Мертвые

У Джона есть сердце – большое, как дом. И почему-то это сердце принадлежит исключительно Шерлоку, которому, в общем-то, оно не сильно и нужно на деле – опыты-то проводить нельзя. Но Шерлок все же зовет его, и он бежит, почти летит, спотыкается, волнуется, оставляет ребенка на попечение няни, пациентов вручает заботам других врачей, нарушает правила, но всегда успевает вовремя, ведь это - Джон. Джон успевает всегда, везде и постоянно, если это касается Шерлока, но к Мэри он опаздывает. Всего на пару минут, практически – несколько мгновений, но их хватает, чтобы какой-то ублюдок сбил его самую лучшую в мире жену. Насмерть. Джон не помнит первые дни после ее смерти, не помнит даже саму церемонию, только зловещую тишину, отсутствие Шерлока рядом во время речи (которую тоже не помнит) и то, что сам не может плакать. Вообще, совершенно, совсем. И все шепчутся, что он ее, дескать, совсем не любил – вон какой постный вид. Все решает, как и всегда, Шерлок, появившись из-за плеча в пальто и с букетом каких-то совсем не ярких цветов – рассказывает про каждого факты, которые вроде как тайны. Джон не дослушивает его пламенную речь и уходит домой, чтобы прийти назавтра в церковь и в одиночестве подумать. Помолиться. Поговорить с Мэри, хотя за это желание Шерлок его, конечно, высмеет так, что лучше бы сел за руль… Дальше Джон не думает, потому что машины у него вызывают желание заорать и что-то раскрошить на мелкие кусочки. Убийцу его жены не поймали – скрылся. Сев на скамейку, Джон чувствует взгляд в затылок – ему не нужно даже поворачиваться, чтобы понять, кто это. Шерлок, центр его вселенной, ключевая фигура его жизни, из-за нежелания которого поднять самостоятельно телефон умерла Мэри. Шерлок садится рядом, и Джон замирает в болезненном ожидании. У него нет иллюзий на тему того, зачем друг здесь. - У Бога нет мертвых, Джон, - говорит Шерлок, и одними словами рушит хлипко построенную вчера стену спокойствия. Единственное, чего Джону сейчас хочется больше, чем вернуть Мэри – врезать со всей силы Холмсу, такому чужеродному здесь, голос которого не просто, как обычно, проникает, а разлетается по собору и отдается в ушах. И на этот раз он бы не пожалел его нос. - И у кого они? - Что? - У кого они, Шерлок? Если скажешь, что у земли, я вышвырну тебя отсюда. Хочешь? Шерлок, видимо, совсем этого не хочет, сидит рядом и молчит. Джону кажется, что мир изменился окончательно и бесповоротно, но не тогда, когда Мэри умерла, а сейчас, когда Холмс, не умеющий молчать, проявил такт. Джон верит в Бога, оружие и то, что все меняется каждую гребанную секунду. Потом появился Шерлок, и он стал верить в него, на Мэри у него, в общем-то, просто не хватило сил. И сейчас Джон жалеет об этом больше всего. - В душе, - хрипло отвечает, наконец, Шерлок. И Джону сначала кажется, что он ослышался. – Мертвые, в твоем случае это Мэри, в душе будут жить, а не здесь, - выплевывает слова почти с горечью. То есть Джону кажется, что с горечью. - Значит, вот ты почему во мне, потому что мертв. - Я жив, Джон, что за ерунда, - говорит Шерлок раздраженно и так, что кажется, будто сейчас приложит свою холодную руку на лоб и спросит про температуру и самочувствие. Джону хочется заорать, что тот мертв, по крайней мере – это единственное объяснение, почему Шерлок все еще в его душе и сердце после всего, что произошло – не в последнее время, вообще. Джон молчит, думает о Мэри и том, что та точно все знала – было это в ее натуре: знать и понимать. - Пойдем? – спрашивает Шерлок тем голосом, который ясно дает понять, что Холмсу хочется поцелуев и, может, секса, и поднимается, выжидающе и нетерпеливо топчась рядом. И Джон впервые говорит «нет» - не такое, что потом изменится на простое «подожди меня», а точное и верное. Окончательное. Нет так нет, пожимает плечами Шерлок, будто ему плевать. Джон на него не смотрит. Сегодняшний день принадлежит Мэри, которую он все же любит. У Джона есть сердце – большое, как дом. В нем живут мертвые.