраст и волю их обладателя. - Простите? - Ли все также удивленно смотрит на улыбающегося незнакомца, растерянно хлопая глазами. - Не первый раз вижу, как ты идешь к выходу, но та женщина тебя ловит. Кстати, меня зовут Ян Сынхо. Я частенько сюда прихожу к другу, у него плановое обследование. - Аааа... Ли Джун, - Чансон протягивает руку парню в знак приветствия, и тот пожимает ее в ответ. Танцор не понимает, зачем он представился сценическим псевдонимом, но отчего-то захотелось именно так. Сынхо чуть удивленно выгибает бровь, но не переспрашивает. В наше время и не такие имена встретить можно. Когда светловолосый убирает руку после рукопожатия, Джун замечает на его запястье татуировку в виде слова "Hopeless". Жить с клеймом безнадежности, какой человек захочет этого? Ведь надежда есть всегда и у всех. Даже сам Чансон надеется вернуться к танцам после реабилитации, пусть ему и говорят, что это невозможно. Любое усилие может навсегда оставить его инвалидом, прикованным к креслу-каталке. Сынхо замечает, как Джун засматривается на запястье и спешит натянуть рукав кофты, скрывая черные буквы. - Все так плохо, что тебя никуда не выпускают? - Все просто замечательно. Но, кажется, они пытаются убить меня своими таблетками и бесконечными обследованиями. Я могу ходить, но мне не разрешают гулять. Можно подумать, я смертельно больной. Клянусь, как только выпишут, первым же делом обойду весь Сеул. Сам-то я из Кванджу. - Отлично. Надеюсь, это не вся твоя одежда? - Сынхо тыкает пальцем в светлую футболку Чансона, усмехаясь над нелепым видом парня. - Думаешь, я в таком виде сюда приехал? Издеваешься? - Тогда переодевайся и я покажу тебе город. Незачем ждать выписки. - С ума сошел? - Чансон буквально задыхается от возмущения. Будь все так просто, он бы и сам давно вышел из этой "тюрьмы". - Переодевайся. Буду ждать тебя у пожарной лестницы на первом этаже, - Сынхо поднимается с подоконника и оставляет Джуна одного. Ли еще немного смотрит тому вслед, но затем решает не упускать такой шанс и спешит к себе в палату. Он быстро натягивает первые попавшиеся джинсы и какую-то растянутую кофту с огромным вырезом. Сейчас внешний вид волнует его меньше всего. Сердце бешено стучится в груди, в ушах стоит гул, а спина предательски начинает ныть, пока Чансон бежит вниз по лестнице. Он взволнованно озирается по сторонам, боясь быть замеченным. Надежда на прогулку разгорается в сердце все больше, заставляя Джуна спешить к пожарному выходу. Внезапный звон стекла и железа разносится по холлу первого этажа, и Джун испуганно оборачивается. Все медсестры устремляются к парню, который корчится от боли на полу. Падая, он умудрился перевернуть поднос с лекарствами, чем привлек всеобщее внимание. Чансона слишком хорошо воспитали, иначе он не знает как объяснить то, что он разворачивается и направляется к парню, чтобы помочь, наплевав на возможность смыться из больницы. Однако, его хватают за руку и с силой тащат обратно.***
- Нужно было ему помочь! - Чансон недовольно смотрит на Сынхо, который вытащил его из больницы силком. - Ты на улице. - О... - Джун только после слов парня понимает, что так оно и есть. Он делает глубокий вдох, ощущая все запахи улицы - трава, пекарня неподалеку, чьи-то духи, и даже автомобили. Ему все нравится, ведь нет ни единого запаха больницы, медикаментов или хотя бы спирта. - А насчет того парня не беспокойся. Он отличный актер, - Сынхо по-доброму улыбается своему новому знакомому. - Пошли на экскурсию. Великий Ян Сынхо лично проведет ее для тебя. - Такой уж великий? - усмехается Джун, проходя мимо Сынхо на тротуар, ведущий от больницы к главной улице. - Самый, - Сынхо догоняет Чансона и идет рядом с ним, параллельно рассказывая прелести Сеула.***
