Подарок для Валентина

Они были парой. Устоявшейся, уже лет семь живущей вместе. Внешне благополучной и вызывающей даже некоторую зависть у тех, кто не мог похвастаться таким семейным стажем. Удивительно, как могли сойтись вместе два альфа-самца, но периоду совместной жизни предшествовал бурный роман, где было все: и ссоры, и расставания, и бурные примирения, и попытки прогнуть другого под себя. Тим шел по тротуару, старательно обходя лужи, наступить в которые было страшно – ну не может быть та черная жижа, которая отражала своей глянцевой поверхностью свет фонарей и огней рекламы, просто водой. Та должна при минус семи превращаться в лед, а не поджидать неосторожных прохожих, стремясь превратить их новые ботинки в убогое нечто, ничего общего с обувью не имеющее. В голову Тиму иногда закрадывалась крамольная мысль: а не в сговоре ли владельцы обувных магазинов с коммунальщиками? Иначе откуда такое неистребимое желание превращать улицы города в испытательный полигон химического оружия? Февраль медленно, но верно приближался к своему экватору. Четырнадцатое число уже вовсю заявляло о своем приближении розово-красными сердечками в витринах, назойливой рекламой и враз ставшими аляпистыми и приторными поисковыми страницами интернета. Сердечки всех форм и размеров, пухлые купидоны, стрелы, амуры, котики с бантиками и целующиеся парочки везде и всюду вызывали глухое раздражение. Нелюбовь Тима к этому празднику крылась в том, что у его партнера как раз в этот день был день рождения. Проигнорировать невозможно, найти подарок сложно, заказать столик в ресторане проблема, да и в самом строгом ресторане все равно чувствовались отголоски всеобщего безумия – обязательно ставили на столы свечки в виде сердечек, рассыпая вокруг лепестки красных роз. Валентин – да-да, мама, будучи номинальной католичкой, дала ребенку имя в честь святого – злился, портя настроение и себе, и Тиму, но ничего поделать со всеобщим сумасшествием все равно не мог. В этом году Тим решил сам приготовить праздничный ужин дома, благо что четырнадцатое число выпадало на пятницу. Он уже закинул удочку начальству, что хотел бы уйти с обеда, и вроде бы руководство было совсем не против. Единственное, что нужно было сделать днем раньше, – это вечером зайти в магазин и купить продукты, список которых уже неделю болтался в компьютере, подвергаясь периодической правке в соответствии с пожеланиями именинника и возможностями самого кулинара. В квартире было темно. Значит, Валентин еще не вернулся. Раздеваясь в прихожей, Тим думал о том, что раз друг задерживается, хотя обычно приходит раньше, то убираться придется самому. Ведь времени осталось мало, на завтра намечен поход в магазин, а в пятницу уже просто некогда. К тому времени, когда в прихожей раздался щелчок замка, квартира была вылизана от и до. Тим сосредоточенно смотрел, как шнур медленно вползает внутрь пылесоса, и ждал, что скажет друг. Начинать разговор самому не хотелось, потому что ничего, кроме претензий, высказать бы не удалось. – Привет, – голос Валентина прозвучал немного напряженно. – Привет, – отозвался Тим, не поднимая головы. – Я немного задержался, переговоры затянулись. Ты молодец, что убрался. – Да, я молодец, – усилием воли Тимофею удавалось говорить спокойно, – ужинать будешь? – Нет, мы же в ресторане сидели, – рассеянно сказал Валентин, – я в душ. Я быстро. Тим прошел на кухню мимо ванной комнаты, откуда уже раздавался шум льющейся воды. От мыслей о еде мутило, несмотря на то, что еще полчаса назад он готов был съесть что угодно. Что-то разлаживалось в их совместной жизни. Семейная лодка разбилась о лед домашней работы? – Быт засосал, – усмехнулся Тим, налил чашку чая, помедлил, но пить не стал – и – а гори оно все! –решительно направился к ванной: после целого трудового дня и второй смены на ниве приведения жилища в удобный для проживания вид он тоже хотел в душ. Валентин радостно заулыбался, увидев входящего Тима. – Я сегодня