fairytale gone bad

Исин стоял перед входной дверью, мысленно перебирая в уме содержание небольшой дорожной сумки, которая висела у него на плече. Он был уверен, что ничего не забыл, но все же до последнего оттягивал время выхода, проверяя то один, то другой карман, но все было на месте. Решив, что ждать дальше некуда, Исин глубоко вздохнул, переступил порог и вздрогнул от оглушительного хлопка двери. Немного повозившись с замками, парень поспешил к машине. Погода стояла чудесная, поэтому Исин позволил себе не опускать крышу Хонды, чтобы насладиться последним теплом уходящего лета. – Куда собрался, сосед? Надолго? – неожиданный крик нарушил тишину, которая царила на улице. Исин обернулся на голос и узнал Бекхёна, который жил в доме напротив. Исин улыбнулся в ответ и неопределенно пожал плечами. Удивительно, но Бек не стал приставать с расспросами, а засеменил к дому. Тем лучше. Исин закинул сумку на заднее сиденье, негромко хлопнул дверцей и завел машину. Автомобиль поприветствовал его знакомым урчанием мотора, и Исин мягко тронулся и поехал, постепенно прибавляя скорости. Помнится, он сам настоял, чтобы их с Ифанем дом находился подальше от центра, поэтому вышло, что они жили почти на окраине. Меньше, чем через полчаса Исин мчался по трассе, оставляя Пекин далеко позади себя. Надолго? Он и сам не знал. Дорога была совершенно пустой, ветер трепал его темные волосы, а Исин вдавливал педаль газа все сильнее и сильнее, не обращая внимания на тревожные рывки стрелки спидометра. Он был словно оторван от всего мира, но убежать от собственных мыслей не удавалось. Воспоминания прорывались даже сквозь свист ветра и рычание мотора, и Исин чувствовал наворачивающиеся на глаза слезы. Такие поездки были для него далеко не впервой. После каждой их с Ифанем ссоры Исин срывался с насиженного места, чтобы мчаться на безумной скорости неизвестно куда, наслаждаясь иллюзорным чувством отпущения. Ифань… За этим именем – ночные вздохи и сумасшедшая любовь, слишком неправильная и слишком сильная, чтобы стать сказкой. Исин не может жить без него, Исин зависим, а Ифань – его сильнейший наркотик и наибольшая слабость. Ифань – та причина, по которой Исин хватает первые попавшиеся под руку вещи в сумку и незаметно исчезает, оставляя пустой дом, но забирая чувство вины. Их история начиналась действительно сказочно. Они познакомились на балу – благотворительном, куда Исина затащил все тот же неутомимый Бекхён. В строгом черном костюме Ифань показался ему сумасшедше красивым, далеким и недосягаемым. Исин наблюдал за ним, сидя у барной стойки, и думал, что неизвестный красавец так и останется для него всего лишь мечтой в блестящей обертке, игрушкой, на которую можно любоваться сквозь стекло витрин. Даже когда блондин, игнорируя восхищенные девичьи взгляды, предложил Исину коктейль, парень не мог поверить, что это происходит с ним. Непринужденная беседа, приправленная жгучим взглядом коньячных глаз из-под светлой челки и тягучим желанием, окончилась у Исина на съемной квартире пошлыми стонами и испачканными простынями. Через пару месяцев они съехались, а еще через некоторое время Ифань настоял на собственном доме. Всякий раз Исин говорил себе, что это слишком быстро, слишком не по правилам и еще миллион «слишком» терзали его болезненно-правильную душонку. Но Ифань, смеясь, целовал его в щеку и при всех усаживал к себе на колени, друзья умилялись, а Исин вдыхал запах ифаневских волос и сдавался – мягко, наслаждаясь подчинением. Их первые недоразумения казались слишком нелепыми, чтобы омрачить совместную жизнь. Исин возмущался, Ифань тоже возмущался, слово за слово, а потом Ифань прижимал его к стене, кусая губы в требовательном поцелуе, и они забывали про все неполадки, выпутываясь из собственной одежды по дороге в спальню. Как-то незаметно мелкие разногласия стали превращаться в ссоры, а затем и в скандалы. Начинал Исин – и почти всегда на пустом месте. Ифань огрызался, тона повышались, сказочная скорлупа угрожающе трескалась по швам. В конце концов