The Letters We Wrote/ Письма, которые мы написали

“Я не полагаю, что должен говорить все эти слова о том, что мы не должны быть здесь. Тем не менее, мы должны. Я бы хотел не быть. Я хотел бы быть там раньше, не здесь, не сейчас. Это просто результат долгих страданий, долгого игнорирования, того, как долго мы были слепыми. Ты был ослеплен светом, который окружал его, ты думал, что он освещает ему путь. На самом деле эта была его собственная супернова, его взрыв. Мы все знали, что что-то не так. Вы думали, что это был он, что с ним что-то неправильно. Что он был скрученным и жалким. Прямо как вы сейчас. Хуже всего то, что мы будем в состоянии помочь, когда люди попросят нас. Что ж, мы должны. Но никто этого не сделает. Не важно, как громко ты кричишь, не важно, как глубоки твои шрамы, это всегда крик о внимании, пока ты не умрешь. Это то, чем мы стали, и вы видите, что это сделало из нас. Самые глубокие шрамы не важны, если ты не начнешь истекать кровью на чьей-то собственности, самые соленые слезы ничего не стоят, если ты не заливаешь ими чью-то одежду. Я многому у него научился. Он говорил мне, что я стою всего этого. Что я заслуживаю всего этого. Что заставило его думать, что он не достоин? Видимо, мы все знаем. Это было наше отношение к нему, наша бессердечность, наша эгоистичность. Я говорю и о себе тоже, потому что, вероятно, я мог бы сделать для него больше, чем сделал. Это убивает меня, это ломает меня, это делает мне еще больнее. Еще одна вещь, которая гложет меня, это ваше появление. Почему вы здесь? Вас никогда не волновало это, не так ли? А сейчас вас волнует? Ну, я так не думаю. Это боль в моих глазах заставила вас прийти сюда? Это удовлетворение от того, что вы чувствовал, каждый раз, когда заставляли нас чувствовать, что мы были бесполезны? Он всегда говорил мне про часы, которые тикали внутри него. Сначала я подумал, что они разбились. Но сейчас я понял. Это была временная бомба. Они тикали, а он понемногу исчезал. Он взорвался, оставляя острые обломки в наших кровоточащих сердцах и умах. Эти осколки привели меня к другой вещи, которая мне нужна, чтобы извлечь их из моей груди. В какой-то момент мы написали эти письма. Это была его идея. Я до сих пор могу вспомнить его слова. “Я хочу, чтобы мы написали письма, Фрэнк. Письма, которые переживут нас.” Идея заключалась в том, что мы отдали бы наши письмо друг другу и сохранить их до того дня, когда нам придется расстаться. Он не сказал, что имел этим в виду, но я знал, что он имел в виду день, когда один из нас умрет. Он, вероятно, знал, что я буду тем, кто откроет письмо, не он. Он знал, что не сможет остаться. Я думаю, что знал это где-то глубоко внутри, но, как я уже говорил раньше, я был слеп. Мы были слепы. Знаете, о чем говориться в его письме? Я не буду говорить большинство из того, это личное. Но там есть одна часть, которую я не могу скрывать от вас. Это было бы нечестно. По отношению к нему, к вам. У меня нет письма с собой, если вы подумали об этом. Я сжег его. Это было его желание, чтобы я сжег его, и я сделал так, как он просил. В любом случае, я не нуждаюсь в повторении этих слов, они все выжжены на моем сердце. “Я не буду извиняться за все это. Я никогда не был таким эгоистом, какой я сейчас, но думаю, в каком-то смысле я заслуживаю быть эгоистом. Я отдавал столько же, сколько брал, стоимость, количество, которое каждый должен определить для себя сам.” Вопрос в том, что он брал, и что он отдавал? Вы знаете? Потому что я знаю. Он отдал мне свое сердце, свою любовь, свою жизнь. Вы забрали его сердце, его любовь, его жизнь. Подумайте об этом. Я здесь не для того, чтобы осуждать вас, я здесь для того, чтобы заставить