S

O Lord, where are you? Do not forget me here I cry in silence Can you not see my tears When all have left me And hope has disappeared You'll find me here... Superchick — «Crawl»

— Господи, Господи, — отчаянно шепчет он в подушку. — О Господи… Будильник разражается истошным воплем. Дерек сшибает его на пол, медленно выпутывается из-под одеяла. Ночи душные, а он все равно мерзнет. Он всегда мерзнет по ночам, независимо от того, в очередной ли гостинице находится, или в своей квартире. Раньше, когда была Сьюзан (а до неё Кейт, а до неё Дженни), дома было теплее. Были редкие совместные ужины и ещё более редкие просмотры глупых фильмов с попкорном. Нет, было не теплее — просто он забывал про холод. Дерек идёт в душ по ледяному полу. Стены в его комнате цвета беж. Это любимый цвет мамы. Стены в коридоре — фисташковые, любимый цвет сестры. Его квартира полностью обезличена. Она похожа на любую из тех гостиниц, в которых они останавливаются с группой. Разве что Клуни… Клуни — это единственное весомое и очень живое отличие. Сейчас он наверняка забрался в нагретую хозяйскую кровать и слюнявит подушку. Эта квартира понравилась бы его родным. Дерек делает воду предельно горячей. Душные завитки пара заполняют кабинку до отказа. Он оставляет отпечаток ладони на запотевшей стенке и пририсовывает пальцам длинные кривые когти. Последние пару недель Дерек олицетворяет собой живую иллюстрацию к работе всех механизмов психологической защиты разом. По утрам он — вытеснение. Со звоном будильника на него наваливаются воспоминания последних недель: Карл Буффорд, мертвый мальчишка, тесная комната для допросов. Взгляды коллег. Ему всё это не нужно. По утрам Дерек бережно собирает непрошеные воспоминания и запирает их в темном уголке подсознания. Это стало утренней привычкой — как сделать зарядку или выпить стакан холодного молока натощак. Дерек вытирается белоснежным полотенцем, прихваченным из гостиницы в Техасе, надевает халат из какой-то Аризонской гостиницы. Укоряет себя по привычке, но времени на то, чтобы ходить по магазинам, у него нет, да и как можно редкий свободный вечер потратить на покупку халата? Он одевается перед зеркалом. Дерек любит свое тело за исключением нескольких уродливых шрамов. Но Сьюзи так часто повторяла, что шрамы украшают мужчину… Он почти поверил. Перед тем как зайти в лифт, он тяжело вздыхает. Никому, даже себе, он никогда не признается в своем маленьком страхе. У агента ФБР не должно быть фобий. Впрочем, во время расследований все слабости отметаются на задний план; при ином раскладе он давно уже работал бы в другом месте. В машине он подпевает какому-то хиту 80-х и отстукивает ритм пальцами по рулю на каждом перекрестке. Заезжает в небольшую кофейню около офиса, кофе с собой. Девушка за стойкой ему улыбается, Дерек улыбается ей в ответ, мельком взглянув на бейджик с именем. Меган. Конечно, Меган. Хорошего дня, Меган. У лифта стоит Рид, пьет кофе из такого же, как у Дерека, стаканчика. Рид — единственный человек на свете, которому идет галстук. За исключением Хотча. Но Хотч родился в костюме, так что он не считается. Так что Рид — единственный. Они чокаются кофе и поднимаются на нужный этаж. Рядом с Ридом закрытое пространство не пугает. Наверное, дело в том, что Дерек когда-то решил, что всегда должен выглядеть перед ним сильным, хотя, скорее всего, это еще один бастион защиты — желание скрыть свои маленькие слабости. Дерек хлопает Рида по плечу и устраивается в своем кресле, оглядывая оживающий офис. За последние пару недель Морган сделал все дела, которые откладывал с начала года, поэтому его стол непривычно чист. Коллеги затихают в его присутствии и изо всех сил стараются вести себя естественно. Получается только у Гидеона, который по обыкновению беззаботен. Свободное время дрожит, словно желе. В любую минуту может появиться Джей Джей с картонной папкой в руках и сказать, что, возможно, сейчас где-то мучают человека. Можно делать ставки: скорее всего, это женщина, скорее всего, белая, скорее всего, миловидная. Дерек часто видит собирательный образ этой женщины, отправляясь в переговорную. Офис монотонно жужжит на одной ноте. Прентис копирует бумаги для отчета. На ней сегодня та же одежда, что и вчера. Удачное свидание? — Эй, Прентис, — говорит Дерек, — как провела вечер? Она закатывает глаза и отворачивается. Точно свидание. Дерек улыбается. Украдкой бросает взгляд на Рида, который, нахмурившись, стучит по клавиатуре. Рид часто хмурится. Лет через пять между бровями у него образуются две вертикальных морщинки. Это будет странно выглядеть. Дерек уверен, что такие, как Рид, не стареют. Сегодня в воздухе висит напряжение. Дерек чувствует его кожей. Он рассеян и не может найти себе работу, все время поглядывает на кабинет Джей Джей — это предчувствие должно во что-то вылиться. — Ребята, есть дело, — Джей Джей бодро проходит мимо, созывая всех на собрание. Морган вскакивает первым. Джей Джей щелкает пультом: — Итак, у нас есть два тела, мальчики, одному пятнадцать, другому шестнадцать. Оба обнаружены в Грейам парке, Гейлсберг, штат Иллинойс. Тело первой жертвы нашли три дня назад, тело второй — вчера. Это явно серия. В обоих случаях связанные руки и ноги, причина смерти — асфиксия. Он держал их где-то почти двое суток, затем убил. Сегодня пропал еще один подросток, шестнадцатилетний Кристофер Майлз. Полиция считает, что это дело тех же рук. — Следы насилия? — поднимает бровь Хотч. — Гематомы вокруг запястий и лодыжек, следов сопротивления нет. На телах и одежде жертв найдены следы спермы, местная полиция установила, что сперма принадлежит самим жертвам. Следов проникновения нет. — Преступник организован. Выманивает, связывает… Тела не прячет — так уверен в себе или хочет, чтобы мы их нашли? — раздумывает Прентис. — Оба лежат лицом вниз — он не хотел видеть их лиц… Раскаивается? — продолжает Морган. — Раскаивается, — задумчиво тянет Гидеон. — Эфебофилия, — встревает вдруг Рид, — половое влечение взрослых людей к лицам подросткового и юношеского возраста. Сексуальное возбуждение стимулируется физической незрелостью жертв, их неопытностью. Чаще встречается у мужчин. Вообще-то эфебофилия не является парафилией и к педофилии, в соответствии с международными критериями, не относится, но многие авторы считают эфебофилию частным случаем педофилии… — Оу, оу, притормози, Рид, — Прентис треплет его за предплечье. — Рид прав, — говорит Гидеон. — Но я думаю, что это скорее не эфебофилия в общепринятом смысле, а своего рода психофизическая пытка. Он упивается их беспомощностью, их возбуждением. Таким образом он их ломает. Хотчнер вертит в пальцах ручку, сжимает синий пластиковый колпачок. — Считаешь… Он пытался доставить им удовольствие? — Он не стал скрывать следы спермы — хотел показать, что не делал с ними ничего плохого. Показать, что им… понравилось? — Он задушил их, — хрипло говорит Дерек. Все смотрят на него так, будто он болен. Хотч поднимается, собирает со стола документы: — Обговорим возможные версии в самолете. Когда Дерек собирает дорожную сумку в своей квартире, у него перед глазами стоят фотографии с мест преступления. Он видел сотни таких фотографий раньше… Просто сейчас он навязчиво представляет себя на месте этих подростков. «Показать, что им… понравилось?» Иногда ему хочется врезать Риду. За беспристрастность, за язык без костей… За то, что тот знает так много. Остальные агенты прячут взгляд, делают вид, что все нормально, а Рид говорит то, что думает. Иногда Дереку хочется врезать кому-нибудь из коллег. У трапа самолета, опершись рукой о ручку чемодана, Рид пьет кофе из картонного стаканчика. Волосы его развеваются на ветру, путаются, хлещут по лбу и взвиваются над головой. Лицо его абсолютно спокойно. — Не меня ждешь, красавчик? — улыбается Дерек, становясь рядом. Рид опускает глаза, разглядывая пластиковую крышечку: — Никого из наших ещё нет, а погода… хорошая. Мне нравится. — Хорошая, — соглашается Дерек, ёжась на пронизывающем ветру. Нутро самолета манит теплом. Но Дерек знает: там на столе лежат папки с документами и фотографиями — по одной на каждого члена команды. Там придется говорить и выстраивать профиль… Дерек очень хорошо знает его профиль. — Знаешь, я хотел сказать… — Рид, щурясь, смотрит вдаль, на крохотную приближающуюся к ним фигурку Прентис, а Дерек разглядывает логотип кофейни между его стискивающими стаканчик пальцами. Рид так долго пьет свой кофе? Или заехал за новым? — Это дело… Я думаю, что твои воспоминания не должны мешать нашей работе… То есть я заранее прошу прощения за то, что не буду тебя щадить и, возможно, недоговаривать чего-то. Я буду говорить всё как есть, потому что ты ведь понимаешь, мы должны поймать его… — Понимаю, — кивает Дерек. Он наблюдает за пляской лилового шарфа Рида на ветру. Лилового в полосочку. На Риде фиолетовые джинсы. Иногда Морган спорит сам с собой о том, как оденется Рид в тот или иной день. Разглядывать Рида интереснее, чем обдумывать то, что он сейчас сказал. — Привет, — кивает подоспевшая Прентис. — Чего стоите на ветру? — Дышим воздухом, — мямлит Рид. Дерек берет с земли дорожную сумку и поднимается в самолет. На обсуждении дела Морган отмалчивается. Слушает версии коллег, мусолящих малозначимые факты. Гидеон бросает на него долгие пристальные взгляды. Дерек отводит глаза — совершенно не хочется играть в психологические игры. Сначала самоотверженный Рид у самолета, теперь задумчивый, нехорошо притихший Гидеон. А ведь когда-то они договорились, что не будут профилировать друг друга. «Наша работа требует уверенности в себе», — говорил Гидеон. Дерек уверен. После общего обсуждения он долго смотрит на одну фотографию из папки. На растрепанную челку убитого мальчишки, на яркие следы от веревки на запястьях и щиколотках. Он видит себя. Запутавшегося, связанного обещаниями и чувством вины. Вновь слышит скрипучие шаги на лестнице, вспоминает широкие ладони, которые могут быть такими пугающе ласковыми, и липкий страх, сменяющийся наслаждением, в темной душной спальне. Рид в соседнем кресле слушает музыку в огромных наушниках. Глаза его прикрыты, на лице — блаженство. Хотч делает вид, что спит. Прентис садится напротив, само участие: — Ты не хочешь поговорить? — Нет, спасибо. — Морган обезоруживающе улыбается. — Уверен? Знаешь, ты мог бы взять небольшой отпуск… — Уверен, Прентис. Мы уже говорили об этом с Хотчем. Спасибо. Это был неприятный разговор. Дерек не любит просить о помощи, а тогда пришлось это сделать под тяжелым взглядом Хотчнера. «Хорошо. Я не отправлю тебя в отпуск, но ты должен понимать, что я не могу оставить всё