- Я же говорил, что великий, - Сынхо самодовольно улыбается, садясь на лавочку в парке, где парни решили передохнуть от прогулки. - Это было замечательно! - Джун резко подается вперед и моментально морщится от боли, которая пронизывает весь позвоночник от поясницы до шеи, распространяясь со скоростью света. Острая боль может сравнится разве что с ударом ножа в спину. Она заставляет парня замереть на месте, не двигаясь и не дыша. Ведь любое, даже самое незначительно движение откликнется очередным приступом боли. - Пожалуй, я еще не могу ходить слишком много, - прерывисто выговаривает Чансон и делает глубокий медленный вдох. - На сегодня закончим, тебя и так потеряли в больнице, - Сынхо заботливо опускает руку на поясницу Джуна, согревая больное место, и принося покой. Боль начинает отступать, а тепло от прикосновения медленно распространяется по телу, заставляя Чансона смущено покраснеть. - Давай, я провожу тебя.***
Когда они уже стоят перед входом в больницу, Джун внимательно смотрит в глаза Сынхо, становясь лицом к лицу. - Что? - Сынхо отчетливо видит, что Джун хочет чего-то, но опасается. - Скажи, почему именно это слово? - Чансон робко касается пальцами запястья парня, проводя по надписи. Сынхо прикусывает пухлые губы и смотрит на Джуна так, будто тот спросил нечто очень страшное. - Красивое слово. Заставляет понять, что порой глупо жить пустыми надеждами, - светловолосый парень горько усмехается, заставляя Джуна пожалеть о вопросе. Он хочет извиниться, но Сынхо опережает его, мягко и практически невесомо целуя. - Я завтра навещу тебя. Парень уходит, оставляя смущено улыбающегося Джуна. Глупо жить пустыми надеждами - можно было принять и на счет самого Джуна, но он считал, что его надежды вовсе не пустые. Он пока еще не потерял веры.***
Джун подсаживается к парню, с которым часто общается в больнице. Тот лежит здесь на профилактическом обследовании с такой же проблемой, как и у самого Джуна. Взбалмошный и довольно милый юноша заставил проникнутся к нему доверием с первой минуты общения. - Досталось за вчерашнюю прогулку? - парень двигается к другому краю лавочки, уступая место другу. Темные прядки волос совсем отросли и парень с маленькими чертами лица больше похож на девушку. Быть может, именно этим он и подкупает. - Еще бы. Врач так орал, что я чуть не оглох. - Тебе покой нужен, ведь еще есть надежда, что ты будешь танцевать. Не перенапрягайся. - Но я правда не думал, что мне станет так хреново. Операция была два месяца назад. - Мне операцию делали три года назад, я спина до сих пор болит. Хён, позвоночник тебе не связки, которые зажили и прыгай дальше. - Да-да, я знаю, но... - Мир! Вот ты где! - разговор парней прерывает уже знакомый Джуну голос. - Ой, Джун, ты знаком с Миром? - Сынхо подходит к парням, а Джун вновь удивленно смотрит на Сынхо. Старшему начинает казаться, что Джун иначе и не смотрит, у него вечно удивленная мордашка. Что, впрочем, очень даже мило. Мир же улыбается старшему, приветствуя того. - Сынхо-хён, принес сладкое? - Мир с надеждой смотрит на светловолосого, строя тому щенячьи глазки, но когда Сынхо отрицательно мотает головой, он тут же делает такую обиженную моську, будто его предали. - Стой, Мир и есть твой друг? - А Сынхо, тот самый парень, про которого ты мне вчера рассказывал? - Мир хитро щурится, смотря на Чансона, который моментально смущается под пристальным взглядом старшего. Сынхо смотрит на него с какой-то насмешкой в глазах, хитринкой, но в тоже время это не противно или тяжело. - Мир, за мной, - Сынхо кивает младшему в сторону и отходит. Макнэ ничего не остается, кроме как следовать за