разъяренный Ифань громко хлопал дверью и исчезал на всю ночь, оставляя Исина наедине с разъедающей виной и непролитыми слезами. Исин сидел в непривычно пустой кровати и корил себя за все, хотя на самом деле очень редко был действительно виноват. Но однажды Ифань его ударил. Сначала они лениво препирались во время завтрака. Но позже Исин разошелся не на шутку, ревнуя из-за сброшенных звонков с неизвестного номера и частых задержек Ифаня «на работе». Он кричал, обвинял, бился в истерике, а Ифань легонько шлепнул его по щеке – небольно, презрительно, как провинившегося щенка. Исин застыл, пораженный, а Ифань снова оставил его одного. За окном знакомо заревела машина – до следующего утра Ифаня можно было не ждать. Целый день Син провел в одиночестве, чувствуя, как тишина давит на барабанные перепонки. Он задыхался от этой пустоты, от собственной глупости, но больше всего – от бессилия на грани с отчаянием. В итоге он сорвался, не выдержав общества собственных мыслей. Он ехал практически в никуда, не имея конкретного места назначения, просто ехал, наслаждаясь свистом ветра и долгожданной свободой. Дорога была его отдушиной, чем-то вроде исповедальни, от чего Исин не мог отказаться. Исин бежал – позорно бежал от их жизни, от своих мыслей, оставляя позади беспорядок в душе и несбывшиеся мечты. Домой он вернулся под вечер, сделав круг по городу, и с удивлением обнаружил Ифаня, который дожидался его за кухонным столом. – Прости, – одними губами шепнул Ифань, усаживая Сина к себе на колени. Они сидели до глубокой ночи, тихонько раскачиваясь и обмениваясь короткими поцелуями. В их сказке наступило затишье – до поры до времени. Исин вырвался из омута воспоминаний и бросил взгляд на часы. Было довольно поздно, нужно было решать вопрос с ночлегом. Для себя Исин решил, куда отправиться – он навестит друга в Чанше. Они с Луханом не виделись года два, и Исин надеялся, что встреча поможет восстановить пошатнувшееся душевное равновесие. Солнце едва касалось горизонта, но Исин откровенно побаивался ехать ночью, поэтому он завернул в первый попавшийся мотель. Здание выглядело довольно скромным, в холле за стойкой на месте портье стоял парнишка-подросток, да и судя по списку свободных номеров, заведение не пользовалось особой популярностью. Обычно в таких гостиницах в душе отсутствовало полотенце или же заедал дверной замок, но Исину было плевать. – Быть может, мистер желает, чтобы ему помогли перенести багаж? – с неожиданной учтивостью осведомился портье. Исин коротко хохотнул и молча похлопал по сумке через плечо. Это и было его ответом. Номер оказался вполне сносным. Исин обнаружил даже небольшой бар с дешевым вином и наверняка паленым коньяком. Но ему не хотелось напиваться. Он вышел на балкон и закурил, опираясь на поручни и любуясь закатом. Исин не курил, но в такие моменты легкие словно требовали разъедающего дыма. Исин затягивался, кашлял, утирал проступившие слезы, и снова затягивался, глотая никотиновую горечь. Несмотря на дешевизну номера, кровать оказалась на редкость удобной. А может, это Исин просто здорово устал, если учитывать нервное напряжение и несколько часов за рулем без перерыва. Как бы там ни было, парень забылся сном без сновидений и проспал до самого утра. Исин только вышел из душа, вытирая мокрые волосы, когда впервые зазвонил телефон. Исин словно в ступоре смотрел на до боли знакомые цифры и не мог заставить себя пошевелиться. Он не готов слышать Ифаня, не сейчас, когда он так уязвим и только начал успокаиваться. Экран вспыхивал и погасал, настойчивая мелодия дразнила слух, но Исин так и не ответил. В этот раз Исин впервые сбежал из дому не после скандала. Ифань просто не пришел, заставив Исина чуть ли не плакать над телефоном, вслушиваясь в равнодушные гудки. Ифань не объявился и утром, заставляя Сина мучаться в сомнениях и задыхаться, как в самый первый раз. Мысли – плохая компания для любителей душевного самобичевания, и Исин прекрасно это знал, но ничего не мог с собой поделать. Он называл себе миллионы причин, почему