Просто такая сильная любовь.

Мы большие школьные кассеты, Выпускные закончатся минетом, Мир огромный открывает двери, Чистый, добрый – я ему не верю. (с) Звери – Просто такая сильная любовь. - Ты знаешь, хён, какой в Штатах высокий уровень преступности? На каждом шагу тебя подстерегают грабители, насильники и педофилы-любители хорошеньких азиатских мальчиков… Сонмин закатывает глаза и подходит к зеркалу, чтобы поправить слегка помятый пиджак. - …только ты выйдешь из аэропорта Майами, как все! Конец! - Что, все? – с плохо скрываемым сарказмом спрашивает Ли, подходя к разглагольствующему Кюхену, сидящему на его кровати и болтающему босыми ногами. - Меня ограбят, изнасилуют, а потом меня подберет престарелый любитель симпатичных азиатов и будет измываться над моим бренным телом прямо перед зданием аэропорта? Младший смотрит на него в упор большими темно-карими глазами. - Если ты и сам все знаешь, то зачем туда едешь? А, хён? В мелодичном баритоне явственно звучит тоска. Сонмин вздыхает. Он пробегается глазами по сидящему напротив донсэну. Черный классический костюм, идеально выглаженная белая рубашка и простая темная бабочка на изящной шее. Настоящий король бала. Впечатление портят лишь босые ступни, выглядывающие из-под обшлагов брюк, спутанные каштановые вьющиеся пряди, никак не сочетающиеся с образом принца в роскошном костюме, и насупленное, мрачное выражение породистого красивого лица. Сонмин взъерошивает растрепанные пряди. - Прекрати кукситься, тебе это не идет. - Прекрати разговаривать со мной, как с девочкой, или я подумаю, что ты пидор, - вяло огрызается Кюхен. Сонмин подходит к прикроватной тумбочке и, порывшись в верхнем ящике, достает оттуда яркую баночку геля для волос. - Иди сюда, - он манит Кюхена рукой, - я приведу твои волосы в порядок. А то у тебя такой вид, будто тебя били головой обо что-то тяжелое. Кюхен кривится, но слушается. Шлепая босыми ногами по деревянному полу, он подходит к Сонмину практически вплотную. - Нормальные парни хранят в верхнем ящике тумбочки презервативы и порножурналы, а не косметические штучки, хён. - Я предпочитаю трахаться вне дома, - парирует Ли. – Мороки меньше, и родители не застукают. Кюхен мрачнеет и закусывает губу. Ли чувствует легкий аромат одеколона, мятной жвачки и чего-то еще, чем может пахнуть только его донсэн. Запах, от которого начинает кружиться голова, а внутренности скручивает горячая сладкая истома. Лицо опаляет прерывистое дыхание Кюхена. Несмотря на то, что Ли на полтора года старше, донсэн выше его чуть ли не на полголовы. Поэтому сейчас взгляд Сонмина упирается в пухлые, красиво очерченные губы, слегка влажные и приоткрытые. Воздух в комнате будто наполняется сладковатым запахом напряжения. Кажется, такую форму губ называют «Лук Амура»… Сонмин трясет головой, силясь справиться с наваждением, и открывает баночку, зачерпывая повлажневшей ладонью немного приятно пахнущего геля. Не думать об этом. Просто не думать. Убегать от таких позорных, не характерных настоящему, сильному мужику, мыслей. Бежать прочь туда, где они тебя не догонят и не заключат в липкие, удушающие стыдом тиски. Например, в Америку. Сонмин раздраженно цокает языком и велит продолжающему спокойно стоять Кюхену: - Наклонись ниже, мне неудобно. Кюхен хмыкает, но послушно опускает голову: - Коротышка. Ли дает ему подзатыльник и начинает методично размазывать гель по мягким спутанным волосам: - Молчи уж, мелочь пузатая. - Я, между прочим, твой одноклассник. Сонмин осторожно заправляет прядь каштановых волос за ухо донсэна. - Но я все равно старше тебя на полтора года, - он щелкает Кюхена липким от геля пальцем по носу, - не забывай об этом. - Быть самым старым из нашего выпуска. - Кюхен фыркает и осторожно стирает с кончика носа гель. Сонмин машинально следит взглядом за движением длинных аристократических пальцев. На мизинце есть маленькая родинка, а чуть повыше запястья виднеется белесый от времени небольшой шрамик. – Ты действительно этим гордишься, хён? Родители Ли работают дипломатами. Когда маленькому Сонмину было шесть лет, его семья уехала на три года в небольшую африканскую страну, с которой корейское консульство хотело построить крепкие международные отношения. Отношения в итоге сложились хорошие, но уровень образования Сонмина, полученного в местной школе, был отвратителен и ограничивался знанием базовых арифметических действий и азов нехитрой грамматики местного наречья. Родители, не мудрствуя лукаво, отдали его по возвращении в первый класс сеульской начальной школы. Туда же, куда поступил его маленький друг детства Чо Кюхен. - Сонмин-аааа! Не уезжай!!! Ты же обещал, что мы будем дружить всегда!!! Перед глазами возник заплаканный Кюхен, трущий покрасневшие глаза маленькими кулачками. Его семья пришла проводить семейство Ли в аэропорт, и тогда у донсэна случилась истерика. Прошло уже пятнадцать лет, но Сонмин до сих пор помнит отчаянный, полный боли и нежелания отпускать крик Кюхена и большие карие глаза, из которых градом катились слезы. Прямо на грязный пол аэропорта Ичхона. К горлу подступает комок, а сердце сжимается от болезненного липкого чувства. Кю-а. Его Кю-а… Маленький и такой любимый донсэн. Взгляд невольно скользит по широким плечам, обтянутым дорогим пиджаком, молочно-белой шее с выступающим кадыком и снова останавливается на пухлых ярко-розовых губах. Да, и плевать, что взрослый! Он все равно не хочет его отпускать. А Сонмин не хочет, чтобы Кюхен его отпустил. Но надо. Потому что так будет лучше. Потому что просто такая сильная дружба, что на грани. Чувство привязанности, что балансирует на острие ножа чувственности, грозя превратиться во что-то большее. Просто такая сильная… Дружба? Привязанность? Лю… Дверь негромко хлопает, и в комнату заходит мать Сонмина. Ли моментально отстраняется от донсэна, чувствуя, как лицо заливает краска. Он просто помогает Кюхену навести марафет перед выпускным балом. Но почему у него такое ощущение, будто его поймали за чем-то грязным и запретным? Мать всплескивает руками и восхищенно ахает, окидывая их обоих растроганным взглядом миндалевидных черных глаз: - Кюхен-ши, Сонмин, какие же вы сегодня красивые! Я и не помню, когда в последний раз видела вас обоих в парадных костюмах! - Кажется, это было на юбилее дедушки Чо в позапрошлом году. - Кюхен ослепительно улыбается, и в голове Сонмина невольно возникает ассоциация с мужской моделью какого-то престижного бренда. Вроде Кельвина Кляйна или Тома Форда. Мать вытаскивает из большого кармана красного фартука миниатюрный цифровой фотоаппарат и кивает Сонмину: - Сынок, вставай поближе к Кюхен-ши, я вас сфотографирую на память. – Она улыбается, и Сонмин видит, как в уголках аккуратно подкрашенных глаз собираются слезы счастья. – Сегодня же особенный день! Не просто особенный. Переломный. Завтра утром сразу после выпускной ночи, Сонмин сядет в салон боинга и улетит за тысячи миль навстречу туманному будущему подальше от такой пугающей ясности. Ли пока еще не слишком четко представляет, чем он будет заниматься в дальнейшем. Окончит университет, поступит на службу в хорошее место, женится, заведет ребенка, а лучше, парочку. Стандартное, спокойное существование, о котором мечтает каждый заурядный индивид. Но в глубине души все-таки было робкое, вялое, но постепенно разгорающееся чувство недовольства. Ведь это не то, чего он хочет на самом деле. Это красивая иллюзия, созданная для него обществом, называемая длинным и сложным словом «нормальность». Сонмин не хочет быть нормальным и обычным. Он просто хочет быть счастливым. Внезапно Ли чувствует, как его руки осторожно касаются тонкие и изящные пальцы донсена. Дыхание учащается, и в груди болезненно щемит. Кюхен мягко сжимает его пальцы, будто пытаясь через прикосновение рассказать обо всем, что творится в его душе. Сонмину до боли хочется развернуться к нему и крепко обнять, прижать к себе и сказать, как сильно донсэн ему дорог, как Ли боится вновь оставлять его одного, что он всего лишь трус, который сбегает от самого себя на другой континент. Но нельзя. Потому что на них сейчас смотрит его мать через маленький, слегка запыленный объектив камеры. И потому что тогда он просто не сможет убежать… И Сонмин молча гладит Кюхена по костяшкам пальцев и выдергивает руку из крепкой хватки. - Скажите «сыыыыр»! Ли покорно растягивает губы в неестественной улыбке, кожей чувствуя напряжение, исходящее от Кюхена. Он украдкой косится на темноволосого юношу, стоящего практически вплотную к нему. Лицо донсэна остается невозмутимым, а на лице играет легкая улыбка. От сердца отлегло. Значит, показалось. Значит, он не переживает. Значит, ему все-таки не будет так больно, когда Сонмин его оставит. Мать цокает языком и убирает камеру в карман: - Какие же вы все-таки красавцы! - Она подходит ближе и, встав на цыпочки, треплет Кюхена по безукоризненно уложенным волосам. – А теперь идите, ваши девочки уже заждались. - Какие девочки? – машинально переспрашивает Сонмин. Мать всплескивает руками: - Ну как же так, Мин-Мин! Ваши дамы на этот вечер, Юна и Сохён! – Она вздыхает и укоризненно качает головой.– Идешь на выпускной бал с такой красавицей, а сам витаешь в облаках! - Не вините его, госпожа Ли. Сегодня действительно особенный вечер, и потом, - Сонмин вздрагивает, улавливая в спокойном голосе донсэна нотки горечи, – хён же завтра уезжает. С чего бы это ему заботиться о таких мелочах, как имена людей, которых он покинет через несколько часов? Мать снова треплет Кюхена по волосам: - Ты так суров, Кюхен-ши. Сонмин же уезжает не навсегда, он… - Она смотрит на изящные наручные часики и охает. – Боже, уже почти восемь! Вам пора выезжать! Давайте торопитесь, а не то обидите девочек! Кюхен кланяется и разворачивается к Сонмину. Из-под челки блестят насмешливые карие глаза: - Пойдем, хён? Сонмин следует за ним, мысленно чертыхаясь. Черт возьми, он же идет на выпускной вечер с Юной! Самой Им Юной из школьной команды черлидеров «Girls Generation», по которой сохнет добрая половина парней SM High. Так почему же сейчас ему абсолютно на это наплевать? Почему сейчас ему так больно и пусто, будто он идет не на выпускной, а на виселицу, где его короткая и не особо интересная и увлекательная жизнь оборвется навсегда? Почему ему так тяжело смотреть на широкую спину идущего впереди друга, обтянутую дорогим пиджаком? Сонмин распахивает дверь своего старенького «Форда» и садится на водительское сидение, ища в кармане ключи, украшенные забавным брелоком в виде лягушки. Брелок подарил ему много лет назад Кюхен. Лягушка уже изрядно потрепана, краска кое-где облупилась, а сквозь зеленое покрытие проглядывают уродливые проплешины, но Сонмину даже не приходило в голову поменять брелок на новый и более дорогой. Ли смотрит на безделушку, силясь унять едкое чувство боли, разъедающее душу, как ржа – железо. Рядом слышится негромкий стук двери. Кюхен садится на пассажирское сидение и аккуратно застегивает ремень безопасности, затем переводит взгляд на Ли и отрывисто говорит: - Хён, мы поедем или нет? Девочки уже наверняка нас заждались. Сонмин вздрагивает и отводит глаза от глупо улыбающейся пластмассовой мордочки лягушки, затем вставляет ключи в зажигание и тихо отвечает: - Поехали. Тишина кажется давящей до невозможности. Сонмин физически ощущает, как воздух в легких становится свинцово-тяжелым, а тесноватый салон его машины наполняется болезненным чувством неловкости. Он уже открывает рот, чтобы разрядить атмосферу какой-нибудь глупой шуткой, когда тишину разрезает тихий голос Кюхена: - Память – это понятие эфемерное, хён… От неожиданности Сонмин едва не выпускает руль из рук и переводит взгляд на донсэна. Кюхен откидывает голову на спинку сидения и повторяет: - Память-это понятие эфемерное. Еще вчера твой мир был полон знакомых, родных лиц, каждую черту которых ты помнишь вплоть до характерных особенностей. И не составляет труда восстановить в памяти образы, стоит лишь закрыть глаза и медленно, черточка за черточкой, нарисовать в голове знакомое лицо. – Он поворачивается к Сонмину и смотрит на него в упор. Ли невольно вздрагивает: карие глаза кажутся практически черными: радужка сливается со зрачком. Кюхен улыбается, но как-то натянуто и надломлено: - Но все это длится до тех