как раньше. Ты защищаешься, строишь баррикады и не умеешь давать выход эмоциям. Твоя психика сейчас неустойчива. Поэтому на первых порах будешь работать с кем-то в паре». Дерек до сих пор гадает, кого выберет Хотч ему в напарники. Ресницы Хотчнера подрагивают, Рид уменьшил музыку в плеере, только Гидеон как сидел спиной, читая журнал, так и сидит. Не к добру это, думает Дерек. Притихший, невмешивающийся Гидеон. Дерек чувствует нарастающее напряжение, концентрацию на себе всеобщего внимания, но Прентис, еще раз участливо улыбнувшись, отсаживается, и сонная духота вновь заполняет салон до отказа. Дерек выдыхает. Вытягивает вперед затекшие ноги. Праздно оглядывает притихший салон, смотрит в иллюминатор на тёмные волокнистые облака. Из наушников Рида приглушенно звучит Моцарт. Так странно, Рид раньше не слушал музыку в самолете. Не может уснуть? Расслабиться? Дерек наблюдает за тем, как Рид дышит. Грудная клетка под рубашкой мерно вздымается, руки расслабленно лежат на подлокотниках, ладонями кверху. Он такой худой, просто удивительно, как он выполняет нормативы. Над собой Дереку пришлось работать, воспитывать свое тело, заострять разум — не так-то просто копу из Чикаго оказаться в отделе поведенческого анализа ФБР. То, чего Морган добивался упорным трудом, пришло к Риду само. А он… Глупый, неуверенный Рид… Рассказал бы ему кто-нибудь о тысячах других асоциальных умников, которые всю жизнь мечтают работать в ФБР и не добиваются ровным счетом ничего; рассказал бы ему кто-нибудь о том, как привлекателен его ум, его неординарность на самом деле, рассказал бы, о том, что такие тонкие, ломкие, совершенно девчоночьи запястья… Дерек задыхается. Закашливается, судорожно открывает бутылку «Эвиан», жадно пьет. Рид распахивает глаза: — Все нормально? — Да, я просто… — не зная, как закончить предложение, Морган обезоруживающе улыбается. Рид улыбается в ответ и снова закрывает глаза. Заправляет за ухо непослушную прядь волос. Все нормально. С подбородка стекают капли воды, кляксами расплываются по футболке, голубая крышечка от бутылки подрагивает на полу под столом. Все нормально, просто Дерек привык заботиться о ком-то… о ком-то… о Риде? Привык беспокоиться, думать о нем, о его… запястьях? Дерек размеренно дышит, пытается успокоить взбесившееся вдруг сердце. Устраивается удобнее в кресле — сейчас нужно просто поспать. В конце концов, он и не после таких ужасов засыпал, что ему запястья Рида. — Господи, Господи, — отчаянно шепчет он. В комнате темно, в окне виден бледный бок луны. Дерек не знает молитв, он умеет только просить. Почему-то Дерек думает, что Бог на луне. Каждой ночью, когда все заканчивается и притворяться, что он спит, уже нет нужды, Дерек садится на кровати и просит, как умеет. И смотрит на луну. — О Господи… Гидеон мягко трясет его за плечо — прилетели. Безликий пустой аэропорт Иллинойса, типичные машины, накопленный за две недели недосып. Голова тяжелая, а светофоры, словно сговорившись, сияют красным. Прентис мерно жует жвачку на соседнем сиденье, листает карту Гейлсберга. Все города одинаковые — солнечные, запыленные. Полицейские участки расположены по одной и той же схеме. Высокий седеющий шериф Брэд Паркер косо поглядывает на чудодейственное ФБР сквозь роговые очки, докладывает о положении дел. Ничего нового, всё это Морган уже слышал два раза — в офисе и в самолете. Полицейские проверяют возможные версии, опрашивают соседей. Комната, которую им выделили, выходит окнами на оживленную трассу. В распахнутое окно врывается шум и знойный воздух. Шериф Паркер говорит слишком тихо, да и Моргану интереснее слушать неравномерное шуршание проезжающих машин, надев на лицо маску вежливого внимания. Хочется прекратить это и выдать такой явный, лежащий на поверхности профиль преступника. Но Дерек решает подождать пока, понаблюдать немного. А заодно посмотреть, кто же станет залогом его пребывания здесь, кто станет укрощать его «неустойчивую психику». — Надо поговорить с семьями, найти объединяющий детей фактор, — говорит наконец Хотч. — Морган, Рид, съездите к родителям первой и второй жертвы, Прентис, Джей Джей, займитесь родителями похищенного мальчика. Гидеон, мы с тобой посетим Грейам парк. Значит, всё-таки Рид. Хотч глядит на Рида дольше обычного. Интересно, когда Рид говорил про «не буду тебя щадить», у них уже была договоренность? Морган усмехается, проследив, чтобы оба заговорщика это увидели, и идет прочь из комнаты. Когда Гидеон предупредительно открывает ему дверь, хочется громко выругаться. Во взятых напрокат машинах отвратительно пахнет. — Я читал, что для мальчиков, в отношении которых совершали развратные действия, увеличивается риск, что они в конце концов сами станут растлителями детей — около пятидесяти процентов признавшихся растлителей в детстве были жертвами педофилии. Было еще одно исследование, по данным которого эта цифра составляет семьдесят процентов… — Знаешь, Рид, — мягко говорит Морган, — иногда мне хочется тебе врезать. — Правда? О… — Рид по-ученически складывает ладони на коленях и отворачивается к окну. – Я только имел в виду, что у нашего подозреваемого стоит искать детскую травму и, возможно, распавшуюся семью. И, между прочим, под обе эти черты психологического портрета я подхожу так же, как и ты, — и это совершенно ничего не значит. Если я тебя как-то задел, то извини. Я предупреждал. Дерек молчит. Трет ладонью лоб, будто это как-то поможет ему собраться. — Прости, Рид... — вздыхает. — Я… — Окей, всё нормально. Нормально. Остаток дороги Рид сосредоточенно смотрит в окно, покусывая губы, словно продумывает какой-то сложный план. Дерек делает музыку громче. Чистенький дом на окраине пахнет утратой. Этот запах почти не чувствуется — тонкий, одинаковый для всех домов, где потеряли кого-то близкого. В первый раз Дерек ощутил его в собственном доме много лет назад, когда не стало отца. Тогда хотелось зажать нос и нестись прочь из душных комнат, а сейчас… сейчас Морган практически ничего не чувствует. С позволения хозяйки дома они осмотрели комнату Джека Колтона. Обычная комната — плотные занавески, плакаты рок-групп на обоях, ноутбук с вычищенным кэшем и бас-гитара в углу. Морган позвонил Гарсиа, попросил проверить ноутбук, послонялся по комнате, пытаясь представить, какие тайны могут быть у подростка. Темную комнату и чужие сильные руки, мигом всплывшие в памяти, он сразу же отмел прочь. Сейчас они разговаривают в просторной гостиной, увешанной фотографиями некогда счастливой семьи. Женщина, сидящая перед ними на неудобном стуле с прямой спинкой, отдаленно напоминает ту счастливицу с фотографий. Рид ведет. Дерек думает, что Рид тщательно проинструктирован Хотчем о том, как нужно держать себя с коллегой, переживающим не самые простые времена. Интересно, это Хотч подучил его резко захватить лидерство в их тандеме в свои руки, или это инициатива Рида? Пока Дерек наблюдает. Позволяет ему лидировать до поры до времени. И это даже интересно — Рид деловой и необычайно уверенный в себе. — …мы понимаем ваше горе, миссис Колтон, — тем временем вещает Рид. Он с порога стал очень активно вести допрос. Потом они молчали, а миссис Колтон плакала. Сейчас у Рида открылось второе дыхание. — Вы могли бы помочь нам. Нам нужно знать все о вашем сыне, постарайтесь вспомнить что-нибудь ещё. Чем он интересовался, куда ходил по выходным? Дерек уже знает фамилию их семейного врача, изучил медицинскую карту Джека, записал имя девушки, с которой тот когда-то встречался. Время течет медленно, и нужно действовать быстрее, потому что где-то там сейчас… — Как все дети… — Миссис Колтон неуверенно пожимает плечами. — Музыка, компьютерные игры… Бейсболом увлекался, ходил на тренировки по вторникам и четвергам… Дерек стискивает зубы. — Спасибо, мы примем это к сведению. У него был лучший друг? Человек, который мог бы рассказать о нем? — Конечно, он очень дружит… он был очень дружен с Энди Бэнноном и Кристофером Майлзом. Они вместе занимались музыкой, хотели создать группу… Они наши соседи. Они были нашими соседями, — миссис Колтон глухо всхлипывает. – С Энди сделали то же, что с моим мальчиком, а Кристофера похитили. Наши дети очень дружили с самого детства, они выросли вместе… Рид подсаживается к плачущей миссис Колтон, несмело гладит ее по плечу. Морган выходит на улицу, на невысокое крыльцо. У дома на противоположной стороне дороги припаркован джип Прентис. — Морган, с тобой все нормально? — Рид кладет ладонь на его предплечье. Ладонь горячая и очень легкая, будто Рид боится, что его рука окажется слишком тяжелой для Дерека. Дерек кивает и придавливает эту ладонь сверху — мол, все нормально, не бойся. Рид вздрагивает от неожиданности. Дерек переводит взгляд на свою руку поверх чужой, контрастно-белой. У Рида звонит телефон, и что-то снова ускользает от Моргана. Что-то важное, связанное с Ридом. — Эй, Дерек, пойдем! — кричит Рид, направляясь к машине. К уху он все еще прижимает трубку. У джипа он останавливается, нацепляет на глаза черные очки. — Сейчас все подойдут, — говорит. Засовывает руки в карманы и, прислонившись спиной к горячему боку джипа, поднимает голову к небу. — Оказалось, что все жертвы живут рядом. Хотч и Гидеон приехали сюда с места преступления и уже опросили родителей второй жертвы. Сейчас они будут. У нас выйдет почти пикник вместо совещания. Морган глядит на Рида и думает, что тот отчаянно фальшивит. Новые, слишком узкие для официального дресс-кода джинсы, вызывающая поза… Рид похож на бунтующего подростка. И то, как неспешно он проводит пятерней по волосам, провокационно и не слишком уместно… — Спенсер, — говорит Морган, опершись рукой о машину рядом с его плечом. — Если бы я не знал тебя так хорошо, я бы решил, что ты меня кадришь. Рид сразу как будто весь сжимается, ссутуливается, поникает плечами: — Знаешь что, Морган… — Спенсер, Дерек, раз уж мы все здесь, давайте объединим сведения, — подошедший Гидеон деловито записывает что-то в свой блокнот, за ним маячат Прентис и Джей Джей. Их нагоняет недовольный Хотч: — Как получилось, что все мы приехали в одно место? Почему не сказали, что улицы, на которых проживали жертвы, находятся в трех шагах друг от друга? Мы не для того сюда прибыли, чтобы заниматься одинаковой работой! — Очень просто, — оживает Рид. Солнце окрашивает стекла его зеркальных очков металликом. — Эти три дома официально находятся на разных улицах, но на самом-то деле жители этих домов могут считать себя соседями. Этот Т-образный перекресток — своего рода достопримечательность города. Его устройство не случайно: эти три улицы проходят через весь город и встречаются