старшим. Джун провожает парней взглядом, поражаясь такому совпадению. Он подружился с Миром сразу же, как тот попал сюда. Чансон только с ним и общался в больнице, и надо же так совпасть, что Мир оказался другом, которого навещал Сынхо. Танцор посчитал это знаком свыше, судьбой. О чем-то поговорив с Миром, Сынхо возвращается к Джуну, присаживаясь рядом. Младший машет Чансону, чтобы привлечь внимание, и одними губами желая тому удачи, а затем подмигивает и спешит прочь. Пока Чансон общается с Сынхо, он вполне может позаигрывать с симпатичной медсестрой со второго этажа. Сегодня Джун и Сынхо не идут гулять, оставаясь в больнице, пока это позволяют часы посещения. Чансон узнает много интересного о Сынхо. Например, сеульский парень оказался любителем танцев и даже сам когда-то танцевал, исполняя особо сложные элементы. Сынхо так и не рассказал, почему перестал танцевать, а Чансон не решился спросить. У каждого есть причины, и не всегда они хорошие и приятные для воспоминаний. Например, самому Чансону не хотелось бы в будущем упоминать о перерыве и времени в больнице. Еще танцору хотелось узнать историю татуировки Сынхо, ведь у каждой татуировки есть своя история, а тут еще и слово было слишком... символичным? В ситуации с Чансоном, именно символичным. Парень понимал, что вопрос слишком интимный, чтобы вот так просто задать его. Возможно, когда они со старшим станут ближе, Джун решится спросить, но не сейчас. А ближе к этому парню с темными кругами под глазами, быть определенно хотелось.***
Прошла еще неделя в больнице. Чансона обещали совсем скоро выписать, а пока не разрешали даже по этажу гулять. К тому же, состояние Джуна было не из лучших - боли в спине стали чаще, а ведь его предупреждали, чтобы не ходил много. Теперь в связи со скорой выпиской, Джун оказался буквально прикован к кровати, а лечащий врач считает обязательным каждый час заходить в палату и спрашивать самочувствие пациента. Чансон теперь отлично понимал, что его надежда вернуться в танцы превращается в несбыточную мечту. Но ведь можно стать преподавателем танцев, скажем, на худой конец, у детей? Нагрузка будет не самой большой, а парень останется при любимом деле. Именно это и отличало Джуна он большинства людей - вера в будущее великого танцора была разрушена, но он не терял надежды на простую возможность работать хореографом. Хуже становится и от того, что уже пару дней не удавалось связаться с Сынхо. Парни постоянно переписывались, ибо приходить каждый день в больницу Сынхо не мог. Каждые пять минут телефон звенел, возвещая о новом сообщении, а вечером они обязательно говорили. Вечерние звонки могли продолжаться по часу, пока медсестра не увидит и не отправит Чансона спать. Но прошло три дня с последней смс Сынхо, на сообщения Джуна он не отвечал, как и на звонки. Сердце начинало болеть, ощущая предательство. Сынхо стало скучно, или он изначально не планировал ничего серьезного, и сообщения Чансона его достали? Теоретически, можно было спросить это у Мира, как у лучшего друга Сынхо, но практически, Джуну не позволяла гордость. И сам Мир сейчас больше времени проводил с медсестрой второго этажа, которая ему так понравилась, а Чансон не хотел нарушать идиллию младшего.***