и по объектам мотался, и квартиру убрал, а ты шлялся неизвестно где. Отдыхал, развлекался, – начал тот, забираясь под душ, – думай, как извиняться будешь. – Виноват, раскаиваюсь, – наклонил голову Валентин. – Массаж? – Пожалуй. Но сначала я бы не отказался от услуг банщика. – Слушаю и повинуюсь, – Валентин уже намыливал губку и старательно водил ею по подставленной спине. Вскоре губка показалась ему совершенно лишней, неуместной. Захотелось почувствовать под ладонями гладкую кожу, нежно прикоснуться пальцами к интимным местам… – Тимка, – севшим голосом прошептал он, прижимая к себе почти безвольное тело, – Ти-им. Руки сами скользили по груди, задевая соски любовника и заставляя их напрягаться. За годы совместной жизни он изучил все эрогенные зоны, мог предугадать реакцию на ту или иную ласку, и сейчас взаимной, ответной нежности хотелось до одури. Тимофей тонко уловил момент, когда настроение партнера изменилось. Развернулся, ловя своими губами его губы и прижимаясь ноющим от вожделения членом к такому же бодро стоящему. «Ну что ж, сегодня будет так», – подумал он, когда поверх собственной ладони легла ладонь Валентина. Тим чувствовал как нарастает напряжение, как учащается собственное дыхание и как в унисон хрипло звучат вдохи и выдохи партнера. Еще немного, осталось совсем ничего до того момента, когда они оба кончат. Длительный опыт общих оргазмов позволял предугадывать этот момент и приходить к финишу одновременно. – Прощен ли я? – Валентин напоследок легко коснулся губ Тимофея. – Ты невозможен, – улыбнулся тот, отвечая на благодарственную ласку. Лежа в постели и слушая такое знакомое, такое родное сопение Валентина – сокращенное «Валя» ну никак не шло этому крупному, с хорошо развитой мускулатурой мужчине, да и не терпел он такого обращения, – Тим думал, как жить дальше. По всему выходило, что кризис семи лет в семейной жизни не пустой звук. Психологи и обыватели здесь были одинаково солидарны. Нет, вот вроде ничего плохого не происходило в их жизни, просто засасывала рутина. Вся их жизнь медленно, но неуклонно становилась пресной и переставала радовать новизной ощущений. Остались далеко в прошлом баталии, которые они вели за сохранение статуса, придя в конце концов к общему знаменателю и прекратив поползновения в сторону пятых точек друг друга. На специализированных сайтах писали, что около тридцати процентов таких пар, как они, не практиковали анальный секс. Возможно, это было правильным решением в свое время, но теперь Тим не мог не думать о том, что Валентин удовлетворяет свои потребности где-то с кем-то другим. От таких мыслей становилось горько. Ревность заставляла совершать ошибки и злиться на себя потом. Прямо замкнутый круг получался. Тим закинул руки за голову – так лучше думалось. Кризис можно преодолеть, но для этого нужны усилия. Готов ли Валентин что-то делать? Скорее всего да, потому что в противном случае они бы уже давно разбежались. Так что неравнодушие со стороны партнёра можно принять за аксиому. Правда, поговорить с ним не выйдет, будет по привычке зубоскалить и шутки шутить, разозлит, и выйдет не разговор по душам с обсуждением перспектив дальнейшего совместного бытия, а балаган. Остается его только подтолкнуть в сторону изменения их внутрисемейных отношений, дать понять, что и сам готов меняться и что того же ждешь от него. Тим продумывал стратегию и тактику почти до самого утра, успев подремать совсем немного, поэтому утром встал вялый, отпивался крепчайшим кофе, чтобы на работе быть в состоянии все-таки работать, а не быть вареным зомби. Валентин молча жарил яичницу, раскладывал по тарелкам и не лез с разговорами – опыт подсказывал, что когда Тим в таком настроении, его лучше не трогать. Из дома они вышли вместе, разойдясь в разные стороны уже возле метро и договорившись встретиться возле продуктового магазина после работы. Четверг пролетел быстро. В пятницу Тима отпустили даже раньше, чем он рассчитывал, и в голове