здесь, образуя небольшую площадь… — Ясно, Рид, — мягко прерывает Хотч. — У кого какие мысли? — Это кто-то близкий, — говорит Морган, глядя на низенькую живую изгородь, протянувшуюся вдоль улицы. — Скорее всего. Выбор жертв явно не случайный. — Это может быть эротомания, — предполагает Прентис. — Он держался, наблюдал за всеми тремя… — Возможно, — кивает Гидеон. — Подобного рода наклонность — это уже парафилия, да и насилие без проникновения — признак сексуальной неадекватности. Возможно, что-то похожее происходило с ним самим в детстве. Нам стоит искать подозреваемого с детской травмой, скорее всего из распавшейся семьи. — Дерек смотрит на Рида: тот, должно быть, горд, что Гидеон повторяет его слова, но в зеркальных стеклах очков он видит только свое отражение. — И думаю, мы уже готовы дать профиль. — Я позвоню Гарсиа насчет насилия, — говорит Дерек и отходит. — Да, детка, — отзывается в телефоне Гарсия. — Лучший мозготрах — это здесь. — Привет, Гарсиа. — О… Как ты, Дерек? — Нормально. Слушай, нам нужно поднять дела о сексуальных преступлениях против несовершеннолетних в Гейлсберге. Давность — пятнадцать — двадцать пять лет. Это иголка в стоге сена, но ты можешь попробовать задействовать дополнительный критерий поиска — распавшаяся семья. — Как скажешь, мой хороший. Держись там. — Обязательно. Когда Дерек возвращается, Рид рассказывает Хотчу о миссис Колтон. Пахнет бензином и нагретым асфальтом. Дереку кажется, что это сон. Словно со стороны он смотрит на стоящих плотным кругом коллег. «Наша работа требует уверенности в себе». Дерек уверен, что они напрасно тратят здесь время. Три чистеньких дома с аккуратными газонами. Соседи, живущие на разных улицах. Этот перекресток воняет горечью. Слишком сильная концентрация. Хотя, может быть, это лишь запах горячего асфальта. — Итак, что у нас есть, — говорит Хотч. — Три близких друга. Обычные мальчишки. Любили громкую музыку, хотели сколотить группу, ходили вместе на бейсбольные тренировки. Первая жертва Джек Колтон в вечер вторника не вернулся с тренировки, Энди Бэнноно не вернулся с тренировки в четверг. Морган, Рид, съездите в школу, поговорите с администрацией, с тренером по бейсболу и будьте внимательны. Гидеон, Прентис, отправляйтесь к родителям похищенного. Джей Джей, со мной в участок, готовим пресс-конференцию. Надо наверстать время, упущенное здесь. Это всё. Все разбегаются по машинам. Морган счастливо вздыхает, оказавшись в долгожданной прохладе, включает зажигание. — Я не кадрю тебя, — вдруг говорит Рид, пристегнувшись. — Ты же знаешь, что я не слишком хорошо умею это делать. Дерек смеется: — А то я не понял. Ладно тебе, Рид, я просто… — Но вообще ты мне нравишься. — …пошутил. Рид старательно смотрит вперед. Пару минут они едут молча. Дерек пытается найти в себе хоть капельку удивления, но понимает, что всегда это знал. Случайные встречи в кафе у работы или у лифта, почти постоянная работа в паре, удивительное внимание и чуткость… Интересно, все уже заметили? Дерек не готов сейчас думать об этом. Он готов продолжить возводить вокруг себя защитные бастионы, потому что вплетать чувства в его и без того сложное положение… — Слушай, Рид, — вздыхает он. — Это всё… Давай поговорим после дела? Рид кивает. Дерек внимательно следит за дорогой, на перекрестках нервно стучит по рулю. И Дерек не думает о Риде, за последние две недели он здорово поднаторел в таких вещах. Сейчас он выбирает отрицание. Тщательно забывает этот разговор — если он его не помнит, значит, все по-прежнему. От одного вида сетки, огораживающей школьный двор, у Дерека портится настроение, но это нормально, он привык. У крыльца хихикает группка девочек, беззастенчиво целуются парочки. Дерек не любит вспоминать свои школьные годы. — Ненавижу свои школьные воспоминания, — тихо говорит Рид, когда они поднимаются по ступенькам. Он не замечает, с каким интересом смотрят на него притихшие старшеклассницы. Морган приветливо улыбается им и спрашивает, как пройти в кабинет директора. — И я ненавидел таких, как ты, в школе. С такой улыбкой и таким телом. — Думаешь, у меня в школе было такое тело? — Они идут по гулкому школьному коридору. — Ну, — тушуется Рид, — улыбка точно была. — Была, — признается Дерек. Когда Рид волнуется, он много говорит и не всегда успевает контролировать свою речь. Сейчас Дерек гадает, сообразил ли Рид, кого именно покорила эта улыбка, а еще раздумывает, отчего так разволновался Рид — оттого, что увидел стайку симпатичных девчонок, или оттого, что спрашивая, как найти директора, Дерек положил руку на его плечо. — Прости, Дерек, — серьезно говорит Рид, перед тем как зайти в директорский кабинет. Морган вопросительно поднимает брови. — Я не подумал, насчет школьных лет. Не нужно было этого говорить. И я не ненавидел бы тебя… — Я помню, я тебе нравлюсь, — дразнит его Дерек и открывает дверь, пропуская Рида вперед. Дерек видел сотни директорских кабинетов, они все были одинаковые. Этот — не исключение. Портрет президента, жалюзи, мебель из темного дерева. Директор, строгая женщина лет сорока, повторяет слова матери Джека Колтона. Все трое были обычными парнями, были очень дружны, ходили на бейсбол, играли какую-то громкую музыку в своей группе. Ничего нового. — Теряем время, — говорит Дерек, пока они идут в кабинет школьного тренера. — Ты не прав. — Рид заправляет за ухо выбившуюся из прически прядь. — Мы действуем по плану. Ты слишком спешишь, может, тебе стоит... — В отпуск? — Нет. Я имел в виду, немного расслабиться. Это сложно, я понимаю, но… Но есть определенный регламент, мы всегда по нему работаем и добиваемся успехов и… Они стоят у двери с латунной табличкой «тренер Грин». Рид все еще играет в лидера. Запинающийся лидер. Дерек усмехается. — Я узнаю его, понимаешь? — Нет, — Рид засовывает руки в карманы и чуть покачивается на пятках. — Физиогномика — ничем не обоснованная наука. Теоретически я допускаю возможность, что ты что-то почувствуешь, но мы считаем… — Мы? — Дерека подташнивает от этих непутевых заговорщиков. — Скажи, ты ведь теперь мой неофициальный надсмотрщик? Приглядываешь за мной по поручению Хотча? — Конечно, — Рид смело глядит ему в глаза. — Ты должен понимать — мы заботимся о тебе. — Я понимаю, — говорит Морган и дергает на себя затёртую дверь. Тренер Грин — высокий, широкоплечий, стареющий ловелас. У него гладко зачесанные назад волосы и убедительно белоснежная улыбка. Когда они заходят в кабинет, он заполняет какие-то бумаги. На его столе стоит галлон молока в пластиковой канистре и полупустой стакан. Увидев их, тренер поднимается, улыбается, и Морган сразу понимает, что это не он. Интерес мигом пропадает. Рид по третьему разу за этот день задает одни и те же вопросы. Тренер улыбается, отвечает правильно. Пьет молоко из стакана. На стене за ним плакат — полуобнаженная девушка с соблазнительным взглядом и стаканом молока в руке. «Хочешь молока?» — гласит надпись на плакате. Ловкий ход для привлечения молодежи к здоровому образу жизни. А раньше в школах вешали плакаты с веселыми коровами. «Пей молоко — будешь здоров!», — говорил Карл Буффорд, и Дерек ему верил. Верить перестал, а привычка осталась – стакан молока каждое утро. Рид тем временем ведет когнитивное интервью. Тренер морщит лоб, но ничего необычного не припоминает. Всё как обычно: «они были очень дружны, они ходили на бейсбол». — Теряем время, — повторяет Дерек, когда они выходят из кабинета. Рид не отвечает, лишь поджимает губы. Девочки все еще стоят у крыльца. Завидев их, они замолкают и таинственно улыбаются. — Это они тебе улыбаются, Рид, — говорит Дерек. — Ну конечно, — хмыкает тот. Мимо девочек он проходит с высоко задранной головой. Дерек уверен, что они уж точно оценили его узкие джинсы. Кажется, это сейчас очень модно. Самое сложное в их работе — переключаться, дистанцироваться от текущего дела. Делать паузы. Видеть четкую грань между профессионалом в рабочее время и хорошим парнем дома или в кратких промежутках между допросами. И Дерек тщетно старается найти нейтральную, безопасную тему для размышлений. Как хреново должны обстоять дела, если даже подумать не о чем без содрогания. «Можно спятить, если целыми днями думать только о деле», — считает Гидеон. И сам, конечно, думает о делах постоянно. — Тебе в детстве не хотелось побыть кем-то другим? — задумчиво спрашивает Рид, усаживаясь в машину. — Мне и сейчас иногда хочется, — улыбается Дерек. — А я хотел, — говорит Рид. — Я хотел носить крутые драные джинсы, пить крепкие спиртные напитки и ругаться матом. — Ну, это не сложно, — снова улыбается Дерек. В плотных сумерках поток машин кажется размытым, зной сменяется вечерней прохладой. Дерек выключает кондиционер. — Почему ты всегда улыбаешься? — поворачивается к нему Рид. — Не знаю. Я так себя чувствую, — уверенно врет Дерек. Все что угодно, только не говорить об этом сейчас, не копаться в его мозгах, не вспоминать, не интерпретировать. — Тебе действительно хочется сейчас улыбаться? — Ну да… — Ясно. Словно что-то лопается внутри, растекается злым теплом в груди. — Что тебе ясно, Спенсер? Знаешь, ты плохо выполняешь предписания Хотча, ты злишь меня. Тебе ли не знать, о том, что не стоит так разговаривать с человеком с «неустойчивой психикой». Мне действительно неплохо досталось, и я действительно не понимаю, чего ты сейчас добиваешься. Если я не буду улыбаться, если я буду постоянно думать о тех убитых парнях, у меня выкипят мозги. Я и так… — Ты очень агрессивен, — перебивает Рид. — Тебе нужно как-то сублимировать эту агрессию, чтобы снять внутреннее напряжение. — Эксперименты на мне проводишь? — Нет, просто беспокоюсь. — Рид вздыхает. — Вообще-то ты мне давно нравишься. А сказать об этом я решил только сейчас — из-за тебя. Это замещение, перенаправление эмоций с опасного объекта на безопасный. Кто мог предположить, что ты задвинешь мое признание и сосредоточишься на страданиях по своему прошлому. Просто я думал, что достаточно изучил тебя и что ты станешь беспокоиться по поводу моей несчастной влюбленности и забудешь ненадолго о своих проблемах, но… — Но я, кажется, слишком эгоистичен даже для этого. — Я этого не говорил. Остаток пути они едут молча. Дерек никак не может понять, о чем думать сложнее: о Риде или о текущем деле. Рид побеждает — сознание, старательно игнорируя все мысли о нем, возвращается к расследованию. Дерек еще раз вспоминает показания директора и тренера по бейсболу. Перебирает в памяти лица людей, встреченных вблизи домов потерпевших. Дерек уверен: преступника он узнает. Сразу, моментально, как только увидит. Коробка полицейского участка тускло светится