пор, пока человек регулярно мелькает перед твоими глазами. Память каждый день восстанавливает позабытые детали и надежно фиксирует их в твоем сознании. А теперь представь, хён, - черные глаза наполняются отчаянной безнадежностью, – что все эти лица внезапно исчезли. Ты больше не видишь знакомых, друзей рядом с собой, потому что вас разделяет Расстояние, Время или, не дай Бог, Смерть. Он замолкает, будто собираясь с мыслями. Позади кто-то громко сигналит, и Сонмин дергается, нажимая ногой на педаль газа. - Первое время, хён, - голос Кюхена тих, как шелест опавшей осенней листвы, но полон чего-то настолько сильного, что Сонмину кажется, что донсэн сейчас на него кричит, – ты отчаянно цепляешься за воспоминания. Тебе не хватает привычных образов, без которых твой мир кажется пустым. Память услужливо пытается восстановить отрывки прошлого, проведенного с теми, кто еще совсем недавно был твоим Настоящим. Но постепенно это становится все тяжелее. Память больше не подпитывается Реальностью, а воображение… воображение не заменит тебе того, что ты регулярно видишь своими собственными глазами. И тогда, - голос Кюхена становится еще тише. – Ты просто начинаешь забывать. Воспоминания будто бы обращаются в туман, а память заполняется новыми лицами. Так ведь намного легче, не нужно напрягаться и цепляться за прошлое. Новые лица, новое будущее, новые чувства… Кюхен замолкает. В салоне воцаряется тишина. Сонмин крепче сжимает руль руками. Больше всего на свете Ли хочется закричать, дать Кюхену пощечину и сказать, что это все это неправда. Что он никогда его не забудет, ведь не зря он уже больше пятнадцати лет бережно хранит дешевый пластмассовый брелок, который подарил ему донсэн. Но все это было бы ложью. Ведь Сонмин убегает на другой конец света именно для того, чтобы стереть отголоски прошлого, которое грозит перерасти в неидеальное и пугающее настоящее. - Иногда, хён, ты будешь пытаться вспомнить. Это как подниматься на чердак и открывать запыленные сундуки со старым хламом. Достать оттуда пару вышедших из моды и поднадоевших вещей и предаться воспоминаниям. Красивым и откорректированным услужливой памятью до расплывчатой, немного неясной картинки. Вспомнить… а потом вернуться обратно, к своим новым современным вещам и ставшему привычным укладу жизни. Сонмин резко тормозит у дома Юны. Он отпускает руль и переводит взгляд на свои мокрые от пота, слегка подрагивающие от напряжения ладони. Некоторое время они молча сидят в машине. Пока Кюхен резко не хватает его за руку и не дергает на себя. Сонмин оказывается прижатым к горячему сильному телу, пахнущему букетом до боли знакомых и любимых запахов. Сердце стучит с безумной скоростью, а болезненное липкое чувство в груди становится сильным до невозможности. - Сегодня ты не вспомнил о Юне, хён. – Сбивчивый шепот Кюхена обжигает его левое ухо. Донсэн прижимает его крепче и быстро, немного бессвязно продолжает: – Через полгода почти все наши одноклассники станут для тебя серыми пятнами. А через год, может, два… - ладони Кюхена оглаживают его спину, – ты забудешь и обо мне, Сонмин. Ли вздрагивает. Это первый раз за долгое время, когда Кюхен называет его просто по имени. Не уважительное «хён» или более неформальное «Сонмин-хён». Сонмин… Это звучит настолько интимно и трепетно, что во рту пересыхает, а руки непроизвольно тянутся к донсэну, неуверенно касаясь широких плеч. - А я не забуду тебя, Сонмин. - Кюхен поднимает голову и смотрит на него почерневшими, лихорадочно блестящими глазами. – Я просто не хочу тебя забывать. Все, что с тобой связано… я буду бережно хранить в своем сердце… То, как мы проводили с тобой время вместе. То, как мы дружили, и ты был для меня самым близким и дорогим человеком… Я никогда не позволю Памяти забрать это у меня. И, когда будет особенно больно… без тебя, я буду закрывать глаза и погружаться в прошлое с головой. Кюхен моргает, и Сонмин замечает выступившие в уголках глаз слезинки. Донсэн усмехается и шепчет: - Черт возьми, да даже мой первый оргазм был с тобой! Воспоминания взрываются в голове радужным фейерверком. Воздух в легких воспламеняется и сгорает, от жара, прокатившегося по всему телу взрывной волной. Сонмин сглатывает и отчаянно пытается отогнать от себя настойчивые образы из прошлого. Но в сознании возникают на удивление яркие и четкие картинки, заставляя все тело плавиться от нахлынувшего напряжения, а сердце – стучать с безумной скоростью. Сонмин чувствует жаркое дыхание Кюхена возле своего уха и с головой погружается в воспоминания… - Эй, Сонмин-хён… Кюхену тринадцать, а Сонмину совсем недавно исполнилось пятнадцать. Разница в возрасте совсем небольшая, но для подростков она кажется настоящей пропастью. Ведь в тринадцать лет многое хочется попробовать, но нельзя, и ты не осмеливаешься нарушить запрет. А в пятнадцать границы дозволенного становятся более призрачными, и становится намного проще перейти тонкую грань между «детством» и «юностью». Они лежат на тонких футонах в загородном домике бабушки Сонмина. Стоит невыносимая жара, и на обоих только трусы, а на Кюхене еще и простая белая майка, чересчур свободная, слегка свисающая с немного угловатого плеча. Сонмин поворачивается к Кюхену и, слегка щурясь, смотрит на покрасневшее лицо донсэна: - Что такое? Щеки Кюхена становятся пунцовыми. В голове Сонмина ненароком мелькает мысль, что румянец Кюхену чрезвычайно к лицу, но он мысленно крутит у виска и отгоняет ее от себя как на редкость идиотскую и гейскую. - Я просто хотел тебя спросить… - Кюхен слегка запинается и закусывает нижнюю губу. Сонмин продолжает недоверчиво на него смотреть, удивляясь столь странному поведению обычно нагловатого и вредного донсэна. - Ты так и будешь тут изображать кисейную барышню или наконец скажешь мне, в чем дело?! – в конце концов не выдерживает Ли. Кюхен подскакивает на футоне и выпаливает: - Ты когда-нибудь занимался сексом? Сонмин закашливается, силясь справиться с накатившим смущением. Кюхен наблюдает за ним сквозь упавшую на глаза длинную челку, скрестив руки на груди. Наконец Ли справляется с приступом кашля и, слегка помявшись, говорит