Утром Чансон после обследования вернулся в палату и принялся собирать некоторые вещи. Через два дня его выписывают, что несказанно радовало. Как бы там ни было, он хочет встретиться с Сынхо, выяснить в чем дело, и если есть еще надежда на отношения, то попросить продолжение экскурсии по Сеулу. Если же парень откажется от их дальнейшего общения, то Джун поблагодарит Сынхо за все приятные моменты и уйдет из его жизни. Танцор не любил недосказанность, пусть это будет больно, но он должен знать правду. Да и старший уже дал ему достаточно хорошего - время, проведенное за разговорами с Сынхо, было лучшим за все месяцы в больнице, не считая общения с Миром. Смешно, Джун до сих пор не знал настоящего имени младшего, но к чему оно, если им и так нормально, это не мешает общаться. - Эй, хён! - в палату бесцеремонно врывается Мир. Конечно, стучать этого ребенка не учили. А вдруг, Чансон был бы голым? Танцор лишь вздыхает и отвлекается от сумки, в которую пытался запихнуть свитер. - А меня выписали! - Не честно, - Ли сразу обиженно смотрит на младшего, - ты пришел позже меня и выписывают тебя раньше. - Зато я смогу навещать тебя. - Кстати, о навещать... Мир, скажи, почему Сынхо не приходит? - А ты не... то есть, наверное, я должен был сам тебе сказать. Но надеялся, что ты знаешь, - танцору не нравится эта заминка, то как шумный младший за секунду превращается в нашкодившего ребенка, который чувствует свою вину и боится наказания. - Что я знаю или должен знать? - Чансон хмуро смотрит на младшего, ожидая чего-нибудь вроде "извини, парень в которого ты влюбился, вчера сыграл свадьбу с прекрасной девушкой". - Сынхо-хён, у него были проблемы с сердцем, именно поэтому он бросил танцы, - на одном дыхании выпалил младший, с неким страхом в глазах, смотря на танцора. - Были? - У него не было надежды. Хёна нельзя было оперировать, он мог лишь медленно умирать все это время, - Мир закусывает нижнюю губу, когда та начинает предательски дрожать, а в глазах появляются слезы. Сынхо был ему как родной брат, но тот взял с него обещание, что он ничего не скажет Джуну, что продолжит делать вид, будто все хорошо. И Мир сам поддался этому обещанию, день за днем живя так, будто с Сынхо все порядке, он все еще жив, просто у него сейчас нет времени на общение. Так было легче, просто не нужно было думать о том, что на самом деле они никогда больше не увидятся. Хрупкое равновесие в маленьком мирке Ли Чансона разбивается на осколки, которые острыми иглами впиваются в него, будто насмехаясь над жалким парнем. По спине пробегает разряд импульса, и боль пронзает все тело, от чего танцор падает на колени, а Мир сразу же бросается к нему, обеспокоенно глядя на старшего. Вот к чему была та надпись, так очевидно, что у Сынхо не было надежды, но Джун не спросил у него. Не узнал сам, упустил шанс быть со старшим в последний момент и хоть как-то поддержать его. Стало одновременно и больно, и обидно - ему не сказали, словно это и не важно, и он потерял его навсегда... Безнадежность, Сынхо каждую секунду жил, ощущая лишь безнадежность: когда гулял с Чансоном, когда смеялся, поднимая тому настроение, когда они болтали о будущих прогулках. Он никогда и не планировал ничего из того, что они обсуждали, не верил в это, не надеялся. Старший лишь наслаждался отведенными ему днями, поддерживая надежду Джуна.***
- Хён! - вновь громкий крик Мира. За последние несколько лет Чансон настолько привык к этому, что перестал вздрагивать. - И даже не опоздал, вау, - хитро улыбается старший, поворачиваясь к младшему. Тот как обычно встретил Чансона после работы в секции танцев, где старший занимался с дошколятами, помогая им развить гибкость и приобрести хорошие навыки для дальнейших занятий. - Ну, я не прям же всегда опаздываю, - дуется Мир, недовольно смотря на Джуна. - Лучше шевели своими спичками, если ты не забыл, я сегодня знакомлю тебя со своим парнем. - Твоим он станет, когда я одобрю, мелочь, - смеется Чансон, взъерошивая отросшие волосы макнэ, а тот пытается убрать руку, перехватывая ее за запястье, где черным курсивом виднелась надпись "Hopeful", потому что Чансон никогда не терял надежды.