он должен остаться, почему они могут пытаться вновь и вновь слепить что-то стоящее из этого хаоса, но ни одна из них не казалась ему хоть сколько-нибудь убедительной. Исин не находил себе места, раздражаясь все больше от непрекращающихся гудков и сдался. Он никогда не устраивал из своего ухода театр, наоборот, старался убаюкать Ифаня небрежно кинутой одеждой и оставленной недочитанной книгой. Все выглядело так, будто Исин выскочил в магазин за хлебом и вот-вот вернется, но черта с два Ифань велся на его нехитрые уловки. Исин откинул полотенце и взял телефон в руки, задумчиво кусая губы. Если старший звонит ему, значит, он уже побывал дома. Исин думал, что он должен быть рад: Ифань дома, значит, не произошло ничего страшного, он цел и, скорее всего, невредим. Телефон зазвонил снова, и Исин вздрогнул от неожиданности, чуть не выронив аппарат из рук. Парень представлял, как блондин держит трубку, сдвигая брови в своей немного хмурой манере, вслушивается в гудки и ждет ответа. Исин слабо убеждал себя, что это месть – пусть помучается, пусть переживает, как переживал сегодня он сам, Син, но все его попытки позорно лопались одна за другой. Ифань ни капли не волновался, даже больше – Исин был уверен, что парень точно знает, где его искать. Рука сама потянулась к зеленой кнопке, и Син поднес телефон к уху. – Исин? – голос Ифаня был абсолютно спокойный, скорее, даже нечитаемый. Исин вслушивался в тяжелое дыхание в динамике и молчал. Тишина продолжалась около минуты, после чего Ифань прочистил горло и произнес: – Я еду, Исин. Ифань отключился, но Исин еще некоторое время стоял, прижимая телефон к уху. Когда парень пришел в себя, то понял, что дрожит всем телом. Исин бросил телефон и прошлепал в ванную. Он побрызгал себе на лицо холодной водой и уставился в запотевшее зеркало. Ифань ищет его. Ифаню до сих пор не все равно. Каждый раз Ифань словно давал ему время, чтобы убежать, а потом сообщал «Я еду», и как бы далеко Исин не уезжал, старший все равно находил его. Они возвращались каждый в своей машине – Исин первый, Ифань за ним. Исин убеждал себя, что это конец. Все их планы незаметно разрушились. Быть может, Ифань действительно принц, да вот только Исин – далеко не принцесса, а их сказка больше напоминает бульварный роман, в котором главы happy end не предвидится. Исин тряхнул головой и начал торопливо одеваться. Как бы частичка внутри его не вопила, что хочет остаться и дождаться Ифаня, нужно спешить. «Я еду» могло в равной степени означать, что Ифань только заводит машину или же находится на половине пути. Исин быстро спустился, оплатил сутки проживания и, отказавшись от завтрака, отправился на парковку. Дорога поприветствовала парня тихим шуршанием шин, и Исин привычно утопил педаль газа почти до предела, набирая скорость. Он мчался в сторону Чанши, стараясь не думать о знакомом черном Фольксвагене, что мелькнул в зеркале заднего вида около получаса спустя. Они ехали целый день, сохраняя некое подобие дистанции. Исин остановился у придорожного кофе – и Ифань вышел там же, но и виду не подал, что они знакомы. Исин чувствовал на себе тяжелый взгляд темных глаз, пока освежался кофе и легким обедом. Он порывался бросить все и подойти к Фаню, обнять, слушая тихие извинения, но последними усилиями воли заставлял себя сидеть на месте. Эти отношения когда-нибудь погубят его, сведут с ума, а Ифань будет таким вечно. Он не изменится, эти его тихие «прости» ничего не значат, хотя и звучат удивительно искренне. «Убирайся с моих мыслей, Ифань. Я ушел от тебя, а ты убирайся, отпусти меня, дай мне выжить», – думал Исин, и кусок становился ему поперек горла, он давился кофе, но к барной стойке, откуда Ифань наблюдал за ним, так и не подошел. Исин проехал три гостиницы, прежде чем выбрал место для ночлега. Он ехал медленно, время от времени цепляясь взглядом за черный Фольксваген позади, поэтому добраться до Чанши ему не удалось. Предыдущие отели были слишком популярными и помпезными, Исин жаждал покоя, поэтому и остановил свой выбор на