свистящим шепотом: - Ты имеешь в виду… вставлять… туда?.. Кюхен молча кивает. Сонмин отрицательно качает головой: - Неа, до этого мы с Херин еще не доходили. При упоминании имени его тогдашней подружки глаза Кюхена вспыхивают и темнеют. Сонмин придвигается чуть ближе и еле слышно шипит: - Но мы занимались петингом! Не просто обжимались – она мне рукой… ну… Рот Кюхена слегка приоткрывается, и он выдыхает: - И как, приятно? - Очень, - честно отвечает Сонмин, чувствуя, как начинает возбуждаться. В голове возникает образ маленькой ладони Херин, скользящей по его напряженному члену. Хрупкие тонкие пальчики с очень красивым маникюром… Сонмин накрывается одеялом, мысленно приказывая себе успокоиться. Не думать об этом! Не хватало еще дрочить при Кюхене. Он же… - А я еще даже сам… никогда… Тихий голос донсэна заставляет Ли вынырнуть из пучины собственных раздумий и удивленно на него воззриться. Кюхен отворачивается, но Сонмин успевает заметить на красивом лице гримасу смущения. - Что, прямо сам ни разу?! – неверяще переспрашивает он. Кюхен отрицательно мотает головой, продолжая буравить немигающим взглядом потолок. Сонмин кладет голову на подушку донсэна и ложится так близко, что касается боком чужого теплого, слегка влажного от пота тела - А почему? Почему-то мысль о том, что Кюхен ни разу еще к себе не прикасался, вызывает в Сонмине целый букет странных и противоречивых чувств. Любопытство, неверие, жалость, гордость за себя и свой более богатый сексуальный опыт, братскую нежность к такому невинному, несмотря на внешнюю колючесть и напускную взрослость, другу и… Нечто такое, что пробуждалось в теле при мыслях о тонких пальчиках Херин, скользящих по его влажной возбужденной плоти. Некоторое время Кюхен молчит, пока наконец не говорит, медленно, будто выдавливая из себя каждое слово по крупице: - Я боюсь себя трогать. Мне кажется, что я что-то сделаю не так, и тогда впечатление от первого раза будет испорчено. Он переворачивается и оказывается лицом к Сонмину. Большие карие глаза смотрят на Ли в упор, Кюхен теребит лямку майки и смущенно спрашивает: - Глупо, да? Тонкая лямка спадает с плеча, обнажая нежную молочно-белую кожу. Сонмин молча скользит взглядом по изящным ключицам, тонкой шее, слегка длинноватым темным волосам, мягкими завитками обрамляющими красивое лицо, и хочет сказать, что да, это очень глупо, что все нормальные парни в их возрасте мастурбируют, и это так же естественно и правильно, как дышать или есть несколько раз в день. Но вместо этого Сонмин сглатывает вязкую слюну и еле слышно спрашивает, наклоняясь к Кюхену практически вплотную: - А давай я тебя… научу? Глаза Кюхена становятся круглыми, как две монеты. Он растерянно опускает взгляд на обнаженную грудь Ли и спрашивает: - А… как? - Как-как, на практике покажу! – решительно говорит Сонмин, будто слыша свой неестественно высокий голос со стороны. Он хватает Кюхена за худенькое плечо и придвигает к себе, откидывая с чужих стройных ног тонкое одеяло: - Давай, снимай трусы! Донсэн становится пунцовым и бормочет: - Хён, а ты уверен… Но послушно стягивает с себя мешковатые боксеры и смотрит на Сонмина в упор. Они лежат практически вплотную, близко до невозможности, так что острые коленки Кюхена упираются в ноги Сонмина. Ли опускает взгляд ниже и видит изящные косточки таза, тонкую дорожку из темных волос, идущую прямо по худому животу вниз, прямо к розоватому, слегка влажному от выступившей смазки члену. Сонмин сглатывает и глубоко вздыхает, силясь наполнить легкие исчезающим воздухом. Тело Кюхена совсем мальчишеское, худое, угловатое, не похожее на мягкую, нежно пахнущую чем-то сладким Херин. Но почему-то внутренности внизу живота закручиваются в тугой клубок, а в голове набатом звучит мысль: красивый. Какой же Кюхен красивый… Даже несмотря на отсутствие пышной груди и довольно большой член. Сонмин нерешительно касается рукой головки. Кюхен дергается и выдыхает, потом прикрывает глаза и закусывает нижнюю губу. То, что происходит дальше, можно назвать не иначе, как помутнением рассудка. При виде такого красивого, открытого и беззащитного перед лицом мальчишеского возбуждения Кюхена, в голове Сонмина будто бы что-то щелкает и разум отключается. Он берет в руку член донсэна и начинает уверенно двигать пальцами по стволу, будто завороженный наблюдая за тем, как лицо Кюхена наполняется истомой, а дыхание становится неровным и прерывистым. Рука Сонмина сильно и размашисто надрачивает повлажневшую плоть, а сам он не отрывает взгляда от лица Кюхена, который стискивает одной рукой смятый футон, а другую прикладывает ко рту, прикусывая запястье, чтобы не закричать. Он смотрит на Сонмина в упор большими, полубезумными, лихорадочно блестящими глазами, и Ли видит в расширившихся зрачках водоворот сменяющих друг друга с безумной скоростью эмоций. Похоть, истома, смущение, стыд, нетерпение и… Что-то такое, от чего член Сонмина дергается и болезненно ноет от нахлынувшего безумного, болезненного возбуждения. Кюхен судорожно всхлипывает и шепчет, обдавая его лицо жарким прерывистым дыханием: - Хён, мой хён… Сонмин с хрипом втягивает воздух в легкие и словно мантру повторяет про себя одну и ту же фразу: «Это всего лишь урок, только урок, только урок для младшего товарища, который пока никогда не получал физической разрядки. Который сейчас стискивает коленями простынь, подаваясь навстречу моей руке, такой красивый, с прилипшими на влажный от пота лоб темными волосами, большими глазами, красными от возбуждения губами, такой родной и лю…» - Хён… Тихий полустон Кюхена, и донсэн с протяжным всхлипом кончает Ли в руку, пачкая пальцы теплым семенем. Он обессилено роняет голову на обнаженное плечо Сонмина и шепчет, слегка касаясь губами горячей кожи: - Хён… Господи, как же хорошо, хён… Сонмин стискивает рукой простынь, пытаясь как-то справиться с нахлынувшим на него запредельным удовольствием. Тихий шепот Кюхена и ощущение его влажных губ на собственной коже заставляют плоть резко заныть, а после перед глазами возникает яркая белая вспышка, и мир теряет свои очертания. Когда к Сонмину возвращаются чувства и реальность