упорно вертелась мысль, что сегодня и на работу было выходить необязательно: настроение абсолютно у всех сотрудников было нерабочим. Офис заполнили шарики, свечечки, открытки, играющие омерзительно фальшивые мелодии, коробки конфет… Было такое ощущение, что люди забыли, что праздник относится только к влюбленным, и наблюдать как пожилая бухгалтерша поздравляет своих более молодых коллег оптом, даря мелкие презенты, было забавно. – Домой, домой, – бормотал Тим, поспешно покидая офис. Хотелось как можно скорее оказаться в защищенном месте, отгородиться от этого всеобщего сумасшествия. По дороге он заскочил в давно примеченный магазинчик с разными швейными принадлежностями, купил метра три атласной ленты, выслушав сбивчивые объяснения продавщицы, что мол, вот розовых и красных совсем не осталось. Ему было все равно. Голубая даже где-то предпочтительнее. С жирным таким намеком. Засунув в духовку мясо и выставив таймер, Тим оглядел стол: вроде бы все уже готово. Теперь есть возможность принять душ. Подготовиться. Он рефлекторно передёрнул плечами и, не давая себе возможности передумать, закрыл за собой дверь ванной. Затея с ленточкой, наверное, все-таки была идиотской. Он долго стоял сначала в ванной, затем в спальне, пытаясь приладить ее то так, то этак. Выходило не очень. В результате в тот момент, когда Тим уже хотел отказаться от идеи украсить себя и преподнести как подарок дорогому человеку, этот самый человек, нарушая все планы, явился домой гораздо раньше намеченного времени. – Это мне? – потрясенно спросил Валентин и сделал шаг навстречу. Тимофей покраснел и неловко переступил босыми ногами по ковру, чувствуя, кажется, каждую ворсинку. Концы голубой ленты, накинутой на манер орденской и небрежно завязанной на боку, колыхнулись, привлекая внимание. – М-м, – замычал он, затрепыхавшись в бесполезной попытке отстраниться: вошедший с улицы Валентин не успел раздеться, его куртка еще не успела согреться, и прикосновение к обнаженной коже холодной и жесткой ткани было откровенно неприятным. – М-м, – застонал в унисон Валентин, яростно сминая ягодицы своего подарка и жадно целуя. Несмотря на дискомфорт, Тим почувствовал возбуждение. Страсть, с которой на него набросились, была очень заразительна и никак не могла оставить его равнодушным. Где-то на кухне надсадно пищал таймер, но сил оторваться друг от друга мужчины не нашли. Черт с ним, с мясом! Авось не сгорит – духовка все-таки была нового поколения и отключалась в критических ситуациях. Тиму было страшно. Валентин, казалось, совсем потерял голову и ничем сейчас не напоминал хорошо знакомого, привычного, слегка ироничного мужчину. В голову приходило только одно сравнение: тигр. И спорить или сопротивляться желаниям вырвавшегося на свободу хищника было нереально. Валентин умудрился, не выпуская из объятий добычу, скинуть куртку и кое-как избавиться от одежды, время от времени досадливо взрыкивая, когда не получалось сделать этого сразу. Они упали на неразобранную кровать. Перекатились. И Валентин ожидаемо оказался сверху. Тим напрягся чуть-чуть, но напомнил себе о собственном решении и постарался расслабиться. Отдаться на волю другого человека оказалось не так просто: многолетняя привычка держать ситуацию под контролем, отсутствие опыта в нижней позиции сбивало настрой, и приходилось постоянно себя одергивать: надо! Валентин, казалось, совсем потерял голову. От податливости партнера, от вседозволенности и черт еще знает от чего. Поцелуи, укусы, засосы… Он был нетерпелив, когда скользнул пальцами в желанную расщелину. – О-о! – протянул он низким голосом. – Детка! – и закончил с придыханием. За это Тиму захотелось убить Валентина немедленно, но тот уже ловко перевернул партнера на живот и нетерпеливыми движениями растягивал протестующе сжимающийся анус. Надолго его терпения ожидаемо не хватило и Тимофей почувствовал, как неподатливые и плохо подготовленные мышцы с трудом поддаются напору члена, размера