окнами. Все машины команды на парковке — они с Ридом приехали последними. Дерек вынимает ключи из замка зажигания: — Спенсер, хочешь, я научу тебя ругаться матом? Рид улыбается, мотает головой и выходит из машины. — Пойдем, — говорит. Следуя за ним к участку, Дерек пытается сосредоточиться на личности убийцы, но почему-то никак не может отвести взгляд от спины Рида. Гидеон бы это не одобрил: «Агент должен уметь отделять свою личную жизнь от расследования. При ином раскладе стоит работать в другом месте». Но Дерек не виноват, что на него одновременно навалилась такая гуща разноплановых событий. Рид докладывает Хотчу о результатах допроса. Полицейские тихонько переговариваются по углам. Коллеги ведут себя странно, старательно на него не смотрят — Дерек не может разобраться, это правда или лишь проекция его сознания. Кажется, что в любой момент он может взорваться. И Рид был как всегда прав. Пожалуй, стоит найти в этом городе спортзал и хорошенько выложиться на тренажерах. — Не хочешь поговорить? — Гидеон бесшумно подходит сзади. — О чем? — О Буффорде. Думаю, тебе нужно разобраться с этим. При ином раскладе… — …стоит работать в другом месте, я знаю. Или взять отпуск, да? Гидеон молчит недолго. — Сейчас ты не являешься полноценной частью команды. Ты напряжен сам и напрягаешь других. Я думаю, что тебе все-таки стоило воспользоваться отпуском. Но, буду честным, мы не оставили тебя в Квантико, потому что понимали, что ты там свихнешься один. И помощи просить не станешь. — Гидеон вздыхает, а потом прибавляет уже гораздо мягче: — Мы не враги тебе, Дерек. Просто знай: тебе нужно только попросить — любой из нас с радостью поможет. — Я справлюсь сам, — уверенно врет Дерек. Все что угодно, только не говорить об этом сейчас, не копаться в его мозгах, не вспоминать, не интерпретировать. — Ладно. Как хочешь. А что у тебя с Ридом? — Послушай, это наше с ним дело и никого оно не… — Я говорил о расследовании. У Дерека перехватывает дыхание. Гидеон складывает руки на груди, пристально глядя в темноту за окном. Дерек не смотрит на него, но кожей чувствует, что тот улыбается. — Итак, — звучно начинает Хотч, — мы готовы дать профиль преступника. Голоса в комнате мигом стихают. — Наш преступник — белый мужчина лет сорока, — начинает Прентис. — Скорее всего, у него в детстве была семейная драма, а за последнее время произошла какая-то неприятность, послужившая толчком. Преступник хорошо организован, осознает свои действия, знает, что его ищут. У него есть машина и место, где он держит своих жертв. Место должно быть отдаленным, чтобы не было слышно их криков — он не затыкал им рты. — Он хотел чего-то добиться от них, — продолжает Гидеон. — Любви? Парадоксально, но наложенное на эротоманию психическое расстройство подобного типа может быть выражено и так. Он не слишком активен в сексуальной сфере. Тяга к подросткам объясняется, скорее всего, незнание ими техники полового акта с вытекающей отсюда возможностью навязать свой собственный стиль сексуальных отношений. Если человека связать, то уже через несколько часов он начинает ощущать боль, онемение в конечностях, и это может быть похожим на пытку. Он ломает их, он хочет что-то доказать. Он удовлетворяет их раз за разом, думая, что они изменят к нему свое отношение. — Этот человек — кто-то из их окружения, — подхватывает Хотч. – Выбор жертв явно не случайный, на телах не обнаружено следов насилия, а все похищенные были крепкими ребятами и могли оказать сопротивление. В крови жертв обнаружены следы бензодиазепина, сильного транквилизатора. Он заманивал их под предлогом какого-то дела, поил снотворным и связывал. — Таким образом вам стоит сосредоточиться на окружении жертв, — говорит Паркер полицейским. Они кивают, тщательно строчат в своих блокнотах. Дерек выдыхает и выходит вперед: — На вид это просто приятный, хорошо одетый человек. Он даже подчеркнуто благополучен, вы никогда не узнаете его по внешнему виду. Это семейный человек, живущий тихо, незаметно. В бытовой жизни все было спокойно до последнего времени. Но недавно в его жизни произошло что-то значимое. Что-то, что побудило его на преступление. За последнюю неделю он похитил трех человек, он держал их в отдаленном месте. Жена, соседи, кто-то должен заметить его странные отлучки. Вы должны сосредоточиться на двух вопросах — не происходило ли в последнее время чего-то странного, выбивающегося из каждодневной рутины. Не ведет ли кто-то себя странно, нетипично. На ваш взгляд это может быть незначительный факт, не игнорируйте его, проверяйте и докладывайте шерифу Паркеру. У нас катастрофически мало времени, чтобы поймать его. — А чтобы он заволновался, — заключает Хотч, — мы проведем сегодня пресс-конференцию. И он себя узнает. — Узнает и захочет избавиться от жертвы? — спрашивает один из полицейских. — Не захочет, — отвечает Гидеон. — У него есть план, распорядок. Он не откажет себе в удовольствии, просто не сможет. Он одержим. У нас еще есть время. «Наша работа требует уверенности в себе», — говорит Гидеон. Дерек ему верит. Пресс-конференция затягивается до поздней ночи. Джей Джей и Хотч взывают к бдительности, терпеливо отвечают на вопросы. «Можно спятить, если целыми днями думать только о деле», — любит повторять Гидеон. Конечно, за поздним ужином все говорят только о деле. Дерек возит вилкой по тарелке. Есть не хочется, и многоголосьем в ушах — «если человека связать, то уже через несколько часов он начинает ощущать боль, онемение в конечностях и это может быть похожим на пытку» и «он удовлетворяет их раз за разом, думая, что они изменят своё отношение к нему». — Как ты? — Рид, сидящий рядом, сосредоточенно режет бифштекс. — Я? Нормально. — Не хочешь поговорить? — О черт, Рид, только не ты. У вас такая договоренность — достать меня к вечеру этим вопросом? — Это не так. Мы хотим тебе помочь. Знаешь, я думал, что если не щадить тебя, ты немного отвлечешься, выльешь на меня свою агрессию. Мы все думали, что тебе надо как-то открыться, как-то выложиться. Но потом поняли, что с каждым днем только больше закрываешься. Поэтому я попробовал отвлечь тебя радикальным способом, сказать, что… — Рид оглядывает стол, чтобы убедиться, что их никто не слышит. — Сказать то, что я тебе сказал. Иногда Риду хочется врезать. За то, что он самый умный. — Надеюсь, вы не совещались насчет этого, — хмыкает Дерек. — Нет, это была моя инициатива. Дерек чувствует, как звенят его натянутые до предела нервы. Раньше он топил себя в детских воспоминаниях и переживаниях из-за дела, а теперь… А теперь ко всему этому прибавилась паранойя из-за странного поведения коллег и тревога за Рида. Спасибо вам, дорогие коллеги, дорогие психологи. Самый действенный способ спасти человека от него самого — довести до белого каления. Рид сосредоточенно режет бифштекс. Морган поднимается. Стул скрежещет ножками по полу, жалобно звякает посуда на столе. Голоса за столом стихают, все оборачиваются, смотрят на него, как будто он болен. Морган обезоруживающе улыбается. И уходит наверх, в свой номер. *** Он не сразу это понял. Сначала он просто смотрел. Оглаживал взглядом острые коленки, любовался темной дорожкой волос, идущей вниз от пупка, розовыми сосками, острыми ключицами, удивительно полными губами. О, эти губы! Он не понаслышке знает, о том, как сложно показать свою любовь. Он плохо спит ночами. Не включая свет, плетется на кухню, открывает холодильник и пьет молоко прямо из канистры. Белесые струйки стекают по шелковому халату, по ногам, жемчужными лужицами оседают на полу. В отражении темного окна – его силуэт. Запутавшийся, отравленный, зависимый. Он закрывает глаза, а под веками — гибкое, молодое тело в тускло освещенной душевой. Он помнит каждую каплю воды, каждый светлый волосок на его шее. Он помнит рельеф его спины, изгиб ягодиц. Он помнит широкую незагорелую полосу от плавок, начинающуюся под двумя симметричными ямочками. Он помнит длинные ноги и изящные, совершенные стопы. Он помнит жаркий, молодой запах — запах пота и алкоголя. Он помнит быстрые движения его руки. Он мог бы повторить их. Он повторял. Этот ритм въелся в его мозг, вместе со звуком льющейся воды и редкими, тишайшими выдохами. Он не понаслышке знает, о том, как сложно показать свою любовь. Это сложно, но он научился. Он знает, каков на ощупь его член, как он наливается от прикосновений. Он знает вкус его кожи. Он знает, как темнеют его глаза от возбуждения. Он знает тихое «не надо» и другие громкие обидные слова. Он должен был сделать это. У него просто не было выхода. Как еще он мог уговорить мальчика остаться? И еще этот ритм — быстрые движения руки, звук льющейся воды и тихие выдохи… Этот ритм свел бы его с ума. Он убирает молоко в холодильник и подходит к темному окну. На секунду ему кажется, что в темноте мелькает любимое лицо, искаженное от удовольствия. Или страдания. Он прижимается к стеклу горячим лбом. Он докажет ему. Он докажет им всем. *** В номере прохладно. Дерек зажигает свет, проходит к окну и прижимается к холодному стеклу полыхающим лбом. В голове его — беспросветный бардак. Мысли, ситуации путаются, цепляются друг за друга: «Он держал их связанными почти двое суток, затем убил». «Ты не хочешь поговорить?» «Они дружили с самого детства». «Но вообще ты мне нравишься». «Пей молоко — будешь здоров!» «Он удовлетворяет их раз за разом…» «Можно спятить, если целыми днями думать только о деле». Стук в дверь прерывает эту бесконечную круговерть. — Привет. — В дверях стоит Рид. Он внимательно смотрит в какую-то точку над левым плечом Дерека. — Могу я войти? Морган шире открывает дверь. Рид проходит за ним в комнату, садится на самый краешек кровати. Морган стягивает через голову футболку. Он собирался в душ и не будет менять своих планов из-за прихода Рида. И может быть чуть-чуть, самую малость ему хочется поволновать его, отомстить за эти все эксперименты. Хочется, чтобы тот поднял глаза… Дерек задыхается. Закашливается, хватает с тумбочки бутылку с водой, жадно пьет. — Пожалуй, это было лишним, — тихо говорит Рид. Он жадно следит за каждым движением Дерека. Нервно облизывает губы. — Я имею в виду… Я наговорил тебе глупостей, теперь жалею и… Морган, я передумал, научи меня ругаться матом? Рид глядит снизу вверх. Между бровями — две вертикальные морщинки, их мучительно хочется разгладить. Какой же он все-таки еще ребенок. Дерек садится на кровать с ним рядом, пытаясь справиться с неуемной, невесть откуда взявшейся нежностью: — Знаешь, если ты хочешь понравиться, тебе не нужно притворяться кем-то другим. Ты достаточно добился, чтобы быть уверенным в себе. Ты не такой, как все, и