Символ

На миг перед ним мелькнуло видение: яркие, лихорадочно блестящие глаза на грязном лице и пряди того же цвета, что кровь на окружающих его людях. Откуда оно? Хаск, так отличающийся от других, молча идёт вперёд. Из пронзённой трубками груди можно услышать хриплые вдохи, являющиеся скорее рефлексом организма, лихорадочно работающем на плазме. Хаск идёт почти осмысленно, не бежит, гонимый хором во всём своём существе. Налётчик знает от других, что некоторые тела, через которые они идут, ещё дышат — коллективное сознание даёт такое преимущество. Перед уничтожением каждая тварь исправно посылает Им информацию: не добил, явилось подкрепление. Они знают каждого в лицо. Хаск тоже знает, но продолжает идти впёред. Высохшие чёрные ступни ступают по осколкам, разрывая ветхие остатки кожи, опускаются в лужи серой смешанной крови, будто желая впитать её, вернуть обратно себе. Налётчик идёт следом. Почему? Резкий выдох, хрип. Налётчик видит человека, сжимающего в руках оружие. Выражение его лица застыло маской ужаса и недоверия, широко открытые глаза заливает кровь и пот, он давится вдохами. Человек неотрывно смотрит в лицо Хаска, Налётчик смотрит тоже. На ещё обтянутом кожей черепе он видит тёмные, как кровь человека, волосы. — Б-боже, н-нет, — отрывисто всхлипывает солдат. Почему же он продолжает двигаться следом? Они продвигаются, Хаск упорно шагает дальше, к одному ему известной цели. Они не отвлекаются на полумёртвых существ и те безвольно разглядывают их, не пытаясь остановить. Редкие стоны прорезают шум отдалённой войны. Оглядывая местность на наличие врагов, ещё желавших бороться, Налётчик на несколько шагов отстаёт от своего спутника, и когда справа расцветает яркая вспышка взрыва, он в мгновение ока оказывается впереди. Качнувшись от удара, Налётчик не глядит на кусок раскалённой железной арматуры, застрявшей между остатков его рёбер, он глядит на Хаска, что выходит из-за его спины "невредимым". Спасённым. Нельзя дать Хаску пострадать — это Налётчик знал точно. Цель превратилась в инстинкт в уже мёртвом теле, движущимся только на синтетических составляющих. Звуки сражения становились всё отчетливее, покалеченных и живых тел больше — они шли прямо в обороняющийся лагерь. Их неторопливая походка в грязной чёрной завесе сбивала солдат с толку: они стреляли по резвым целям. И только по приближению Налётчика и Хаска вплотную, люди вглядывались тщательнее. Опускали оружие. Отступали. Оседали бряцающими мешками на искорёженную поверхность. Никто не смел преградить им путь. Кровь толчками лилась из рта напополам с желчью, но лейтенант Вега не мог оторвать взгляда от хаска и налётчика, стоящих на обломке поваленной стены. Сердце болело столь сильно, что готово было разорваться на части прямо сейчас, от одного вида сухих, изуродованных фигур. Он узнавал их, он не мог их не узнать. «Нет, пожалуйста. Умоляю, нет», — отчаяние било по вискам, оглушало. Почти человеческим движением хаск повернул голову, встречаясь взглядом с коленопреклонённым лейтенантом. Это лицо отпечатывалось в памяти Джеймса в течение нескольких лет: он мог бы представить его со всеми чертами и, наверно, во всех выражениях в любое время. И сейчас он ненавидел себя за это, он отдал бы всё, чтобы не помнить, чтобы не узнать это существо и иметь силы бороться дальше. Шепард недвижимо стояла на возвышении, а Вакариан находился на пару шагов ниже, словно прикрывая своего капитана на миссии. Они находились здесь, присланные ли жнецами, ведомые ли зовом. Символ их поражения. Думал кто-нибудь хоть раз о такой жестокой шутке? Джеймс беспомощно захлёбывался кровью, не имея никакой возможности застрелиться или просто отвести глаза.