«Он лежал ничком, прислушиваясь к тишине. Совершенно один. Здесь никого не было. Гарри был не вполне уверен, что он сам здесь есть».
Прошло довольно много времени – а, может быть, никакого времени не проходило, – и ему пришло в голову, что он существует, что он не просто бестелесная мысль, потому что он лежит, он определенно лежит на чем-то. … Он лежал в светлом тумане – правда, подобного тумана он никогда прежде не видел.
Не понимая , где он и что произошло, Гарри встал медленно, словно испытывая свое тело на прочность. Ноги, руки – все оказалось на месте. Единственным недостатком было то, что он ничего не видел. Не понимая, что было тому причиной: необычный туман, окутавший все пространство вокруг, или банальное отсутствие очков, – Гарри машинально провел рукой по бедру: привычный жест, ставший чем-то вроде рефлекса. (Не знаешь, что делать – достань волшебную палочку) Однако палочки за поясом не оказалось. Вместо этого рука его, скользнув между складок парадной мантии (Гарри готов был поклясться, что секунду назад на нем не было даже рубашки), попала прямо в карман брюк, схватив единственный находившийся там предмет – очки. Надев их, Гарри наконец осмотрелся.
Окружающее пространство, казалось, обретает форму у него на глазах. Просторное помещение, светлое и чистое, зал, намного превосходящий размерами Большой зал Хогвартса, с прозрачным стеклянным куполом вместо крыши. «Похоже на Кинг Кросс», – заметил парень про себя. «Но, как я мог здесь оказа…» И тут к нему постепенно пришло осознание произошедшего. Воспоминания слишком громкие, слишком яркие, слишком
живые словно захлестнули его изнутри. Страх, острая боль потери, злоба и невыносимая усталость – они разрастались за доли секунд, становясь все яростней, выходя из под контроля, словно что-то внутри разрывалось от тоски, хотело вырваться из-под оболочки бледной кожи. Но вот это что-то утихло на секунду, и Гарри почувствовал внутри себя абсолютную пустоту, вакуум, тишину, подобную той, что охватывает природу перед грозой, перед ливнем, когда все вокруг: лес, поле, река, все живые существа, – замирает, словно делая глубокий вдох. Но в следующее мгновение эта боль вернулась, эхом отозвавшись в его голове, и, наконец, выплеснулась в тихий, жалобный, плачущий стон. Гарри повалился на колени, зажал одной рукой рот, как будто боясь, что кто-то может его услышать, а другую руку прижал ко лбу, накрывая вспотевшей ладонью ненавистный шрам.
Он не знал, сколько уже стоит так, полусогнувшись, закрывая лицо руками, но постепенно слезы стали высыхать, а всхлипы превратились в тяжелые вздохи. Окончательно придя в себя, Гарри встал и побрел мимо колонн, устремленных наверх, к стеклянному куполу. Потеряв счет минутам, отрешенно продолжая идти вперед, он вдруг услышал
звук. Из-за спины послышался протяжный гудок паровоза. Гарри знал,
что это за паровоз еще до того, как повернулся. Теперь сомнений не было – он на платформе 9 3/4; Лондонского вокзала Кинг Кросс. Поезд остановился, так что напротив Гарри оказалась дверь одного из вагонов, лакированный корпус которого отразил солнечный луч прямо в глаза парню, и тот, дернувшись в сторону, чуть не упал, споткнувшись о возникший таинственным образом чемодан. Гарри и сам не знал, что удивило его больше: чемодан, появившийся из неоткуда или необыкновенное сходство этого чемодана с тем самым, в котором хранил он свои вещи, и в котором перевозил их из дома Дурслей в Хогвартс и обратно. Сходство это почему-то заставило Гарри вздрогнуть. Неуверенно протянув руку к бирке, прикрепленной к молнии, он медленно прочитал: «Гарри Поттер Правайт Драйв 4, Литтл Уингинг, графство Сюррей, Англия» Буквы, написанные неокрепшей детской рукой, то и дело разбегались, так что посторонний не смог бы прочитать и слова. Однако Гарри до сих пор помнил то неописуемое чувство, которое испытывал, бритвенным лезвием счищая с бирки слой бумаги, исписанной мелким почерком тети Петуньи, и царапая на шершавой поверхности собственное имя. Этот чемодан, как и многие другие вещи, перешел к нему от Дадли и был когда-то одним из символов его, Гарри, самостоятельности, символом новой, удивительной,
волшебной жизни.
Тогда Гарри еще не знал, что дивный новый мир, открывшийся ему, способен причинять боль. Живя с дядей и тетей, Гарри был лишен родительской любви и тосковал по ней, но тоска эта усилилась в десятки раз, стоило ему побывать в Норе. «Так вот что такое
семья», – подумал он тогда. «Как может Рон стесняться чего-то настолько естественного, как материнская забота и ласка?» За такое Гарри был готов отдать все свое золото из ячейки Гринготтса, место ловца в команде Гриффиндора, золотое драконье яйцо, победу на Турнире Трех Волшебников… Все, что угодно. Неудивительно, что каждая поездка в Нору была для него не только наслаждением, но и настоящей пыткой. Теплота Уизли манила его и одновременно отталкивала, ведь Гарри всегда знал, что не может стать частью их семьи. Он мог, конечно, жениться на Джинни, но… Но он любил только одну девушку. Она сидела рядом с ним на уроках, давала списывать домашние задания, всегда находила нужные слова, чтобы поддержать его. Отправилась вместе с ним и Роном в полный опасностей поход.