такой же, как и вчера, неприметной гостинничке. – Одноместный, до утра, – пробормотал Исин портье и вздрогнул, когда хрипловатым голосом добавили: – Двухместный. Исину не было нужды оборачиваться, он и так знал, что Ифань стоит позади него и сверлит убийственным взглядом парня, который посмел игриво улыбнуться Исину. Молодой портье сразу сник и стал рыться в ключах. Исин пытался запротестовать, но воздух в легких превратился в ледяную воду, когда Ифань приобнял его сзади за талию. Они молча поднялись в номер. Исин отметил про себя, что кроватей было две. Он нервно стал обустраиваться, раскладывая вещи и расправляя постель. Ифань молча наблюдал за его порывистыми и немного неловкими движениями. Минут через десять Исин решился заговорить: – Ты первый в душ или я? – нервно спросил он, чтобы хоть что-то сказать. Ифань усмехнулся и не ответил. Син выждал полминуты и выдохнул: – Значит, я, – и направился в ванную. Низкий голос остановил его почти на пороге: – Может, прекратишь это? Исин обернулся: Ифань смотрел по-доброму насмешливо, а еще любяще и доверчиво. Будто Исин был маленькой капризулей, что обидчиво дует щечки, когда отец отказывается покупать очередную куклу. Ифань подошел совсем близко, что Исин чувствовал вкус его дыхания, и немного робко приобнял брюнета. – Прекращай, Син. Я люблю тебя, – и Исин почти обреченно выдохнул, обнимая его в ответ. Ифань нашел его, Ифань здесь, и видит Бог, Исин готов забыть те ужасные часы, когда его сущность распадалась на кусочки. – Хороший мой, сладкий, идеальный, любимый, – шептал Ифань, покрывая лицо и шею младшего торопливыми поцелуями. Исин таял, плавился под его губами. Ифаневские «люблю» – это, если угодно, его персональная доза, которую он получает только в крайних случаях. – Люблю, – если Ифань попросит, Исин с радостью разрежет вены на своих руках или вонзит тот же нож себе в сердце, лишь бы слышать эти хриплые признания. Ифань целует – Исину даже в голову не приходит поломаться для приличия. Он приоткрыл губы, впуская ифаневский язык, позволяя изучать каждый уголок своего рта. Эти поцелуи, мокрые, пошлые, медленные, они некрасивые, но искренние, и в них Исин отдает себя без остатка. Он обнимал Фаня так крепко, словно боялся потеряться в окружающих их сумерках, цеплялся ногами за его талию, когда старший прижал его к стене, не прекращая целовать. Исин больно ударился лопатками и коротко простонал, но поцелуй не разорвал, с шумом выдыхая воздух на ифаневские щеки. Он чувствовал, что сердце Ифаня стучит быстро и сильно, так же, как и его собственное, грозя разбиться о клетку ребер. Ифань отпустил его на долю секунды, чтобы стянуть с парня майку. Исин покорно поднял руки, позволяя выпутать себя из мешающей ткани. Они продолжали целоваться, когда Исин потянулся к рубашке Ифаня, чтобы начать расстегивать бесконечный ряд пуговичек. Он торопился, пуговицы не желали выскакивать из пазух, а одна со стуком упала, не выдержав хватки. Ифань улыбнулся, Исин хмыкнул и скользнул руками по обнаженной груди, плечам, слыша в идеальной тишине, как шуршит кожа о кожу. Белоснежная рубашка бесформенной кучей упала к футболке, но обоим уже наплевать. Вскоре туда же отправились две пары брюк вместе с бельем, а Исин настойчиво толкал Фаня к кровати, не желая терпеть ни секунды. Две ночи, две длинные бесконечные ночи порознь – это слишком долго для обоих. Исин сходил с ума, чувствуя ответное желание, осознавая, что не ему одному было плохо. Ифань упал на кровать и притянул парня на себя. Исин сел сверху, сжимая коленями ифаневские бедра, и провел руками снизу вверх по едва заметному прессу, груди, задевая соски, и оперся на широкие плечи. Он наклонился низко, так что Ифань мог пересчитать каждую ресничку на дрожащих веках, и смотрел прямо и открыто. На дне темных ифаневских глаз плескались коньячные капли – Исин упивался этим взглядом, не в силах сопротивляться. Его тело наполняла ватная слабость, Исин не мог оторваться, пьянея все сильнее от пламени в коньячных глазах. В такие моменты он не сдерживал