это очень привлекательно. Серьезно. И внешне… — почему-то ему все труднее говорить. — Ты тоже весьма… — Дерек, ты не обязан этого говорить. Это ведь я пришел тебя успокаивать. — Да, — соглашается Морган. — Да, — зачем-то повторяет Рид. Рид сейчас слишком близко, и Морган пытается понять, в какой момент это стало так на него действовать. Они соприкасаются бедрами – Дерек понимает, что нужно отодвинуться, но он не может. Тело напряженное, словно чужое. Даже через слои ткани чувствуется, какое горячее у Рида тело. Дерек не может оторвать взгляд от острого, обтянутого денимом колена. Можно было бы послать все к чертям, и дотронуться, только дотронуться и посмотреть, что из этого выйдет. — Ужасно, что я все время думаю о тебе? — тихо спрашивает Рид. — Нет. — Гидеон бы не одобрил, — вздыхает. — Помнишь, он как-то сказал, что если не умеешь переключаться между работой и личной жизнью, то стоит работать в другом месте. — Не поверишь, я тоже все время об этом думаю. Он мудрый парень, наш Гидеон. Рид кивает, убирает за ухо прядь волос. Дерек разглядывает его профиль. В тусклом свете ночника Рид выглядит иначе. А может быть, Дерек просто не замечал раньше красивого высокого лба, ясных глаз и совершенной кожи. Да и не было возможности вот так разглядывать его — долго и явно. А сейчас они так близко, что можно увидеть крохотные точки щетины на его подбородке и небольшую трещинку на нижней губе. Молчание обволакивает плотным коконом. Комната, этот разговор — вся ситуация — кажется неживой, иллюзорной. Рид вздыхает, нервно барабанит пальцами по бедру. — А ты… правда считаешь меня привлекательным? — Да. Рид покусывает нижнюю губу, словно продумывает какой-то сложный план: — Думаешь, мы могли бы когда-нибудь?.. — Я не знаю. Я просто не могу сейчас думать об этом. — А все потому, что я не умею ругаться матом, — нервно смеется Рид. — Точно. Все из-за этого, — подхватывает Дерек. В горле сухо, он снова тянется к бутылке с водой. Рид поднимается: — Просто знай, тебе нужно только попросить, я с радостью помогу тебе. С чем угодно. — Я справлюсь, — уверенно врет Морган который раз за сегодняшний день, — точно справлюсь. — Хорошо. Так, уже поздно, я… — Иди, да. В душе Дерек делает воду предельно холодной и стоит под ледяными струями до тех пор, пока мысли о тепле не вытесняют все остальные. — Господи, Господи, — отчаянно шепчет Сюзан. У нее роскошное тело, и она умеет так извиваться, вытворять такие вещи... Дерека все устраивает, только очень хочется, чтобы она замолчала. Ролевые игры с кляпами уже поднадоели, а сказать, почему его так раздражают стоны Сьюзан (а до неё Кейт, а до неё Дженни) он не может. Дерек сам этого не понимает. — О господи… Будильник разражается истошным воплем. Дерек сшибает его на пол, медленно выпутывается из-под одеяла. Ему по обыкновению холодно, и он не сразу может понять, дома он или в гостинице. Голова тяжелая, сны темные, зазывные, не желают покидать его, да и как здорово было бы заснуть сейчас — и плевать на всё… Дерек вздыхает, вспоминая весь вчерашний день, и заставляет себя пойти в душ, сделать зарядку и довершить все ежеутренние ритуалы. Молоко здесь превосходное. Дерек думает, что это лучший утренний стакан молока за долгие годы. На улице ветрено, солнце скрывается за плотными облаками. Пахнет пылью и зноем. Дерек ждет Рида у джипа. Проезжающие мимо машины не спешат, и, кажется, они такие же ленивые, как все сегодняшнее утро. Рид появляется с небольшим опозданием. Рид — сова, начало дня ему дается тяжело. Дерек замечает, что сегодня круги под его глазами стали четче. Рид смущенно улыбается, извиняется за опоздание и забирается в машину. Кондиционер в машине палит острым, выскобленным воздухом так, что першит в горле. Дерек пьет купленный на вынос кофе, но никак не может проснуться. Рядом рассеянный, сонный Рид листает яркую книгу: — Это книга о Гейлсберге, — поясняет он. — Ничего особенного — красивые фотографии и несколько фактов. Знаешь, сегодня здесь День Супермена. — Правда? — Да, здесь родился Джордж Ривз, снявшийся в сериале «Приключения Супермена», и каждый год в один и тот же день в городе проводят парад суперменов и всяческие вечеринки. — Так мы попадём на праздник? — Судя по всему. Пока они доезжают до участка, по пути им то и дело встречаются люди в синих футболках с узнаваемой красно-желтой эмблемой на груди. В офисе никого из группы еще нет. Рид останавливается в дверях, засовывает руки в карманы брюк и рассеянно оглядывает комнату. Морган подходит к окну, вдыхает пыльный и едкий запах горячего асфальта. Бездействие — самое страшное. Дерек закрывает глаза, вспоминая вчерашний день. Он тщательно сортирует информацию, вербальную и невербальную, ещё раз отмечает детали. Он ищет намек, какую-то оговорку, тайный смысл. «Они были очень дружны, увлекались музыкой и бейсболом». В комнате у Джека развешаны плакаты The Rascals и The Keane. «Обычные мальчишки. От них никогда не было проблем, не то, что от Эндрю Мендела. На них никто не жаловался, наоборот, их любили. До меня доходили слухи, что пару месяцев назад ребята устраивали вечеринку, где играли в своей любительской группе, не знаю, как там она называлась. Такой маленький концерт. Насколько я знаю, вечеринка прошла гладко, не было никаких неприятностей, вроде… ну знаете, как это бывает — пьяные подростки, а виноваты как всегда школа и директор». Дерек зажмуривается, стараясь уловить что-то неясное, расплывчатое. Какую-то важную деталь, которую они не смогли заметить. Часы на стене отсчитывают секунды все громче. Телефон в кармане настойчиво вибрирует: — Морган, где вас носит? Быстро в комнату для допросов, они взяли Грина. Нам нужен Рид. — Пойдем, Рид, — говорит Дерек, разворачиваясь, — ты им нужен. Тренер Грин растерянно поглядывает по сторонам. Наверняка он смотрел фильмы про полицию, поэтому с особенным интересом рассматривает темное непрозрачное стекло, встроенное в одну из стен. Здесь, за стеклом — Хотч, Гидеон и Рид обсуждают детали допроса, а Морган разглядывает тренера, то, как он морщит лоб, как нервно трет ладони друг о друга. — Это не он, — говорит Дерек. Разговор за его спиной замолкает, коллеги странно смотрят на него. — Это еще не доказано, — отвечает Хотч. Дерек молча кивает. Действительно, откуда им-то знать. Им нужны доказательства, они не видят, они ничего не видят. Они другие, они отдельно — сдержанные, холодные профессионалы. А он… почему он здесь? Что он здесь делает? Что мешало ему взять отпуск? Дерек сжимает зубы, стараясь подавить невыносимое желание послать все к черту. Рид и Гидеон заходят в комнату для допросов, Хотчнер становится рядом с Дереком, наблюдая. — Не хочешь поговорить? Мучительно хочется выругаться. — Нет, спасибо. — Губы не слушаются, не желают складываться в улыбку. Хотч вздыхает и складывает руки на груди. Следующие полчаса они смотрят за виртуозно исполняемым допросом. Рид снова ведет — за последнее время он здорово поднаторел в общении: смотрит в глаза, говорит весомо и размеренно. Гидеон поддерживает его. Задает наводящие вопросы, легко, почти неощутимо направляет беседу в нужное русло. Гидеон гордится Ридом, это видно невооруженным взглядом. Раньше Дерек мечтал о таком наставнике. О чутком, опытном человеке, который помог бы, научил, ответил на вопросы. Который мог бы спасти, оградить. А сейчас Дерек, конечно, никогда не признается в том, что ему кто-то нужен. Что ему нужна защита. В детстве Дерек смотрел на луну и ждал, что его спасут. Он просил, ревел в подушку и проклинал себя, выгибаясь под ненавистными ласковыми руками. О господи, Господи… — Дерек! Дерек! – Гидеон встряхивает его за плечи. Морган выворачивается из его рук, отскакивает от стеклянной стены. Комната за стеклом пуста, Гидеон, Хотч и Рид смотрят на него, так будто он болен. — Со мной все нормально, — говорит Морган и трет пальцами виски. — Плохо спал. — Дерек, я в одном шаге от того, чтобы отстранить тебя от дела. — Хотч глядит ему прямо в глаза. — Не надо. Все нормально. Я держу себя в руках. Наконец-то получается улыбнуться. Обезоруживающе, как он умеет. Хотч поджимает губы и поворачивается к Гидеону: — У него нет мотива. — В качестве мотива своих преступлений Хуан Юн, убивший семнадцать человек, привёл фразу: «С детства я всегда мечтал стать убийцей, но для этого мне не предоставлялась возможность». Гидеон улыбается и благосклонно треплет Рида по плечу: — Возможно, доктор Рид хотел сказать, что если мы не видим мотива, это не значит, что его нет. Но, откровенно говоря, Паркер не похож на маньяка. — У него нет алиби. — Нет, — кивает Гидеон. — Надо работать по Паркеру и параллельно разрабатывать другие варианты. Полицейские обшарили его комнату, но я думаю, было бы не лишним осмотреть ее кому-то из нас. — Спенсер, Дерек, займитесь. — Мы просто теряем время… — Дерек! — Хотч, кажется, не на шутку разозлился. — Мы все работаем. Все. Поверь, мы делаем все возможное… — Окей, прошу прощения. Хотчнер не отвечает, поворачивается к Риду: — Спенсер, выйдем на пару слов. Гидеон мягко подталкивает Рида к двери. — Держи себя в руках, мой мальчик, — тихо говорит Гидеон, когда они остаются в комнате одни. У него насмешливый пронзительный взгляд и лукавая улыбка. И это сродни гипнозу: Дерек чувствует идущее от Гидеона спокойствие и сам напитывается им до краев. Все слабости отметаются на задний план, будто становится легче дышать. Гидеон молчит, смотрит, склонив голову набок. И в одном его взгляде Дерек находит понимание и необходимую поддержку. В дверь заглядывает Рид, окликая Дерека. Петляя в тесных коридорах участка, Дерек думает, что, может быть, он уже нашел наставника. Не идеализированного наставника, о котором мечтал в юности, а настоящего, земного, такого, которого может принять в силу возраста и прогрессирующего скепсиса, подпустить к себе достаточно близко, чтобы один взгляд этих усталых глаз снимал мигрени и последствия разрушительного самоанализа. — Твоя психика трещит по швам, — тихо говорит Рид. — Не волнуйся за меня, — отмахивается Дерек. Он искренне рад восстановленному равновесию. — Я не могу. Рид садится в машину и отворачивается к окну. Не включая мотор, Дерек смотрит на Рида, на его профиль, на оттопыренное волосами ухо, на тонкую шею, на нервно стиснутые пальцы, на чертовы девчоночьи запястья с беззащитно выпирающей косточкой… Вдруг понимает, что, возможно, на Рида навесили слишком много всего. Для него это впервой — присматривать за не вполне адекватным коллегой, вести за него допросы, быть лидером. — Ты молодец, Спенсер, — говорит Дерек. Осторожно, чтобы не спугнуть смутное, зарождающееся на грани