становится четкой, он с ужасом и некоторой безнадежностью понимает. Понимает, что только что кончил, доводя рукой до первого оргазма своего лучшего друга. На смену оргазму приходит болезненный стыд. Ли жмурится и стискивает зубы. Чувство вины становится невыносимым. Он только что делал такое с лучшим другом. С парнем. И как они теперь будут смотреть друг другу в глаза? Внезапно он чувствует, как Кюхен кладет руку на лицо Сонмина, слегка поглаживая щеку. Он осторожно и с некоторой опаской поворачивается к донсэну. Тот, видимо, находясь в забытье после первого оргазма, улыбается и выдыхает: - Первый… Ты был у меня первым, Сонмин-хён. Так здорово! Неожиданно он наклоняется и легко целует старшего товарища. Сонмин чувствует чужие теплые и мягкие губы и с тоской понимает, что уже ничто не будет как прежде. Что руки Херин теперь не покажутся такими притягательными. Что губы Кюхена такие нежные, и целовать их, пусть даже по-детски и невинно, намного круче, чем дрочка от самой красивой девушки. Пусть даже он и целует его, находясь в забытье от первого оргазма. И наверняка наутро он ничего не вспомнит или же будет шарахаться от него, как от прокаженного. Что что-то внутри него с треском надломилось, чтобы потом пойти трещинками прямо по отчаянно стучащему в бешеном ритме сердцу. Что это была чудовищная ошибка. И что в глубине души Сонмин рад. Рад, что именно он был у Кюхена первым… Руки наполняются свинцом. Сонмин вяло пытается отстраниться от Кюхена, но понимает, что у него не хватает ни сил, ни желания это сделать. Он будто бы вновь превращается в тощего, нескладного пятнадцатилетнего подростка, занимающегося постыдными вещами в замкнутом пространстве. Вроде бы в объятиях с одноклассником и лучшим другом нет ничего страшного и предосудительного. Но Сонмин явственно ощущает, что в этом объятии больше скрытых чувств и какой-то запредельной интимности, чем в вульгарном сексе или грубом минете на заднем сидении тачки. Он чувствует тяжелое дыхание Кюхена, ощущает жар чужого тела сквозь слои ткани и собственную горящую кожу и понимает, что надо убегать. Как можно дальше и как можно скорее. Но невозможно. Вместо этого руки скользят выше, слегка касаясь лопаток, а губы тянутся к чужой молочно-белой коже, мучительно медленно, но неотвратимо. Внезапно Кюхен резко отстраняется и поворачивается к нему спиной. Сонмин, все еще находящийся в тумане времени, чувствует себя рыбой, выброшенной на сушу. Воздуха в легких не хватает, а еще ему становится очень холодно. Раздается тихий стук в окно. Сонмин вздрагивает и переводит затравленный взгляд на источник звука. Возле передней двери стоит солнечно улыбающаяся, изумительно красивая Юна в пышном нежно-розовом платье. Чуть поодаль он видит Сохён, складную фигурку которой обтягивает простое темно-синее шелковое платье. На смену удивлению приходит липкий ужас. А вдруг они видели? А вдруг они что-то подумали?! Как же теперь ему оправдаться?! Сонмин распахивает дверь и мысленно злится на себя. Ну что за глупости! Нет ничего такого в том, что они с Кюхеном обнялись в его машине. В конце концов, они же друзья детства. В конце концов, скоро их будут разделять тысячи километров. В конце концов, посторонние не поймут всей интимности момента… - Оппа, а мы вас совсем уже заждались! – щебечет Юна и улыбается. - Прости, пожалуйста, просто мама нас задержала с прощальными фотографиями, - извиняется Сонмин, выскакивая из машины и открывая перед Юной заднюю дверь. – Ты такая красивая сегодня, настоящая принцесса! Юна слегка пунцовеет и смущенно теребит аккуратно завитый каштановый локон. - Ох, оппа, ты мне льстишь! Но мне очень и очень приятно, что тебе нравится мой образ! Кюхен молча вылезает из «Форда» и слегка улыбается Юне: - Привет, Юна. – Затем он переводит взгляд на Сохён, и его лицо заметно смягчается: - Привет, малышка! - Старость еще не повод гордиться собой, - парирует Сохён, вскидывая аккуратно выщипанную бровь. Кюхен закатывает глаза и открывает перед ней дверь: - Смотрите, кто заговорил сложными фразами! - Смотрите, кто внезапно обнаружил в себе вялые задатки джентльмена! – отбивает подачу Сохён. Юна слегка закатывает глаза и забирается в машину: - Опять вы за свое! Вы же сегодня идете на бал как пара, а ведете себя как дураки! - Это у нас такая особая форма выражения привязанности, - ухмыляется Кюхен, а Сохён поправляет симпатичное гранатовое колье на шее Юны и кивает: - Мы любим друг друга, только немного брутально. Сонмин чувствует легкий укол в груди и украдкой косится на Кюхена, который выдает в адрес Сохён очередную колкую остроту. Младшая участница черлидерской команды SM High «Girls Generation», Сохён и Кюхен – старые друзья. Спокойная, саркастичная Сохён порой выглядит на порядок старше своих озорных и излишне жизнерадостных старших подруг, например, той же Тиффани или лидера Тэён, которая, по идее, должна быть самой серьезной, а на деле - постоянно устраивает разные казусы. Сохён не обижается на порой чересчур жестокие шутки Кюхена, отвечает на них не менее дерзко и изобретательно, а еще она очень умная, начитанная, прекрасная собеседница и удивительно хорошенькая. Сонмину очень нравится Сохён, но видеть рядом с ней донсэна таким счастливым и оживленным просто мучительно больно… Юна легонько трогает его за плечо и тихо говорит: - Оппа, мы поедем? Сонмин вздрагивает и понимает, что все это время он, не отрываясь, пялился на плечи Кюхена, обтянутые черным пиджаком. Он слегка краснеет и немного невнятно говорит: - Да-да, конечно. Кюхен устраивается на переднем сидении и откидывает голову назад, прикрывая глаза. Сонмин поворачивает ключи в зажигании и переводит взгляд на зеркало дальнего вида. Юна отворачивается к окну и машинально теребит браслет на правой руке. Симпатичная изящная вещица как раз для хрупкого девичьего запястья. Он рассеяно скользит взглядом по светлым сидениям, обтянутым потертой кожей и встречается глазами с Сохён. По всему телу проходит разряд электрического тока. Сонмин поспешно отводит глаза и вцепляется руками в руль. Сохён смотрит на него большими черными глазами в упор, внимательно и на удивление