вас еще раз пересмотреть ваше мнение о нем. "Я умираю не для того, чтобы уйти, а для того, чтобы остаться.” Это была последняя строчка его письма. Меня убивает то, что он считал это единственным путем, чтобы его помнили. Что это было единственным решением, ответом на этот вопрос. Как мы могли заставить человека чувствовать себя настолько нежеланным? Как мог я заставить его чувствовать себя так? Я знаю, многие из вас никогда не примут нас. Я уверен, что вы никогда не сможете принять нас. Но что такого неправильного мы сделали? Эта была любовь. Как любовь может быть неправильной? Только потому что мы парни? Потому что это то, кем мы были. Два парня, не монстра. Что он сделал, чтобы заслужить это, что я сделал? Мы любили друг друга. Мы до сих пор любим. Каждую ночь я молю Бога о том, чтобы он лучше чувствовал себя там, где он сейчас. Я не знаю, есть ли там рай, но если он есть, он был бы одним из самых чистых ангелов, которых Бог когда-либо видел. Где бы ты не был, я надеюсь, что тебе хорошо, ты слышишь меня? Я по-прежнему люблю тебя и всегда буду. Ты будешь жить, во мне, в осколках, которые ты оставил в моем сердце, в воспоминаниях. Я просто хочу, чтобы ты знал, что не будешь забыт. Ты не будешь забыт ни в коем случае, я обещаю. Я пообещал тебе. Я не нарушаю своих обещания, ты забыл? Я любил его. Действительно любил. Меня не волнует, что вы думаете, мне всегда было наплевать, настолько же, насколько важно это было для него. Если он был грешником, я был его грехом. Сейчас это было бы просто нечестно, говорить, что написано в его письме, поэтому я прочитаю вам свое. Я нашел его у него дома, оно было запечатанным. Думаю, он никогда не читал его. “Дорогой Джерард, Я пишу это письмо по твоей просьбе. Я бы никогда не написал его по своей воле, так как никогда не собирался отпускать тебя. И по-прежнему не собираюсь. Ты - биение моего сердца, я - кисточка для твоих картин. Я не могу жить без тебя, не могу и никогда не захочу. Я всегда буду пытаться спасти тебя. Ты - самое ценное, что есть в моей жизни, и я обещаю, что никогда не дам тебе уйти, также, как не уйду и я сам. Я буду твоим спасителем всегда, когда ты будешь нуждаться в нем, я буду твоим светом, когда ты не сможешь найти дорогу домой, я буду огнем, который всегда будет гореть в тебе. Я люблю тебя и всегда буду.” Каждый день я жалею о том, что не прочитал его письмо раньше. Я жалею, что не заставил его прочитать мое. Но то, о чем я жалею больше всего, это то, что я не смог спасти его. Джерард, прости, что я не смог спасти тебя.” Слезы текли по лицу парня, когда он поджег письмо, пламя разрушало слова, которые он написал, но которые никогда не дойдут до адресата. Он отпустил оставшийся клочок бумаги, он упал в каменную миску и продолжил догорать ярким пламенем. Когда не осталось ничего кроме пепла, он повернулся к гробу и проглотил слезы. Не обращая внимания на людей, стоящих за его спиной, он открыл крышку гроба и посмотрел на бледную, еще бледнее, чем при жизни, кожу парня, которого он любил. Он медленно развеял пепел письма над его кожей до тех пор, пока в его руках ничего не осталось. Одна частица приземлилась на губы старшего парня и плачущий парень дрожащими пальцами дотронулся до них и смахнул пепел, слеза упала на щеку мертвого, скатываясь вниз по холодной коже. Это выглядело так, будто парень, который лежал в гробу, плакал. Снова отвернувшись, младший парень прошептал. “Прости меня.” ________ Я посвящаю эту работу всем, кто понимает, как дороги те, кто тебя любит, как дороги чувства, которые взаимны. А также всем киллджоям, которые уже почти год остаются сильными и не сдаются, как учили нас парни. Надежда умирает последней.