сознания чувство, проводит пальцами по руке Рида, и сжимает его ладонь. У него мягкая кожа и холодные пальцы, с розоватыми, правильной формы ногтями. Дерек разглядывает странное, неуместное переплетение их рук и Рид тоже их разглядывает. Воздух вокруг словно сгущается. — Теряем время, — почти шепчет Рид и Дерек приходит в себя. В лёгких появляется кислород, окружающий мир рывками выплескивается из сонного вакуума, напоминая о себе фотографиями с места преступления, домами на разных улицах и выцветшими плакатами The Keane. До дома Грина они доезжают в сосредоточенном молчании. Дерек просчитывает варианты развития событий, перебирает имеющиеся факты по новому кругу. Где-то там, между этими мыслями, он отмечает, что нужно будет обязательно вернуться к тому моменту, когда рука Рида находится в его руке. Что-то закономерное и очень важное пропустили, так скоро разъединив руки. У тренера в доме удивительно чисто. Светлые обои, большие окна, стопка чистых футболок на диване. На холодильнике — постер девушки со стаканом молока в руке, такой же, как в его школьном кабинете. В холодильнике — пара упаковок китайской еды, полупустая банка сока и галлон молока. Кухня в идеальном порядке, гостиная тоже — вполне приличная холостяцкая квартира. В спальне тоже порядок — светлое дерево, большая кровать под бежевым покрывалом. В тумбочке — пара журналов с голыми девицами. И это тоже совершенно нормально. — Всё удивительно адекватно, — тянет Рид, подцепляя с тумбочки пакетик из-под шоколадного печенья, — молоко, печенье… Всё прилично и может быть даже слишком аккуратно. — Ты на дверь посмотри, — хмыкает Дерек. Он сам не сразу заметил знакомый плакат, призывающий пить молоко. — Он, кажется, помешан на этой девице — говорит Рид. — Или на молоке. Позвони Хотчу, спроси что дальше. Рид кивает и выходит в коридор. Дерек садится на кровать и тут же подскакивает, потому что его собственный телефон начинает безудержно вибрировать: — Привет, любимый, — говорит Гарсиа. — Как ты? — Нормально, выкладывай уже. — О, я уже знаю всю подноготную о каждом из тридцати трех тысяч человек, проживающих в Гейлсберге. Кстати, с Днем Супермена тебя. Сегодня будет парад с голыми девицами с буквами S, вытатуированными на груди? — Не знаю насчет девиц, но пару фриков в синих футболках мы с Ридом уже приметили. — Не велик размах, — разочарованно тянет Гарсиа и тут же оживляется: — Слушай, сначала мне позвонил ты и попросил пробить про случаи насилия над детьми, потом позвонил Хотч и попросил пробить парочку парней, которые плохо себя вели в близлежащих городах, потом… — Короче, Гарсиа. — Окей. Короче, я нашла парня, который может тебя заинтересовать. Его зовут Бредли Кейн, двенадцать лет назад его мать обратилась в полицию с просьбой защитить её и её сына от агрессии со стороны её мужа, отчима мальчика. Мальчик вырос и сейчас работает уборщиком в школе, где учились все три жертвы. — О черт, — говорит Дерек. — Надеюсь, я помогла тебе, милый. — Спасибо, Гарсиа. — Морган, — кричит Рид из прихожей. — У нас есть подозреваемый! — Знаю. — Они сбегают по невысоким ступенькам во двор. — Тебе Хотч сказал? — Да. Это Бредли Кейн, который работает уборщиком в местной школе. Один полицейский установил, что его несколько раз видели с ребятами в школьном дворе. Похоже, у них были какие-то общие дела. — Ясно. — Дерек ведет машину и набирает Гарсиа: — Да, малыш? — Гарсиа, нам нужно место, где он их держит. Посмотри прежние места его работы, недвижимость, может быть какой-то гараж. Посмотри информацию о его родственниках. Нам нужно место! — Хорошо, дорогой. Рид, умница, звонит уже Хотчу: — Да, сведения от Гарсиа. Да, уже едем, ждем вас. У нужного им дома человек в линялой футболке с эмблемой Супермена работает газонокосилкой. Сочный запах свежескошенной травы забивается в ноздри, щекочет небо. Морган паркуется неподалеку, вылезает из машины. — Бледли Кейн? — кричит он от промежутка в низенькой живой изгороди, служащего, по-видимому, калиткой. Человек вскидывается, улыбается, а потом вдруг срывается с места. И Дерек даже благодарен ему. Пока он бежит, пока у него есть цель, пока впереди маячит спина, обтянутая синей футболкой, Дерек чувствует себя свободным. Кровь бухает в ушах, и никаких мыслей, только движение, сквозь душный зной, сквозь чужие участки, подгоняемый нарастающим воем полицейских машин. Кейн уже совсем близко. Он оглядывается на бегу, и Морган прыгает, валит его на землю перед очередной живой изгородью. Кейн дергается, отчаянно вырывается, но Дерек сильнее. Он прижимает его к земле, заламывает назад руки, сцепляя их наручниками. Догнавший их Рид тяжело дышит, помогает поднять Кейна на ноги. Подоспевшие полицейские заталкивают его в машину. — Я ничего не скажу, — Кейн орет и вырывается до последнего. — Это не он, — говорит Морган, отряхивая испачканные брюки. Рид ничего не отвечает, глядит на разговаривающего с полицейскими Хотча. Когда машина с Кейном отбывает в участок, Хотч направляется к ним: — Осмотрите пока его дом с полицейскими, мы отработаем его связи. Рид кивает, Дерек лишь выразительно вздыхает. В доме у Кейна воняет. В раковине — гора немытой посуды, пол липкий, мухи. У дивана в гостиной — видавший виды ковер и батарея бутылок из-под дешевого пива. В его комнате — коробка с заплесневелым куском пиццы, шкаф с тусклым зеркалом, высохшее, оплетенное паутиной растение на окне. — Уборщик, — хмыкает Дерек. В своей жизни он видел не одну сотню таких клоповников. Здесь же все ужасно нарочито, словно не убирают из принципа. — Похоже, парень не слишком любит свою работу, — говорит Рид, подцепляя обтянутой перчаткой рукой полупустую пачку чипсов с подушки. — Угу, — Дерек листает пухлый ежедневник. Записи есть на каждом листе. Какие-то закорючки, заглавные буквы, цифры, плюсы и минусы. — Это шифр, — говорит Рид, глядя из-за его плеча. Дерек хмыкает. Рид – единственный человек, который с таким восторгом может произносить очевидные вещи. — Посмотришь? Рид кивает и утыкается в блокнот с такой радостью, будто это не блокнот с закорючками, а его любимая книга. Рид всегда был редким энтузиастом. Дерек продолжает осмотр комнаты в одиночестве. Ощущение, будто копаешься на помойке. Это спальня — сборище ненужных использованных вещей. Апельсиновые корки, драные мягкие игрушки, календари на десятилетие назад, пустые прикроватные тумбочки одна на другой в углу и… — Вот же черт! Рид, ты только посмотри! — с внутренней стороны двери облезлого шкафа на Дерека пялится девицей со стаканом молока в руке. — Они тут все помешались? Весь город? — Да, — хмыкает подошедший Рид. — Им стоило назвать город не Гейлсберг, а Молокоберг. Дерек закрывает лицо рукой. Рид — удивительный человек, у которого тотальное отсутствие чувства юмора не раздражает, а умиляет: — Сосредоточься на шифре, Рид. — Знаешь, я думаю, что это наркотики. Вот посмотри: «К» может обозначать каннабиноиды — терпентиновые соединения, производные 2-замещённого 5-амилрезорцина. — Рид, я знаю, что такое каннабиноиды. — Да, прости. Значит «К» — это гашиш или марихуана. Сначала я думал, что «К» — это кокаин, но сейчас склонен считать, что кокаин здесь обозначен буквой «А», общей для алкалоидов. Сомневаюсь, что сейчас кому-то нужен морфин или стрихнин, поэтому я думаю, что это кокаин. Далее «Д» — диацетилморфин или диаморфин, более известный как героин. Плюсы, минусы и вот эти значки — деньги и количество. В соседней комнате что-то оглушительно скрипит, их зовут полицейские. Под клочковатым ковром около дивана открыта небольшая дверца в полу. Внутри темно, но в свете фонаря видны разномастные пакеты с белым порошком. Так вот почему Кейн убегал. А ребята… Их видели вместе, потому что школьный уборщик по совместительству доставал подростками наркотики? Морган выходит на крыльцо, чтобы позвонить Хотчу, садится на ступеньку. Запах свежескошенной травы чувствуется сильнее после затхлого воздуха в доме. Рид становится рядом с ним, слушает его разговор. — Хотч сказал ехать в участок, — говорит Дерек, вертя в пальцах телефон. — Они допрашивают Кейна. — Значит, надо ехать. — Мы что-то упускаем, понимаешь? — Дерек поднимает голову, глядит на Рида снизу вверх. Рид кивает и улыбается грустно, как он один умеет. Глаза остаются непроницаемыми, а улыбка — не улыбка даже, один намек, поджатые губы. Телефон в руках Дерека оживает: — Привет, любимый, соскучился? — Да, Гарсиа, нам без тебя плохо. — Так я тебе и поверила, — смеется она. — Не знаю, насколько тебе нужна эта информация, но я тут пробивала по всевозможным базам пострадавшие семьи, и слушай, оказывается, в семье Колтонов нелады. Карен Колтон подала на развод два месяца назад. Также неважно идут дела в компании, где работает Мартин Колтон, глава семейства. — Насколько неважно? — Пару месяцев назад «ОпенГейл Фудс» заявили, что в скором времени они будут вынуждены расстаться с большим количеством сотрудников. Это известие опечалило многих жителей Гейлсберга, ведь «ОпенГейл Фудс» — престижное место, зарплаты там хорошие и до недавнего времени работа считалась стабильной. Глава семейства? Спина холодеет от предчувствия: — Гарсиа, милая, ты можешь найти информацию о семье Колтона? — Конечно! Вот… Мать с отцом развелась, когда ему было восемь, ребенок остался с отцом. Послушай, Дерек, ты же не имеешь в виду… — Спасибо, Гарсия. Пока Дерек бежит к машине, он пытается осознать, выстроить картинку из кусочков мозаики. Он давно уже перестал удивляться. Он научился принимать истину, не отвлекаясь на субъективности. Дерек может внутренне вопить от ужаса, глядя на то, как увозят хрупкую женщину или ребенка, совершивших несколько преступлений, но он верит фактам. «Наша работа требует уверенности в себе», — говорит Гидеон. Сейчас Дерек уверен. Он вспоминает фотографии счастливой семьи в пахнущем утратой доме. Миссис Колтон и Джек Колтон счастливо улыбаются, а рядом с ними Мартин Колтон, сотрудник разоряющейся «ОпенГейл Фуд». Дерек вспоминает его лицо и отчаянно ругает себя, ведь он узнал его. Дерек очень хорошо знает этого человека. Это белый мужчина лет сорока, организованный, хорошо выглядящий, подчеркнуто благополучный. Он находится под угрозой потери работы. Он пережил в детстве тяжелый развод родителей, переживает развод сейчас. Он хотел, чтобы ребенка оставили с ним – ведь так правильно, так должно быть, а статистика показывает, что ребенок в большинстве случаев остается с матерью. Всё навалилось, всё против него — более удачливые коллеги, семья… — В чем дело? — запыхавшийся Рид садится на соседнее сиденье, Дерек выворачивает руль, вдавливает педаль газа в пол и рассказывает