понимающе. Так, будто она знает то, что для Сонмина, пока является загадкой. И от этого Ли становится жутко. Потому что милашка Сохён видит его насквозь… Они прибывают к зданию Старшей Школы SM High практически к началу торжественной церемонии. Сонмин галантно подает руку выходящей из машины Юне и невольно хмурится, когда Кюхен делает то же самое для Сохён. Они входят в украшенный гирляндами и воздушными шариками зал, где уже собралась толпа их одноклассников, одетых в яркие праздничные наряды. Сонмин закашливается, когда взгляд падает на его старого приятеля Ли Хекджэ по прозвищу Ынхек, обряженного в ярко-красный смокинг и весело хохочущего над шуткой своего лучшего друга Донхэ. Который, кстати, одет в костюм пронзительно-канареечного цвета. Юна смеется: - ЫнХэ никогда не изменятся! Сквозь шум и гам Сонмин слышит веселый голос Кюхена: - Я же тебе говорил, что на Донхэ будет желтый костюм! Ты проиграла, Сохён-а! - Зато Ынхек-оппа все-таки выбрал красный, а не оранжевый, как ты предполагал! – недовольно отвечает Сохён. - Но и не зеленый, как думала ты! Они оба смеются, и Сонмин чувствует, как в груди что-то сжимается. С ним Кюхен уже давно так искренне не смеялся и не шутил. С того самого дня, как узнал об отъезде Сонмина. Это было похоже на снятие пластыря со свежей кровоточащей раны. Нужно было сказать сразу, выпалить на одном дыхании, чтобы не было так больно и стыдно потом. Но Сонмин медлил. Несколько недель подряд Ли, превозмогая липкий страх и собственную трусость, порывался сказать Кюхену, что скоро он покинет его надолго, а возможно, и навсегда. Он, как дурак, стоял перед зеркалом и подобно герою дурацкой американской комедии репетировал свою речь, подбирал нужные, красивые, пропитанные фальшивой возвышенностью фразы. Но каждый раз, видя недоуменное лицо Кюхена и слыша его удивленное: «Хён, ты о чем-то хотел поговорить?» - он останавливался. Потому что перед глазами отчетливо представал маленький мальчик, трущий кулачками заплаканные карие глаза. Кюхен узнал обо всем совершенно случайно. Причем, от другого человека. Сонмин до сих пор четко и ясно помнит Канин-хёна, подскакивающего к Кюхену, хлопающего его по плечу и сочувствующе говорящего хрипловатым басом: - Кюхен, ты как, уже смирился с отъездом Мин-Мина? Как-никак вы всегда были такими близкими друзьями! А дальше реальность становится похожей на дешевую мыльную оперу. Сонмин поворачивается к Кюхену и видит, что тот смотрит на него расширившимися потемневшими глазами и шепчет, очень тихо, еле слышно, но голосом, полным таких сильных эмоций, что звук заполняет собой весь широкий школьный коридор: - Сонмин-хён…уезжает?.. А потом наступает тишина. Настолько давящая и отвратительная, что она душит Сонмина своими мерзкими костлявыми руками, заставляя воздух в легких исчезнуть, а грудную клетку – наполниться звенящей пустотой. Он опускает глаза и лихорадочно подбирает слова. Но почему-то все красивые речи, которые Ли часами выдумывал до этого перед зеркалом, сейчас начисто стерлись из головы. А затем Кюхен молча разворачивается на каблуках и быстрым шагом уходит. Сонмин смотрит ему вслед, стоя посреди заполненного людьми коридора, и чувствует себя как никогда одиноким… Кюхен начал его избегать. Казалось, он намеренно чурался любого контакта, при виде Сонмина сжимая губы и отводя глаза. Это было больно. Это было стыдно. Это было непривычно и неправильно. Потому что Сонмин не хотел прощаться… так. В зале начинает играть громкая торжественная музыка. На освещенной прожекторами сцене появляется директор SM High Ли Суман, одетый в строгий черный деловой костюм. Толпа вокруг начинает аплодировать. Сонмин машинально присоединяется к общим овациям, отстраненно думая о том, что галстук у директора слишком пестрый. Их школа – это не типичное для Кореи учебное заведение. Обучение ведется по американскому принципу, ученики не носят школьную форму, и помимо обязательных предметов ученики могут изучать различные сферы искусства. Сонмин, например, занимался вокалом, его приятель Чанёль из младшего класса – хип-хопом и рэпом, а его одноклассник Чонун по прозвищу Йесон лелеял давнюю мечту стать танцором. Чему, к сожалению, мешали природные хореографические навыки. Сонмин невольно улыбнулся, вспоминая «танец осьминога» Йесона и его немного обиженное выражение лица, когда класс во главе с Юнхо-хёном разразился громким хохотом. И даже прощальную церемонию им устроили в форме настоящего выпускного бала. Как в голливудской романтической комедии. Суман прокашливается и наклоняется ближе к микрофону: - Сегодня, в этот особенный день, мы отпускаем вас в большой, взрослый мир… Сонмин думает о том, какой он, большой и взрослый мир. Что же ждет его там, за пределами крепких школьных стен. Теперь все будет по-другому. Там его встретит равнодушное серое и безликое Общество. - Мы счастливы, если вы определитесь со своим будущим… Которому плевать на его эмоции, чувства и желания Сонмин украдкой косится на Кюхена и встречается с ним глазами. Тот моментально отворачивается и переводит взгляд на сцену. Зато Сонмин будет соответствовать. Он будет Нормальным и Правильным. Медленно, но верно превращаясь в Хорошего Человека, чье тепло исчезает из жизни, вместе с воспоминаниями, стертыми коварной памятью. - И я поздравляю вас с началом взрослой жизни! Ура! Зал разражается аплодисментами. Сонмин хлопает, машинально наблюдая за тем, как скользит серебряный браслет по тонкому запястью Юны. Взрослый мир. Чистый, добрый, такой привлекательный. Как картинка с рекламного плаката. В котором нельзя выбирать то, что ты любишь, ценишь и чем дорожишь. За тебя это сделает окружение. Сонмин не верит в эту гребанную взрослую реальность! ***** Звучит уже третий медленный танец подряд. От Юны удушливо пахнет сладковатыми духами, и у Сонмина медленно, но верно начинает кружиться голова. Он слегка отстраняется от девушки и громко говорит, силясь перекричать отчаянно орущую музыку: - Я схожу за пуншем! Тебе принести? - Нет, спасибо! – кричит ему в ухо Юна. Сонмин невольно морщится. – Я пойду и пообщаюсь с девочками! О, Тэён-нёна, какое красивое платье, ты… Ли