далеко не small. Потом оставалось только ждать, когда все закончится. Ни о каком феерическом удовольствии речи не шло, но хотелось бы, чтобы стало хотя бы терпимо. Обвинить Валентина в эгоизме никто бы не смог: едва отдышавшись после бурного оргазма, он постарался вернуть сторицей Тиму полученное удовольствие. Руками, губами… Так, как привык, как умел это делать и, главное, знал как… – Офигенный подарок, – Валентин, довольно улыбаясь, чмокнул Тима куда-то в район пупка, – мне понравился. Тим поморщился от ноток самодовольства, прозвучавших в его голосе. – Больно? – обеспокоился Валентин. – Ничего, сейчас в душ сходим, а потом полечим тебя немного. Схожу в аптеку, куплю что надо. Мысль была здравая, но покровительственное похлопывание по плечу и нарочито преувеличенная помощь – тащить на себе Тима как раненого бойца с поля боя не было никакой необходимости – испортили настроение. Валентин ничего не замечал – или списывал молчание друга на общее состояние и продолжал говорить сам. «Болтает, как будто я мальчик на один раз, подцепленный в клубе, и меня нужно развлечь», – раздраженно подумал Тим, яростно намыливая вторую мочалку и не обращая внимания, что его кожа вся уже в мыльной пене. – Тим, ну ты чего, я тебя уже помыл всего, – Валентин отобрал мочалку и включил душ, – сейчас вот тут домоем и… – Прекрати, не трогай меня, я сам, – Тим дернулся от потянувшейся к пострадавшей части тела руки. – Сам так сам, – хохотнул Валентин и полез целоваться. Тимофей вырвался и поскользнулся. Упасть не дали, наоборот нежно вытерли полотенцем, накинули халат и как принца повели на кухню, откуда одуряюще пахло жареным мясом. – Надо же, не совсем сгорело! – Валентин достал из духовки хорошо зажаренные стейки. – Жаль, что ты присесть не можешь, – продолжал он, раскладывая салат по тарелкам. – Я уже жалею обо всем. Перестань подкалывать. – Детка, это было твое решение. Чем ты недоволен? Погоди, вот подживет твоя дырка – повторим, тебе понравится. – Еще раз назовешь деткой, получишь в морду, – сквозь зубы прошипел Тим, ссориться и портить праздник не хотелось, но и терпеть он не собирался. – Не злись, – сказал Валентин, но таким тоном, что съездить в глаз захотелось с новой силой. – Спокойной ночи, – Тим отодвинул тарелку, так и не притронувшись к еде. Валентин посмотрел вслед медленно бредущему в сторону спальни любовнику, пожал плечами и положил себе еще один кусок мяса. Ночью Тим несколько раз просыпался, когда переворачивался на другой бок, смутно понимая, что Валентина рядом нет. Утром он долго лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок: кажется, кризис семейной жизни закончился. Вместе с семейной жизнью. Валентин, проведший ночь на диване в гостиной, был не в духе – его жертву не оценили. Вместо благодарности обвинили черт знает в чем. – Что значит: я веду себя как пахан на зоне? – возмутился он. – Что значит «опустил» и стал относиться как к петуху? Откуда ты этой херни набрался, специалист по тюремным обычаям?! Ты, ты сам лег под меня! Какие претензии? С чего бы обвинения в использовании? – Валь, – Тим попытался в очередной раз донести мысль до разозленного любовника, – наша с тобой жизнь превратилась в рутину, ты заскучал, мне было некомфортно, отсюда кризис в отношениях, когда партнеры не стремятся домой по вечерам. Отношения должны развиваться, иначе они заканчиваются. Что у нас осталось? А мы ведь любили друг друга, и я до сих пор люблю. – И твой поступок был продиктован любовью, – ядовито произнес Валентин, – так чего ты сейчас икру мечешь?! – Да, любовью. Это был акт доверия, если хочешь, а ты все превратил… – Во что? Договаривай! – Валентин уже кричал. – В подтверждение того, что ты альфа-самец, – заорал в ответ Тим и саданул кулаком в стену. Боль немного приглушила гнев, но не до конца. В глубине души нарастало ощущение, что все бесполезно, не достучаться, не объяснить. Вся ситуация в целом стала напоминать дешевый фарс, слезливую мелодраму