о том, что услышал от Гарсиа. — «Опен Гейл Фуд» — это, кстати, молочный завод, знаешь? — Рид роется в сумке, достает свою книгу про Гейлсберг. — Вот видишь? Он довольно крупный. — О черт, и здесь молоко. Позвони Хотчу, пусть присылает людей к Колтону. Когда миссис Колтон открывает дверь, Морган осторожнейше отстраняет ее в сторону и проходит внутрь. За ним проскальзывает Рид. В гостиной и кухне, пусто, они бесшумно поднимаются по лестнице на второй этаж: — Но никого нет дома! — кричит снизу миссис Колтон. На втором этаже – две двери. Одна ведет в комнату Джека, в ней все по-прежнему — выцветшие плакаты, аккуратно заправленная кровать, электрогитара в углу. Вторая комната, по-видимому, супружеская спальня, тоже пуста. Морган отдергивает плотную занавеску на окне и опускает пистолет. — Все чисто. Они спускаются в гостиную. Миссис Колтон сидит на диване, теребя пальцами пояс своего платья. У нее подрагивают губы, и тяжелый, загнанный взгляд. — Послушайте, — Дерек садится перед ней на корточки и берет ее ладонь в свои. Сейчас кажется очень важным, чтобы она поняла его. — Вам следовало рассказать нам о разводе… — Эй, Морган, — кричит Рид из кухни, — посмотри-ка! В холодильнике на каждой полке вплотную стоят пачки молока. Между холодильником и стеной – пачка знакомых плакатов «Хочешь молока?». — У него были проблемы на работе, — тускло говорит миссис Колтон. Морган возвращается к ней, садится рядом на диван. – Сокращение, знаете, это такая вещь — как уж повезет. Он твердил, что не заслужил, что они не могут сократить его. Он распространял плакаты и Джека заставлял, думал, что они увидят его старания и оставят его. Знаете у наших соседей этих плакатов уже штук по восемь… И в школе и везде эти плакаты… А Мартин в связи с этим сокращением, стал дерганным, агрессивным… Однажды он меня ударил. — И тогда вы решили подать на развод? — Да. — Миссис Колтон украдкой вытирает подступившие слезы. — Я сказала ему об этом, а у него глаза стали сумасшедшие, какие-то совершенно белые… Он кричал, что Джек не останется со мной, что Джек — единственный человек на свете, который любит его… Я не знала, я не могла знать… Дерек обнимает ее за плечи, и глядит на стоящего у двери Рида. Рид складывает руки на груди и отводит взгляд. Ссутулившийся в неосвещенной части гостиной, он кажется еще более хлипким. Миссис Колтон всхлипывает на плече Дерека. С улицы слышится приближающиеся завывания полицейских машин. — Вы должны сказать нам место, — говорит Дерек. — Пару месяцев назад Джек вернулся пьяный с вечеринки. Была глубокая ночь, я очень волновалась. А Мартин кричал, что это моя вина, что я не смогла достойно воспитать сына. Я думала, что он убьет меня. Или его. Когда он пошел в его комнату, я молила Бога, чтобы он не причинил вреда моему ребенку. Но все было спокойно, не знаю, о чем они говорили, только Мартин вернулся спокойный и умиротворенный и лег спать. — Мне нужно место, — повторяет Дерек. — У Мартина должно быть какое-то свое место — гараж, съемная квартира… — Я не знаю, — шепчет миссис Колтон, — клянусь Богом, не знаю. В дом заходит Хотч, Гидеон, Прентис и несколько полицейских, во главе которых шериф Перкер. — Где он сейчас? — спрашивает Дерек. — Миссис Колтон, Карен, где он? Она поднимает на него заплаканные глаза: — Он пошел на вечеринку в «Криптон», знаете, у нас ведь сегодня День Супермена… Я сказала, что ему стоит развеяться… — Где это? — Это в центре, на Хендерсон-стрит, здесь не так далеко. — Спасибо. — Морган сдаёт рыдающую миссис Колтон шерифу и несется к джипу. Вроде бы не час пик, вроде и не такой большой город, а все равно пробки. И дороги прямые, никаких объездов. Морган нервничает. — Это он? — тихо спрашивает Рид. — Он, — Дерек откидывается на сидении. Старенький форд перед ними ритмично выплевывает темный дым из выхлопной трубы. Над номером у него наклейка с улыбающимся сияющей улыбкой Суперменом. Чертов город. Когда они добираются до «Криптона», воздух уже прохладный, вечерний. Дерек с Ридом подъезжают первые, за ними паркуется джип Хотча. Клуб светится огромной вывеской «Отметь День Супермена у нас!!! Вход в костюмах — бесплатно!!!» — Эй, мальчики, вам придется заплатить, — говорит им у входа девушка в алой мантии. Рид молча показывает ей удостоверение. Внутри полумрак, и Морган стонет в голос, когда понимает, что этот полумрак до отказа заполнен танцующими, снующими, пьющими Суперменами. Большинство ограничилось синей футболкой с логотипом, но на некоторых — настоящие костюмы: синие латексные комбинезоны и алые мантии. — Нам стоит поблагодарить создателей Супермена за то, что он не носил маску. Или сказать спасибо, что здесь родился именно Джордж Ривз, а, скажем, не Адам Уэст, который в 1966 году сыграл Бэтмена в… — Рид, — треплет его по плечу Прентис. — Нам стоит разделиться, — Хотч вкладывает в ухо миниатюрный наушник. — Будьте на связи. Морган идет вглубь клуба. Барная стойка, танцпол и редкие столики в глубине светятся красным и синим. У стен — высокие металлические шесты — Хотела бы я посмотреть на сегодняшний стриптиз, — говорит голос Прентис в наушнике. — Неплохо было бы раздеть этих суперменов прямо сейчас, — ворчит Гидеон. — Сомневаюсь, что без одежды они все выглядят, как Кларк Кент. — О, Прентис, — оживляется Рид. — Ты знаешь, как зовут Супермена! — Никогда не угадаешь, что пригодится в работе. Морган вглядывается в темноту, в вишневые и чернильные лица. Люди смотрят на него с недоверием, конечно — он вне этого цветового апокалипсиса, этого Супербезумия. Музыка играет тихо, но это, скорее всего, не надолго. Скоро клуб заполнится до отказа и начнется настоящее веселье. В глазах рябит, все сложнее различать в сумраке искаженные подсветкой лица. Дерек вытирает пот со лба и замирает, потому что за дальним почти совсем неосвещенным столиком сидит… — Ребята, я нашел его. В глубине, за баром, есть небольшая ниша, в которой стоят несколько столов. Мартин Колтон сидит ссутулившись, обхватив руками кружку с пивом. Он поднимает взгляд и встречается глазами с Дереком. Мимолетно, на сотые доли секунды, между ними устанавливается то странное чувство, когда все ясно без слов. Кажется, продлись это чувство дольше, они смогли бы прочесть мысли друг друга. Колтон вскакивает, с грохотом опрокинув стул, и несется прочь. — Он бежит к выходу, — орет Морган и бежит за ним, глядя, как наперерез Колтону бросается Рид. Колтон отбрасывает того в сторону и расталкивает толпу, пробиваясь наружу. Он так сосредоточенно работает локтями, что не замечает Хотча, который стоит у самого выхода. Морган выдыхает, помогает Риду подняться. Вдвоем они доходят до Хотча, который вжимает Колтона в стену, надевая на него наручники. — Я любил его, — хрипло говорит Колтон. — Он — единственное, что у меня осталось, я не мог его лишиться! Я хотел доказать ему… доказать им всем! Вы знаете, что такое любовь? — Где он? — спрашивает Хотч. — Где Кристофер? Где вы его держите? — Я не скажу вам, — склабится Колтон. — Ищите. Я делаю свою работу хорошо. А вы? Дерек смотрит на Колтона и ждет, что вот сейчас пружина в его груди распрямится, с плеч упадет гора, или как там это бывает. И ничего не происходит. — Пойдем, — говорит Рид. На улице — сумерки, полицейские машины. И мигалки. Красно-синие, чтоб их. — Вот они, суперлюди, — задумчиво говорит Гидеон, глядя на костюмированную толпу, желающую попасть в клуб. – Мы что-то упускаем, — Дерек трет пальцами виски. — Что-то важное. Я никак не могу понять… — Дерек, мы вытащим из него признание. Мы найдем мальчика. — Надеюсь, Рид. Дорога к участку отчего-то пустынна. — Пробка была, потому что они все сюда ехали, — улыбается Рид. — Сумасшедшие люди. Знаешь, у нас в школе устраивали такие вечеринки… пижамные или какие-то костюмированные, но я ни разу ни на одной не был, там слишком шумно и вообще… Дерек вдыхает и забывает выдохнуть: — Рид! Черт! — Я? — Вечеринка. У них рок-группа — электрогитары, барабаны. Страшный грохот. У них должно быть место для репетиций и концертов. Рид кивает, и вытаскивает телефон. — Шериф? Нам нужно срочно выяснить, где два месяца назад проходила вечеринка, которую устраивали ребята. — Рид барабанит пальцами по колену, ожидая ответа. — Спасибо, — говорит в телефон и поворачивается к Дереку: — Это на востоке, рядом с Грейам парком, поехали. Морган выкручивает руль, поворачивая в обратную сторону. — Звони Хотчу, расскажи ему, пусть вызовут скорую. Рид кивает. Дерек включает сирену и вдавливает педаль газа в пол, стараясь сосредоточиться на дороге, но перед глазами мелькают фотографии тел в Грейам парке, алые следы на запястьях и шее, удивленно раскрытые глаза. — Здесь направо, — говорит Рид. Он достал карту и отслеживает путь. Машину заносит на повороте, Дерек изо всех сил вцепляется в руль. — Там старый дом, в котором давно уже никто не живет. Шериф сказал, что там собираются подростки — травку курят, музыку слушают. Изредка их гоняют полицейские, а они все равно собираются… Стой! Вот же он! Морган бросает машину и несется в ветхий, покосившийся от старости дом. Трухлявые ступеньки пружинят под ногами, в доме тихо и темно. Вечерний сумрак просачивается внутрь сквозь мелкие отверстия в крыше и щели в стенах. — Крис! Кристофер! Дерек осторожно обходит глубокие дыры в паркете, оглядывает комнаты. Тишина обволакивает этот дом, нарушаемая лишь шумом деревьев и неровным дыханием Рида за спиной. — Кристофер? Когда они поднимаются по лестнице, ступени пронзительно скрипят. Дерек словно со стороны слышит этот звук — тяжелые шаги на старой лестнице. Наверху в одной из комнат светлее, чем во всем доме. Здесь есть большое, относительно чистое окно, в которое виден бледный, проявляющийся месяц. У окна — облезлая софа, не которой… — Господи, Господи, — отчаянно шепчет он, приближаясь к недвижимому телу. — О Господи… Дерек прикладывает пальцы к шее — ощутимо трепещет ниточка пульса. — Он жив, — говорит и Рид, развязывая веревки на его запястьях. — Дерек, с ним всё будет нормально. И вот теперь, глядя на бескровное лицо Кристофера Майлза, Дерек чувствует, как распрямляется в его груди пружина, как с плеч падает гора, как живительный, разом посвежевший воздух вливается свинцом в его легкие. Лестница скрипит под чьими-то быстрыми шагами, дом наводняют звуки. — Пойдем, — говорит Рид, и Дерек идет. Уступает место врачам с носилками, осматривающимся полицейским. Рид сажает его на пассажирское сидение, идет к Хотчу. Дерек знает, они говорят о нём, но сейчас ему плевать, он ничего не чувствует. Рид возвращается, садится за руль, что-то говорит. Дерек кивает, не разбирая слов. Тело его тяжелое, словно