***
- Только попробуй... Слышишь меня?! Только попробуй подохнуть и оставить меня! – пытающийся быть грубым всегда нежный со своим любимым голос без умолку ломался от полных отчаяния фраз и подступающих к глазам слез. – Ты... ты не посмеешь вот так умереть! Медленно и мучительно теряя кого-нибудь, мы так искренне верим в силу этих фраз, что именно благодаря им мы сможем вернуть любимого человека с пути на тот свет. Казалось, что всё уже решено, что с этой стычки из них уйдёт только один, когда второму, как генералу собственной армии, придётся остаться на поле бое вместе со своими поверженными солдатами. Поражение было предрешено уже в самом начале этого сражения. Над головами свистели пули, настигая своих целей и забирая жизнь за жизнью в параллельный мир. Взрывающиеся над окопами снаряды поднимали ослепляющие столбы пыли, оглушая почти глухих воинов своей нестерпимой громкостью и звоном. Все выжившие смешались с всеобщим хаосом и паникой, когда только двое потерявшихся во времени и пространстве мужчин неотрывно смотрели в чуть блестящие от слёз глаза друг друга. - Если ты посмеешь умереть, то я тебя пинками с того света вышвырну и насильно верну на землю! – саксонец до боли сжимал спрятанную внутри порванной кожаной перчатки ладонь своего любимого, страстно и уверенно в своих словах шепча ему в глаза свои мольбы. - Ты уже ничто не в силах исправить, - тихий и смирённый со своей судьбой голос прозвучал ему в ответ, сопровождаясь лёгкой улыбкой на краях губ, с которых тонкими нитями струились ручейки алой крови. – Ты и так сделал всё, что мог. Теперь спасайся сам вместе с теми, кто ещё в состоянии стоять на ногах. - Заткнись! – снова полный боли крик и окончательный отказ повиновения приказам своего командира. – Живого или мёртвого, я тебя не брошу! Я поклялся защищать тебя, и я своё слово сдержу до самого конца! - Когда... когда я умру..., наш контракт потеряет всю свою силу... - принц невольно отвлёкся от нынешней темы и прикрыл слезящиеся глаза. С трудом выговаривая слова, он из последних сил наполнял свои переполненные дымом и сажей лёгкие последними в своей жизни глотками кислорода. Ладонь, спрятанная под порванную и запачканную комьями грязи шинель, плотно вонзалась в простреленный насквозь правый бок, рана на котором кровоточила всё сильнее с каждой минутой. – Когда я умру, ты станешь свободным. Сможешь поехать туда, куда захочешь, и никто не будет в праве тебя остановить... - после минутной паузы, переведя своё дыхание и набравшись сил, юноша продолжил свою речь. Он с трудом поднял почти стеклянные бирюзовые глаза и с улыбкой на губах едва слышно прошептал: - Ты же ведь всегда так мечтал о свободе... - Прекрати нести такую чушь! – голос теряющего свой смысл жизни Клауса начинал невольно ломаться под натиском блестящих в краях янтарных глаз слёз. Ему было глубоко наплевать, что в любую секунду он заплачет на глазах собственного командира как лишённая гордости и уважения к себе тряпка. – Мне не нужно абсолютно ничего, если я буду знать, что больше никогда тебя не увижу! - Не смей плакать на моих глазах, - с некой нежностью прошептал увядающий генерал, дрожащей рукой стерев скатившиеся по пыльной щеке единичные капли слёз. – Не порть свою репутацию даже передо мной. Слёзы ведь тебе не к лицу... От подобных слов горло лишь сильнее свело дрожью, и новые слезинки покатились по усеянным ссадинами щекам. Капитал лишь сильнее стиснул длинные пальцы своего господина в руке и поднёс почти лишённую перчатки ладонь к своим губам, желая посыпать поцелуями уже холодную и безжизненную кожу. Ностальгия вместе с новой волной грусти и отчаяния пронеслась по телу евротейского дезертира, когда дрожащие от тихого плача губы ощутили холодный металл на безымянном пальце восточного принца. Такое смешное на вид подобие кольца, сделанное из переплетенных меж собой нитей проволоки разных цветов и толщины. Порой им так хотелось поверить в эту глупую мечту, в это несбыточное желание всегда быть рядом и каждую секунду дарить друг другу эту запретную, но такую нестерпимую любовь. Поначалу только Клаус горел желанием сражаться за этот мир несбыточных грёз, когда Таки непоколебимо считал, что нет смысла верить в то, чему не суждено стать реальностью. Даже ношение этого тайного кольца было далеко не обоюдной идеей этих двух. Клаус настоял на этом, когда его возлюбленный нашёл эту идею с запретным браком не то, чтобы глупой, а просто безумной и лишённой какого-либо смысла. Хотя поверить в эту смешную ложь, в эту отдалённую от реальности землю, безусловно, хотелось обоим... - Не трать своё время зря, - обрывисто произнося каждое слово, веки юноши стали тяжелее, и глаза принялись неспешно закрываться под натиском вечного сна. – Если поторопишься, то сумеешь скрыться с отступающими и получить медицинскую помощь. - Чтобы я хоть раз тебя оставил... - казалось, саксонец прошептал эти слова самому себе, когда он набрал в лёгкие большой глоток воздуха и шёпотом закончил свою фразу на выдохе: - Надо быть сумасшедшим, чтобы пойти на такое... Дальше последствия потеряли для евротейца какой-либо смысл. Совсем не обратив внимания на слова своего генерала, он аккуратно взял мальчишку на руки и, укутав того в собственный плащ, поднялся на поверхность. Тогда окружающая его обстановка лишилась какого-либо значения. Ему было глубоко наплевать на пули, рыскающие в поиске новых жертв и усеявшие собой посеревшее небо. Его совсем не беспокоила нестерпимая боль от глубокой раны в колене и проносившаяся по всему телу слабость. Его не волновало абсолютно ничего, пока он из последних сил нёсся с умирающим генералом на руках через фронтовую линию к отступающим дейденским грузовикам. И только в звеневшей от шума голове, словно бесконечная бегущая строка, проносилась одна и та же фраза: «Только прошу, не засыпай навсегда... Не оставляй меня здесь одного...»***