Вместе с Роном. И вот Гарри снова чувствовал себя лишним, ненужным. Когда была его очередь дежурить у входа в палатку, а их смех мурашками рассыпался по его телу, когда Рон вызывался подменить Гермиону, а она, зардевшись, опускала глаза и сонно лепетала «Спасибо», когда Гарри долго гулял по ночному лесу, блуждая у самой границы заклинаний, а возвратившись, находил их спящими на кресле в обнимку.
А потом Рон ушел, и они остались вдвоем. Только Гарри и Гермиона. И черная-черная ночь. И лес, полный таинственных звуков, еле уловимого шепота сухих листьев и ветра, танцующего с верхушками деревьев.
У них было радио, и в одну из многочисленных бессонных ночей Гарри пытался услышать хоть какие-нибудь новости и случайно наткнулся на музыкальный канал. Из динамиков полилась тихая мелодия. Звук потрескивал, будто шел он не из электрического прибора, а от граммофона со старой пластинкой. Через какое-то время Гарри и Гермиона уже двигались в такт музыке. Гарри буквально утонул в волосах девушки, обнимая ее все сильнее и одновременно все нежнее, стараясь запомнить ее запах, ее прикосновения.
Hey, little train! Wait for me!
I was held in chains but now I'm free
Гарри немного отстранился и заглянул Гермионе в глаза. Песня оказалась знакомой – Гарри слышал ее по телевизору в доме у Друслей.
Hey, little train! Wait for me!
I once was blind but now I see
Гермиона слегка улыбнулась, и следующую строчку Гарри произнес слегка увереннее:
Have you left a seat for me?
Is that such a strech of imagination?
Тут ему показалось, словно что-то переменилось во взгляде девушки, но неожиданно музыку прервало сообщение об очередном обрушении здания в центре Лондона. Диктор просил слушателей не выходить на улицу без особой надобности, особенно – поздно вечером.
С тех пор Гарри старался избегать разговоров с Гермионой и даже обрадовался возвращению Рона.
Легкий холодок пробежал по спине Гарри, стоило вспомнить об ушедшем времени. Будто очнувшись ото сна, он заметил, что окружающий туман как-то изменился. Что-то новое появилось в нем. Слегка поморщившись, Гарри махнул рукой, отгоняя от себя остатки воспоминаний, и вдруг осознал, что происходит. Со всех сторон слышался какой-то непонятный гул, все нарастая он словно приближался, и вот Гарри увидел, как вокруг него стали появляться тусклые тени. Они были похожи на приведений, которыми полнился Хогвартс, только эти приведения были цветными и с каждой секундой все больше походили на людей. Испуганно оглядываясь по сторонам, парень старался увернуться, боясь того, что может произойти, если тень пройдет сквозь него. Однако несколькими минутами позже он понял, что так и остался стоять напротив одной из дверей поезда. На секунду задумавшись, что делать дальше, Гарри осознал, что «тени» становятся все реалистичнее («Мам, что за странный мальчик стоит там, на самом краю платформы?» «Ох, я понятия не имею, Ричард. Прошу, иди быстрее, иначе ты не успеешь найти свой вагон») Казалось, выход был только один: инстинктивно сжав ручку чемодана, он зажмурился и шагнул в отверстие, открывшееся прямо перед ним.
***
Гарри быстро шел по вагону, заглядывая в каждое купе – искал кого-то. Наконец, остановившись напротив одной из полупрозрачных дверей он довольно ухмыльнулся и зашел внутрь. Темноволосая девочка в джинсах и простой голубой футболке сидела у окна, читая толстый учебник по истории магии. Глянув на Гарри поверх книги, она хмыкнулы и вернулась к чтению. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь занавеску, играли в ее волосах, пятнами ложась на щеки, нос и губы, целясь девочке прямо в глаза. Гарри показалось, что долгое молчание может выдать его, потерявшего дар речи при взгляде на девочку.
– А для меня местечко найдется?
– Даже не знаю. Понимаешь, иногда мне кажется, что это всего лишь…
– О, заткнись, – засмеялся Гарри и сел напротив.
– Ой, – ее лицо из насмешливо-радостного стало каким-то пугающе серьезным. – Что это у тебя?
Сначала не понимая, что стало причиной такой перемены, парень вдруг со страхом осознал, куда она смотрит. Улыбка сошла с его лица, и Гарри уже подносил дрожащую руку ко лбу, когда девушка одернула его.
– Я сама.
Она наклонилась чуть-чуть вперед, нежно дотронулась до его лба и пару раз с легким нажимом провела по нему большим пальцем.
– Теперь все. Грязь какая-то. Я же просила тебя чаще мыть руки…
Громкий смех разнесся по вагону, и Гермиона недоуменно уставилась на Гарри, пытаясь понять, что могло так развеселить его. Отсмеявшись, парень поднес руку ко лбу и почувствовал под кончиками пальцев необыкновенно гладкую, без единого изъяна, кожу. Улыбнувшись Гермионе, он посмотрел в окно и закрыл глаза, пытаясь припомнить, когда в последний раз ему было так весело. Кажется, никогда. «Хотя нет», – подумал Гарри. «Весело» – не самое подходящее слово». Он был счастлив. А ведь поезд еще даже не тронулся.