машинально провожает взглядом удивительно хорошенькую Юну, которая подходит к своим разодетым подружкам, похожим на стайку разноцветных бабочек. Красивая. Умная. Милая и очень веселая. Популярная принцесса Им Юна, пришедшая сегодня на бал именно с ним. Но почему-то в голове настойчиво крутится мысль, что не с Юной он должен проводить последнюю свою ночь в Корее. Пусть даже это было бы и правильно. Он направляется к чаше с пуншем, где уже стоит группка его одноклассников. Сонмин подходит к ним и, поприветствовав их кивком головы, начинает методично наливать пунш. - Я так рад, что пришел сегодня на бал с Викторией, - мечтательно говорит Чжоу Ми. - Она такая красивая и милая, настоящая принцесса. - А еще она гибкая, - добавляет Шиндон и, двигая броями, толкает Чжоу Ми в бок, - признайся, ты же думал о том, чтобы затащить ее в постель. - Да пошел ты, хён! – восклицает покрасневший Чжоу Ми. Остальные радостно гогочут. Шиндон триумфально дает пять Реуку. - А я рад, что пришел с Джессикой, - вздыхает Кибом и одергивает на себе немного мешковатый пиджак. – Надеюсь, она позволит мне себя поцеловать. Итук фыркает и отпивает залпом половину стаканчика с пуншем: - Мечтать не вредно. Скорее, снег выпадет в июле, чем наша ледяная принцесса позволит тебе себя коснуться. Сонмин слышит хохот остальных и обиженный голос Кибома и невольно думает, какие же его приятели все-таки идиоты. В груди болезненно что-то сжимается: а ведь завтра он их уже не увидит. В голове набатом начинают звучать слова Кюхена: - Сегодня ты не вспомнил о Юне, хён. Через полгода почти все наши одноклассники станут для тебя серыми пятнами. А через год, может, два… Ты забудешь и обо мне, Сонмин. Нет. Он не забудет. Он отчаянно будет скучать по ним. По своим смешным и несуразным одноклассникам. По красавице Юне, которая так и не смогла пробудить в нем живые, настоящие чувства. И по тому, чей образ не выходит у него из головы уже очень и очень долго. - А вот наш Кюхен оказался парень не промах! – врывается в сознание голос Канина. - Я видел, как они Сохён уходили в сторону пустых классов. Ребята, неужели сегодня наш младшенький станет настоящим мужчиной? Половник с отвратительным звуком падает из ослабевших рук на грязный от следов подошв пол. Громкая музыка, свист и смех одноклассников, бешеный стук собственного сердца - все сливается для Сонмина в одну безумную какофонию. Он поворачивается к Канину и шепотом переспрашивает, с трудом двигая ставшим жестким, как наждачная бумага, языком: - Кюхен… Сохён… Они… - Они пошли в сторону класса математики, - отвечает Канин, окидывая его недоуменным взглядом. – Что с тобой? Ты весь побледнел… Сонмин закрывает глаза, силясь отдышаться и справиться безумно стучащим, грозящим вырваться из груди сердцем. Все правильно. Сохён и Кюхен – они ведь идеальная пара. Она сможет позаботиться о нем, когда Сонмина не будет рядом. Она сможет сделать его жизнь лучшей и счастливой. Она подарит ему новые воспоминания взамен старых, которые поглотит бездушная память. Тех, в которых есть он, Сонмин… Он бежит, задыхаясь, не обращая внимания на удивленные возгласы друзей и упавший на пол полный стакан пунша. Бежит, то и дело натыкаясь на танцующие пары, спотыкаясь и чувствуя, как в голове раненой птицей бьется мысль: нет! Он не позволит памяти забрать у себя Кюхена! Ли резко врезается в куда-то спешащего человека и больно ударяется лбом о чужое плечо. Отчаянно чертыхаясь, Сонмин поднимает глаза и видит перед собой запыхавшегося, мокрого от пота и раскрасневшегося Ынхека. - Донхэ… - тяжело дыша, еле выговаривает Хекджэ. – Ты… не… видел… Донхэ? Сонмин отрицательно качает головой и, силясь восстановить дыхание, с трудом спрашивает: - Кюхен? Ты его… Ынхек неопределенно показывает рукой куда-то влево: - Там! Он мельком кивает Сонмину и, сорвавшись с места, исчезает в танцующей толпе. Ли выбегает в коридор и окидывает беспомощным взглядом множество одинаковых дверей, аккуратно выкрашенных в белый цвет. А ведь Кюхен и Сохён могут быть за любой из них! Внезапно чуть поодаль он слышит шум и чьи-то приглушенные голоса. Ли вздрагивает и, крадучись, подходит к неплотно прикрытой двери. Не заглядывая в щель между косяком, он резко распахивает дверь. И замирает. Возле учительского стола двое. Обоих он, Ли Сонмин, отлично знает, а с Ким Хичолем, его одноклассником, его связывает некое подобие дружбы. С тем самым Ким Хичолем, который сейчас прижимает к деревянной поверхности студента по обмену из Китая Хангена, обхватив сильную шею руками и шепча в поцелуй: - Пожалуйста… Не уезжай, идиот… Ты же, сука, знаешь, как мне будет больно!.. Ханген гладит его по спине большими ладонями и повторяет будто заведенный: - Я же люблю тебя… Люблю тебя… Люблю тебя… Хичоль поднимает лицо, и оторопевший Сонмин понимает, что Ким плачет. - Тогда почему? Почему ты уезжаешь, сволочь? Почему ты оставляешь меня?! Ханген рвано выдыхает и, болезненно прищурившись, наклоняется и целует Хичоля. Сонмин впервые видит, как двое мужчин целуются. Страстно, порывисто, не замечая посторонних любопытных глаз. Черт возьми, это неправильно. Это плохо. Это отврати… Сонмин тихо прикрывает дверь и качает головой. Такое искренне и настоящее чувство нельзя назвать отвратительным. Сонмин не чувствует брезгливости или презрения. Он чувствует боль. Боль от того, что вовремя не сказал. Потрясение. Потрясение от того, что любовь может быть настолько отчаянной. И зависть. Потому что Хичоль не отпустил и сделал то, что струсил сделать он сам. Дверь в женский туалет тихо распахивается, и оттуда выходит Сохён, поправляя на себе платье. Заметив Сонмина, она вздрагивает и застывает. Некоторое время они неотрывно смотрят друг на друга, пока девушка наконец не вздыхает и не говорит: - Он в кабинете физики – напивается виски прямо из горла и предается горю. Она подходит к Ли и неожиданно дает ему пощечину. Сонмин резко дергается. Щека начинает отчаянно болеть, а обычно спокойная и уравновешенная Сохён хватает его за обшлага пиджака и яростно шепчет: - Он же так давно любит тебя, Сонмин! А ты, как последняя скотина, спрятался в кокон собственных