Первый час, а после и весь второй, как заведённый, вышагивать взад-вперёд около операционной палаты, рисуя круги на потрескавшемся кафеле военного госпиталя. Тихо бормотать про себя неразборчивые фразы, покусывать костяшки пальцев каждый раз, когда стрелки часов отсчитывают ещё тридцать минут, а о состоянии своего господина не известно ни весточки. И так каждый раз, когда чья-та важная для нас жизнь висит на рвущемся волоске. Сердце так упрямо, так искренне желает верить в счастливый конец, в то время, как расчетливый разум перехватывает дыхание пеплом смерти и отчаяния. Иногда совсем теряешься во времени, когда беспамятно вслушиваешься в раздражающее тиканье часов и стук бьющегося, как барабанная дробь, сердца. Но вскоре невольно осознаёшь, что в такие минуты ты абсолютно беспомощен перед всемогущим временем, и тебе не остаётся совершенно ничего, как покорно ждать ответа на свой мучающий душу вопрос. - Просто глубокая рана без каких-либо осложнений, - казалось, о подобном ответе, готовом снять с сердца камень, можно было только мечтать. Проведённые три часа в страхе и волнении, наконец, закончились, и теперь Клаус мог вздохнуть спокойно за жизнь своего юного генерала. Обессиленный от переживаний, саксонец бессильно прижался спиной к стенке и облегчённо прикрыл глаза, почувствовав, как врач устало похлопал его по плечу. – Не волнуйтесь, - с улыбкой сказал он, - через полнедели он уже сможет уверенно стоять на своих ногах. После этих слов рыцарь остался один и, не спрашивая чьего-либо разрешения, бесшумно вошёл в палату своего единственного господина. Перевязанное свежими бинтами и частично скрытое под затёртой простынёй крохотное тельце невольно заставило евротейца вздрогнуть и прочувствовать это ранее незнакомое чувство именуемое жалостью. Наследник Рейзенов продолжал крепко спать под действием крупной дозы наркоза, внешне совсем не подавая никаких признаков жизни, но только если прислушаться, то можно было расслышать неспешное и ещё совсем сонное дыхание раненного мальчишки. Даже он сам не знал насколько долго ему придётся пробыть в мире небытия после операции, но не только Таки надеялся на то, что это займёт не больше трёх часов. Любому знающему его чуткость и справедливость солдату хотелось, чтобы незаменимый предводитель пришёл в себя как можно скорее, чтобы в скором будущем привести свою страну и армию к долгожданной победе. Но только Клаус был тем единственным, кто из всех вышеупомянутых видел в нём не только ферзя этой огромной шахматной доски, но и обычного, любящего человека. Старый и почти насквозь прогнивший деревянный пол предательски заскрипел под запачканными ботфортами солдата, но тот так и не обратил на это ни капли своего внимания. Ни на миллиметр не отрывая взгляда от замеревшей во сне мордашки, Клаус неторопливо преклонил колено пред своим господином, когда он бессильно уткнулся лицом в ранее холодную ладонь любимого. Уже тёплая. Снова такая же живая, как в те дни, когда их пальцы переплетались меж собой, отказываясь отпускать друг друга до следующего восхода солнца. Снова жизнь возвращалась в стройное и хрупкое тело, наполняя его свежей горячей кровью и теплом. Снова появилась та самая причина, по которой предавший свою родину рыцарь имел желание продолжать существовать дальше. Дыхание мимолётно дрогнуло, и дрожащие от подступающих к глазам слёз счастья губы трепетно примкнули к длинным пальцам любимого хозяина. Он с невероятной нежностью стиснул пока ещё слабую и вялую ладонь Таки, снова прочувствовав кончиками пальцев этот холодный металл им сделанного обручального кольца. Преданный до самой смерти рыцарь инстинктивно улыбнулся от промелькнувших в голове воспоминаний и словно непослушный пёс, бездомная дворняга, протиснул голову под ладонь спящего японца, надеясь, что проснётся от ласково треплющих его волосы пальцев. Теперь, когда они снова живы, им ничто не помещает коснуться той мечты, того мира грёз, к которому они оба так стремятся. Пока эти два бьющихся друг от друга сердца будут гореть жизнью и любовью, у них будет возможность заполучить желаемое. Ведь нет ничего невозможного в будничной реальности, которую вправе нам изменять. Поднебесья мечтаний в ней не существует, но каждый, кто возжелает в нём очутиться, обязательно этого добьётся и сумеет создать среди серых стен реальности крохотный мир своих сокровенных и, казалось бы, несбыточных грёз.