себя. – Заставь меня никогда не уходить, – прошептал Исин, прежде чем втянуть Фаня в очередной поцелуй. На этот раз Ифань чуть не задушил его, доставая языком почти до гланд, но Исин жадно отвечал, упиваясь ощущениями. Ифань сжал его бедра и начал помогать Исину медленно двигаться, постанывая от примитивной имитации секса. Исин откинул голову, открывая прекрасную шею с ходящим под тонкой кожей кадыком, и поддержал странную ифаневскую игру, плавно двигаясь взад-вперед, пока Ифань выцеловывал влажные дорожки на его коже. Одной рукой Исин нашарил на тумбочке какой-то крем, который неизвестно зачем захватил из дому, и передал баночку Ифаню. От прикосновения холодных пальцев у входа Исин вздрогнул. Ифань уловил легкое движение и соединил их губы в извиняющемся поцелуе. Он осторожно массировал сжатое колечко мышц и мягко лизал губы Сина, наслаждаясь ответной дрожью. Исин на нем, Исин, закусывающий губы, Исин, стонущий его имя, – найти что-то более красивое и возбуждающее, скорее всего, невозможно. Исин не может без Ифаня, но и Ифань зависит от Исина, он живет их ненормальной любовью, лаской и обожанием. Каждый раз, когда они мирятся, Ифань с удивлением спрашивает себя, как он мог даже на секунду подумать, что существует для него пара лучше, чем Исин. Исин истеричен, слишком близко принимает все к сердцу и безошибочно чувствует каждую его измену, но всегда возвращается, точно так же, как и сам Фань. Ифань медленно вставил один палец, чувствуя горячую тесноту. Исин сжался, и блондин принялся покрывать поцелуями нежную шею и бледную грудь, собирая губами солоноватый вкус кожи. Ифань добавил второй палец, Исин болезненно пробормотал и крепче вцепился в ифаневские плечи. У них давно ничего не было, от этого, наверное, ощущения еще острее, сильнее, впрочем, Исину каждый раз казалось, что то самое изголодавшееся в нем скоро взорвется, истекая желанием. Исин шумно выдохнул, когда почувствовал влажные губы, что сомкнулись на его соске. Ифань захватил в плен мягкую бусинку и медленно водил по ней языком, чувствуя, как она твердеет под прикосновениями. Ифань оторвался и на секунду залюбовался проделанной работой. Ему бесконечно нравилось, что после его ласк ореол оставался нежно-коричневым, но сама горошинка краснела, что выдавало верх возбуждения. Ифань припал ко второму соску, позволив себе легко прикусить зубами, и был награжден более громким стоном. – Хватит… господи, Ифань, я не могу… Фань, я люблю тебя, – бессвязно бормотал Исин, чувствуя в себе три пальца, что расширяли его проход. Он потерял себя с концами, все, что у него есть, это темнота, Ифань и эта гребанная любовь на грани с помешательством. Ифань приподнял его бедра, приставил член ко входу, и Исин медленно и осторожно опустился, слыша тихое рычание. Ифань легким надавливание помог насадиться младшему до конца. Несмотря на тщательную подготовку, Исину все же некомфортно, и он медленно повел бедрами, пытаясь привыкнуть к ощущениям. – Любимый мой, прости, солнышко, хороший, единственный, – шептал Ифань, чувствуя, как сильно Исин сжимал его на грани болезненного. В эту минуту он сам верил в искренность своих слов и пытался передать эту веру младшему. Исин слушал сбивчивые признания и медленно поднимался и опускался, слегка покачивался, пытаясь найти самое удачное положение. Голос Ифаня дрожал честностью, ему так легко поверить, и Исин поддавался, закрывая глаза и двигаясь быстрее, падая на Ифаня с высоты собственных коленей. Член проехался по простате, и Исин простонал громче, красиво выгибая измученное тело под широкими ладонями. Ифань гладил его везде, где только мог дотянуться, разглаживал ладонями страх и беспокойство, от которого так тщетно пытался сбежать Исин. Немного согнув ноги в коленях, Ифань стал подмахивать бедрами в такт, входя так изумительно глубоко, что Исин почти потерял голос. Теперь он полностью принадлежал Ифаню, до кончиков пальцев на ногах, и оба это прекрасно понимали. Они тонули в этой ненормальной, неравной любви, как иные тонут в алкоголе или