из тех, что любили обсуждать дамочки на работе. – Я актив, и ты это знал, – уже спокойнее произнес Валентин. – С тобой бесполезно говорить, – отрезал Тимофей и отвернулся, бездумно пялясь на подаренный календарь с часами, где по кругу резво бежала красная секундная стрелка, круг за кругом отсчитывая минуты. До вечера они успели поругаться еще два раза. После третьего, причиной которого оказалась грязная чашка, подсунутая Валентином под руку в тот момент, когда Тим мыл посуду, он вскипел. Он бы стерпел, но в комментарии к действию снова послышались покровительственные нотки, и нервы сдали: – Пошел на хуй! Я тебе не послушная женушка, сам мой свои чашки! – несчастная посудина полетела в стенку и осыпалась на пол дождем мелких осколков. – Да заебал уже своими тараканами! – не остался в долгу Валентин и, схватив куртку с вешалки, напоследок со всей дури саданул входной дверью. – Черт, черт, черт! – Тим собирал осколки, лихорадочно соображая, куда мог отправиться субботним вечером Валентин. По всему выходило – туда, где можно найти утешение, где много внимательных, податливых мальчиков, готовых на все ради того, чтобы на них обратил внимание такой крутой мужик как Валентин. Накрутив себя до предела, Тим решительно выбросил стеклянное крошево в ведро и стал собирать вещи. Думать о том, что через несколько часов сюда вернется Валентин, пропахший сигаретным дымом и чужим парфюмом, было отвратительно, а встретиться с ним после того – невозможно. Тим знал, что простить не сможет. Он окинул прощальным взглядом квартиру, бывшую его домом последние семь лет – вроде ничего не забыл. Не так уж много было у него личных вещей, подумал, взял с полки над компьютером их общую фотографию в рамочке. Еще раз подумал и поставил на место - только душу травить – и вышел на темную лестничную площадку. Лампочка то ли перегорела, то ли ее опять кто-то вывернул, пришлось доставать телефон и использовать как фонарик, чтобы не сломать себе шею. На верхней ступеньке кто-то сидел. Неяркий свет экрана мобильника вырвал из темноты поникшую фигуру в знакомой куртке. – Тим, – поднял голову Валентин, – не уходи. – Ты чего здесь? – Тимофей подошел ближе, поставил сумку на лестничную площадку и устроился рядом. – Сижу, – усмехнулся Валентин и потянул Тима на себя. – Я думал, ты уже, – Тимофей прижался лбом к родному жесткому плечу, благословляя темноту, благодаря которой их с Валентином живописную композицию вряд ли кто увидит, – далеко. – Да куда я от тебя, – он потерся щекой о щеку, лёгкая щетина кололась и было щекотно, – тем более в тапочках… Валентин вытянул ноги, и внизу что-то зашуршало. – Что там такое? – заинтересовался Тим. Валентин странно напрягся, но отвечать не спешил. Слышно было, как бьется его сердце, гораздо быстрее чем еще минуту назад. – Ну-у, я когда выскочил из подъезда, – наконец начал он, – там на улице еще как будто праздник этот дурацкий, парочки ходят, парень какой-то своей девушке цветы в киоске покупал, а она поскользнулась и упала. А он засмеялся. Понимаешь? Ей больно, а он… Девушка обиделась и ушла, а тот так и стоял, как дурак, с цветами. Глупо так поссориться. Из-за ерунды. Совсем как мы. И я представил, что ты вот как та девушка уйдешь. Прихожу домой, а тебя нет. Я не смогу. Понял, что не смогу без тебя. Совсем. И потом все думал: доверие. Ты сказал про доверие, а я все равно думал, что ты прогнулся, и радовался, что я тебя… Принципы… А нахуя принципы, если тебя нет? Только ты меня не торопи, я потом сам скажу, когда… И я тебе подарок купил, праздник же… Вот. Дурак я, да? – Дурак, – Тим нашел в темноте его губы и они долго целовались, сидя на ступеньках в подъезде, и Тим думал, вот интересно, там цветы или бутылка в пакете? И если все же цветы, то купил ли их Валентин или забрал у того парня ненужный букет? Думал и понимал, что на самом деле все это неважно, главное, что, кажется, кризис они преодолели, а остальное не имеет значения. Цветы так цветы.