противоречий, и старательно этого не замечал. А теперь ты бежишь, как самый настоящий трус, а знаешь почему? Потому что боишься признаться даже самому себе, что тоже любишь. Сонмин горит. Горит след от удара руки Сохён, болит все тело, кожа, мышцы и сердце, обращающееся в серый пепел. - Я до сих пор помню, как он заявился ко мне пьяный вдрызг. В тот день, когда узнал о твоем отъезде. – На глазах девушки выступили слезы. – Весь заплаканный, ни на что не похожий. И тогда-то он мне и рассказал. Обо всем. О том, что чувствует к тебе, о том, что все бесполезно, до тебя ведь не достучаться. Ты же и сам не знаешь, чего хочешь! Она обмякает и всхлипывает на плече Сонмина. В голове будто раздается тихий, но отчетливо слышимый щелчок. Неожиданно все становится таким простым и понятным. Сонмин мягко отстраняет от себя Сохён и тихо говорит, обращаясь скорее к самому себе: - Я знаю. Теперь я точно знаю. Минуту Сохён сморит на него в упор, потом по-детски шмыгает носом и кивает: - Иди к нему. Сонмин срывается с места и слышит ее тихий шепот: - Не оставляй его больше… Пожалуйста. Сонмин поворачивается и качает головой: - Я не оставлю. Я никогда его больше не отпущу. Он разворачивается и бежит, тихо шепча, надеясь, что девушка его услышит: - Спасибо, Сохён. Я запомню и тебя тоже… ***** Он врывается в класс, громко хлопая дверью. Кюхен сидит, ссутулившись, спиной к двери в одной рубашке, подложив под себя изрядно измятый пиджак. В руке он сжимает початую бутылку виски. Он дергается от громкого стука и, не оборачиваясь, устало говорит: - Сохён-а, уйди. Я хочу побыть один. Сонмин молча подходит к нему и, обхватив поперек груди, прижимает спиной к себе. Он чувствует, как Кюхен вздрагивает и шепчет, неверяще и как-то безнадежно: - Сонмин-хён… Сонмин… Ты пришел… Он резко разворачивается и хватает Сонмина за руку. На Ли в упор смотрят большие заплаканные карие глаза. Такие же, как у мальчика пятнадцать лет назад. Чувства переполняют его, вырываясь из горящего тела измученными вздохами. Сонмин прижимает Кюхена к себе и повторяет будто мантру: - Не отпущу. Не отпущу. Никогда тебя больше не отпущу. Он утыкается лицом в широкое плечо и шепчет, чувствуя, как к глазам подступают слезы: - Прости меня. Прости, что так долго убегал от тебя. Прости, что боялся. Просто это… Он не договаривает и смотрит на Кюхена в упор. Тот выдыхает и резко подается ему навстречу. Губы Кюхена пахнут виски, мятой и нежностью. Сонмин лихорадочно расстегивает пуговицы на чужой белой рубашке, ощущая ладони донсэна на своей коже и задыхаясь. Умирая от бесконечного, безумного чувства, которое наконец-то поймал в свои руки. Просто слишком болезненная близость. Кюхен целует его шею, засасывая кожу, оставляя некрасивые алые отметины, стаскивая с него мокрую от пота и слез рубашку. Просто слишком крепкая связь. Сонмин расстегивает ширинку и накрывает ладонью чужой, влажный от смазки возбужденный член. Память раскрывает ему свое лоно, и Сонмин вновь становится пятнадцатилетним мальчиком, стремящимся подарить чувство своего самому близкому человеку. Только теперь он понимает, как это Чувство называется. Просто такая сильная любовь. Его собственные брюки вместе с трусами падают на грязноватый пол. Кюхен стонет, подаваясь навстречу его руке, и шепчет ему в ухо: - Общество будет решать, что тебе делать и кем работать. Общество будет определять за тебя, что хорошо, а что плохо. Но того, кого ты любишь, ты должен выбрать сам, Сонмин… Он закрывает глаза и глухо стонет, скользя широкими ладонями по обнаженной груди любовника. Сонмин чувствует, как его губ касаются чужие пальцы. Он втягивает их в рот, посасывая, целиком и полностью растворяясь в ощущениях, что дарит ему рука Кюхена, методично надрачивающая влажный от смазки член. А ему и не нужно выбирать. Сам того не замечая, он уже давно сделал выбор. Сонмин никогда не будет Нормальным и Правильным. Его нельзя будет назвать Идеальным Человеком. Но зато уже много лет он хранит потертый брелок в виде лягушки, подаренный любимым человеком. И будущее в Большом взрослом мире уже не кажется таким пугающим. Кюхен вводит в него сразу два пальца. Боль, удовольствие, страсть, нежность и любовь, которая наконец-то нашла выход из глубин Памяти, – все сливается в один безумный водоворот. Сонмин стонет, смазано проводя губами по шее Кюхена и шепча: - Будь моим первым, Чо Кюхен. Первым, единственным и навсегда. Донсэн слегка отстраняется и вытаскивает пальцы, продолжая пальцами скользить по покрасневшей головке. Сонмин чувствует, как Кюхен медленно входит, и с силой проводит повлажневшими пальцами по широкой спине. Где-то играет музыка, их одноклассники танцуют медленный танец и готовятся войти в большой и страшный взрослый мир. Кюхен движется размашистыми толчками. Удовольствие накатывает горячими волнами, Сонмин прикрывает глаза и думает о том, что больше не боится. Потому что завтра он скажет родителям, что всю жизнь безумно боялся авиаперелетов, и посему Америка отменяется. Мать подумает, что он сошел с ума, и кинется звонить семейному доктору. Где-то по залу бродит оставленная им красавица Юна, а Ынхек наверняка уже нашел Донхэ, с которым отчаянно хотел о чем-то поговорить. Обо всех этих вещах можно пока забыть. Потому что он всегда может вспомнить о них завтра. Кюхен выгибается и судорожно стонет. Сонмин будто зачарованный смотрит на красивое, полное удовольствия лицо, и понимает, что до разрядки осталось совсем немного. Он подается вперед и целует Кюхена, переплетая свои пальцы с его и двигаясь навстречу. Маленький мальчик больше не будет плакать, стоя посреди аэропорта, полного равнодушных людей. Лягушка-брелок мирно лежит в кармане брошенного на пол пиджака. Сонмин больше не будет никуда убегать. Он берет руку Кюхена в свою и вместе с ним входит в Большой Взрослый Мир. Ты мое самое яркое Воспоминание. Ты тот, чье имя я пронесу сквозь года. И мне плевать на то, что чьи-то лица сотрутся из Памяти. Главное, что твое навсегда останется со мной. Просто такая сильная любовь. The End. *Возможны так же главы по ЫнХэ, Ханчолям и другим парам, но только, если эта глава получилась хорошо.)