пороке, и не желали останавливаться, какие бы отговорки не придумывали. Концентрированная страсть текла по венам, сердца стучали в унисон, и никто не мог точно ответить, чей стон нарушал ночную тишину. Все смешалось, границы восприятия исчезали, они существовали как единое целое, двигаясь в размеренном ритме, приближаясь к оргазму. Исин достиг пика первым, пачкая живот и грудь Ифаня теплой жидкостью. Ифань догнал его парой мощных толчков, оставляя глубоко внутри свое семя. Исин все еще пытался выровнять разладившееся дыхание, когда Ифань притянул парня на себя, укладывая его голову себе на плечо. Исин завозился, протестуя: – Испачкаемся же… – А, это… Плевать, – флегматично кинул Ифань, обнимая Исина одной рукой и другой перебирая густые темные волосы. Исин умолк, вслушиваясь в ритм ифаневского сердца. – Что мне сделать, чтобы все перестало быть таким? – спросил Ифань через время, когда Исин почти уснул. Син открыл глаза и недоуменно уставился на Ифаня: такие вопросы – это что-то новенькое. Ифань вздохнул и посмотрел Исину в глаза: – Что мне сделать, Син? Я не знаю, я ничегошеньки не знаю, я так устал… – и умолк, будто опустошенный. Исин рассматривал красивое лицо, на котором невидимыми чертами отпечатались боль и безысходность. Если бы он сам знал, что делать. Он прошептал: – Не оставляй меня одного со своими мыслями. Ифань кивнул, почти рассеянно чмокнул парня в макушку и уснул. Вскоре Исин последовал его примеру. Утром Ифань проснулся в постели один. Исин стоял на балконе и жадно затягивался последней сигаретой из пачки. Старший оперся на поручень и наблюдал за тем, как парень выпускает струйку дыма вниз. Неожиданно Ифань отобрал у Сина сигарету и с наслаждением затянулся сам, а затем выбросил окурок куда-то вниз. – Ты же не куришь, – прищурился Исин. – Ты тоже, – Ифань обнял его сзади и положил подбородок на плечо. – Поехали домой. Исин напрягся. Ему крайне не хотелось распалять новую ссору сейчас, когда только вернулась их обманчивая хрупкая идиллия, но черт возьми – он так больше не может. – Где ты был, Фань? – На работе. – Врешь, – голос Исина дрогнул, – я всю ночь обрывал телефон. Ифань не ответил, вместо этого зарывшись носом в густые волосы на затылке и вдыхая родной запах. Исин быстро заморгал, пытаясь прогнать непрошеную влагу, что неумолимо скапливалась в уголках глаз. – Я не могу без тебя, – прошептал Ифань, прижимая парня к себе сильнее и проникая ладонями под свободную футболку. – Мы не можем, – Исин закрыл глаза и вымученно откинул голову на плечо старшего. – Слишком много ошибок. Слишком много лжи. Отпусти меня. – А ты сам сможешь уйти? – Ифань развернул парня к себе и зажал между собой и балконной решеткой. – Верь мне, – блондин наклонился ниже и прижался к губам младшего. – Нет никого другого, к кому я хотел бы возвращаться. Исин отчаянно отвечал на поцелуи, зарываясь пальцами в высветленных волосах. Ифань – его все, пусть даже этот парень превратит его сказку в самый ужасный ночной кошмар. Любить Ифаня – больно, опасно и чертовски неправильно, но Исин сходит с ума и забывает обо всем, когда чувствует ответную боль в ифаневских поцелуях. Быстро собравшись и уладив формальности, парни вышли к парковке. Ифань, прищурившись, смотрел на безоблачное небо и неожиданно спросил: – Куда ты едешь каждый раз? Исин стушевался от вопроса и попытался собраться с мыслями. – Я и сам не знаю. Идеи приходят в дороге. Я словно знаю, куда мне нужно, – немного помедлив, Исин задал встречный вопрос: – А как ты меня находишь? – Аналогично, – ответил Ифань, обходя машину и открывая дверцу. Исин уже вставлял ключи, когда до него донесся голос Ифаня: – Это словно одна частота на двоих, которая диктует дорогу. – Романтические бредни, – фыркнул Исин, заводя машину. – Не хочешь говорить – не надо. – А может, мне просто не все равно? – голос Ифаня едва пробивался сквозь шум мотора, и Исин сделал вид, что ничего не расслышал. Одна частота, одна боль, одна сумасшедшая любовь на двоих. Это безумие, но Исин готов возвращаться снова и снова.