чужое, мысли путаются. — Все хорошо, — говорит Рид и улыбается ему. Дерек ему верит. Улыбается в ответ. Рид довозит его до гостиницы, провожает до самого номера. Он мешкает в дверях, не сразу уходит. Между его бровей — две вертикальные морщинки, они кажутся ужасно неуместными на его лице. Рид просит его поспать, Дерек кивает и закрывает за ним дверь. В номере холодно. Он старается раздеться как можно быстрее, но все равно с ног до головы покрывается мурашками. Кровать стылая, в ней будто еще холоднее. Дерек долго дрожит под толстым одеялом, а потом засыпает, притянув колени к груди. Впервые за долгое время ему ничего не снится. Просыпается он от настойчивого стука в дверь. Включает ночник, накидывает халат и плетется открывать. Сначала он чувствует запах сильнейшего перегара, и лишь потом видит Рида. Дерек выглядывает в коридор — никого, только Рид подпирает стену. Надо же. Галстук сбился на сторону, на губах – дурная пьяная улыбка. Дерек никогда не видел его таким. — Привет, — говорит этот новый Рид. — Я тут был на одной вечеринке… — Сколько сейчас времени? — Н-не знаю, но уже поздно… Дерек берет его левую руку, подносит к глазам. Полтретьего ночи. Самое время, чтобы вырвать его из самого крепкого за последнее время сна и вернуть в холодную, пропитанную запахом спиртного реальность. — Ой, у меня же есть часы! Его смех звучит оглушительно в притихшей гостинице. Дерек пропускает его в номер, еще раз оглядывает пустой коридор и закрывает дверь. Рид пристально на него смотрит, часто-часто моргая. Растрепанный и очень пьяный, он всё ещё глупо улыбается. Разве можно на него такого злиться? Дерек вздыхает. — Пойдем, — говорит Рид. Берет его за руку и мелкими шагами, держась за стену, ведет его в комнату. Ладонь у него холодная, такая, как Дерек помнит. Еще он вспоминает, как смотрелось переплетение их пальцев, и сейчас ему кажется, что это было недопустимо и слишком интимно. — Гидеон бы не одобрил, — говорит Дерек. Рид тем временем усаживает его на кровать, сам садится рядом: — Я был на вечеринке Суперменов в баре отеля, — говорит он доверительно. — Я подумал, что если в школе я не ходил на такие вечеринки, то нужно воспользоваться моментом сейчас. И еще там были Суперкоктейли, они такие… ярко-красные (как криптонит, который забирал силу у Супермена), сладкие и ужасно пьяные. И я подумал, что сейчас ты мог бы помочь мне… — Научить тебя ругаться матом? Рид кивает, смотрит огромными замутненными глазами, и Дерека накрывает. Разом вспоминаются все его взгляды, касания и это «ты мне нравишься» в машине… — Скажи «блядь», — говорит Дерек. Голос отчего-то хриплый и не слушается. — Я… не думаю, что смогу. То есть… Он замолкает. Тишина ширится в комнате, пропитывая всё вокруг. Никаких звуков, только дыхание и еле слышные шорохи. Дерек глядит на губы Рида, которые совсем рядом, и сейчас свихнуться — раз плюнуть. — Не надо, - говорит Дерек. — Я пошутил. — И целует его, ловит ртом удивленный возглас. Рид пахнет сладко и пьяно. Губы у него мягкие и тоже сладкие, будто вымазанные чем-то. Дерек проводит языком по этим губами и каким-то образом пропускает тот момент, когда замерший было Рид подается навстречу, обвивает его руками и сам целует его так неумело, так неистово, словно целуется в последний раз. — Ты не умеешь целоваться, — говорит Дерек отстраняясь. — Это не так… Т-теоретически… — Ну конечно. Конечно. Рид вдруг выпутывается из объятий, поднимается и выходит в середину комнаты. Он покачивается, нервно крутит в пальцах конец галстука и очень внимательно глядит в окно: — По статистике, — говорит он, — член среднего афроамериканского мужчины на три-четыре сантиметра длиннее, чем… — О черт! Рид! — Дерек закрывает лицо рукой. — … чем член среднего белого мужчины, – продолжает он. Тяжело сглатывает. — Поэтому несколько минут назад я зашел в свою комнату… и сделал кое-что оч-чень непристойное! Дерек смотрит на Рида сквозь закрывающие лицо пальцы. Глаза Рида сияют, хитро и восторженно. Он улыбается и, кажется, сильно волнуется. — И я… Я… Я хочу тебя, — заявляет Рид, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. — О черт… — от одних этих слов по телу теплом разливается возбуждение. Дерек внимательно следит за его пальцами. Рид сражается с пуговицами мучительно долго. Дерек, знает, что должен сказать, но губы отказываются слушаться: — Иди ко мне, — наконец выдыхает он. Рубашка, мягко скользнув к талии, цепляется рукавами за предплечья. Рид подходит к кровати, Дерек обхватывает пальцами тонкое запястье — осторожно, по ткани манжета, он еще не готов коснуться кожи — расстегивает крохотную пуговицу на одном рукаве, затем на другом. Рид выпутывается из рубашки и просто смотрит на него сверху вниз. — Трахни меня, — говорит он очень четко, и у Дерека перехватывает дыхание. У Рида яркие губы. Дерек помнит, какие сладкие они на вкус, непроизвольно облизывается. Кожа у него светлая, тронутая загаром лишь на шее и предплечьях. У него нежно-розовые соски и россыпь родинок у выступающих ключиц. Пахнет от него тонко и жарко. И Дерек думает, что не заслужил его. Рид молод, хорош собой и, возможно, вся эта влюбленность — лишь следствие того что Рид не видит себя со стороны, все хочет казаться другим. Дерек решает, что обязательно расскажет ему о том, как привлекателен его ум, его непохожесть, расскажет о том, что такие тонкие, ломкие, совершенно девчоночьи запястья — это слишком соблазнительно и практически неприлично… Дерек обязательно расскажет всё это, только потом. Пока он кончиками пальцев касается его плеч, ведет вниз по груди, трогает затвердевшие соски. Рид завороженно наблюдает за движением его рук. Резко выдыхает и запрокидывает голову, когда Дерек прослеживает пальцами дорожку волосков, спускающуюся от пупка. А Дерек смелеет, обвивает его талию, притягивая ближе к себе, и целует, ласкает языком напрягшийся живот. — Блядь, — выдыхает Рид и вцепляется пальцами в его плечи. Дерек улыбается, трется щекой о мягкую кожу: он все-таки научил Рида ругаться. Всего-то ничего надо, чтобы стать другим человеком — капля алкоголя и немного нежности. Дерек поднимается поцелуями к груди, обводит языком нежную ореолу и сжимает губами плотный сосок. Рид вздрагивает, лепечет на выдохе что-то невнятное и, кажется, не очень приличное. Дерек отстраняется, глядит на него снизу вверх. Сейчас кажется очень важным, чтобы Рид открыл глаза. Рид смотрит на него тёмным затуманенным взглядом: — О, это было… — выдыхает он и облизывает губы. — Мать твою… Ещё! Дерек кивает, обхватывает его, увлекая за собой на кровать. Рид жадно набрасывается на его рот, целует, раздвигая губы языком. И Дерек позволяет ему вести: пробовать, ощупывать его всего, кусать его губы. Это даже интересно — растрёпанный, потерявший над собой контроль Рид. Запах алкоголя смешивается с жарким запахом самого Рида, его гибкое тело тяжелое и проворное. Дерек стонет ему в рот, когда Рид вклинивается бедром между его ног и вдруг оказывается, что они идеально совпадают. Рид трется бедрами, дышит все тяжелее, прижимается всем телом, крепко и горячо. — Сними это, — стонет он, тянет за пояс полураспахнутого халата, выпутывает Дерека из рукавов. — Ты охуенный, — шепчет, разглядывая его грудь, водя ладонями по плечам. А Дерек раздирает молнию на его брюках, приспускает их вниз вместе с бельем и обхватывает пальцами горячее и твердое: — Черт! О! Не останавливайся! Дерек и не думает. Трет пальцем влажную головку, наслаждается видом застывшего, шумно дышащего ртом Рида. — Я не смогу так долго, — доверительно шепчет он. Его трясет от напряжения, на лбу и над верхней губой выступили капельки пота. Дерек тянет его на себя, целует лицо, собирая языком эту соленую влагу. Рид ловит ртом его язык, вовлекая в головокружительно долгий поцелуй. Дерек теряется в ритме дыхания, и воздуха на двоих слишком мало. Дерек выгибается навстречу крепким бедрам, сжимает ладонями упругие ягодицы. — Я такой пьяный, — говорит Рид ему в шею. — О да, — шепчет Дерек. — Ты очень пьяный. Помогает Риду избавиться от брюк, опутавших щиколотки, тот спрыгивает с кровати, а потом вдруг начинает поднимать и складывать разбросанные по полу вещи. Дерек удобнее устраивается на кровати, ласкает себя и молча смотрит. Рид очень сосредоточен, халат и брюки он складывает на стул, сворачивает носки в клубок, вешает на спинку рубашку. Рид стройный, изящный, Дерек думает, что не отказался бы от присутствия обнаженного Рида каждый вечер в своей квартире. Только, чтобы обязательно Рид был так же возбужден, чтобы темный налитой член так же покачивался между ног при каждом шаге. И чтобы Рид так же хотел его. Рид наконец забирается на кровать, перекидывает ногу через Дерека, устраиваясь на его бедрах: — Привет, — говорит. — Что это было, только что? Что это только что было? — Я просто… просто собрал вещи. Не люблю беспорядок, — поясняет Рид, нервным жестом заправляет за ухо прядь волос. Морган кивает и обхватывает ладонью его член, словно в замедленной съемке следит за тем, как выгибается над ним Рид, как закатываются его глаза, как раскрываются губы. Дерек крепче сжимает ладонь, позволяя Риду самому вбиваться в нее до тех пор, пока Рид не выдыхает: — Выеби меня! Ну же! Дерек не слушает, тянет его к себе, так чтобы можно было обхватить губами твердый член. Рид ахает и давит на его затылок, проталкиваясь в горло. Дерек вырывается, кашляет и целует его бедра. — Прости, прости, — шепчет Рид и неловко гладит его по голове. — Ты ужасно разговорчивый. — Дерек разводит ладонями его ягодицы. В ложбинке между ними жарко и скользко. – Так ты правда подготовился? — Да. — Какой ты порочный, — улыбается Дерек и трогает пальцем упругий вход. Палец легко проскальзывает внутрь, Рид бесстыже оттопыривает задницу, насаживаясь глубже. Он скользкий и растянутый, и когда Дерек представляет, как Рид готовил себя в своем номере, у него кружится голова. Дерек добавляет второй палец и берет в рот его член. Рид взвывает, двигается жадно и рвано: — Ну же! — шепчет. — Хочу! И Дерек выпускает его, смотрит на то, как Рид сползает вниз, устраивается на его бедрах, обхватывает ладонью его ноющий член. — Черт, — говорит он, насаживаясь. Его глаза широко раскрыты. А Дерек не может дышать, замирает в жарком плотном обхвате. — О, черт, — повторяет Рид. Дерек протягивает руку, чтобы ущипнуть торчащий сосок. Рид дергается и стонет, закусив губу. — Говори, — шепчет Дерек. Вот ведь странно, он так мечтал, чтобы Сьюзи (а до неё Кейт, а до неё Дженни) молчали в постели, а каждое слово Рида отзывается разрядом внизу живота. Может, дело в том, что именно тот говорит, а, может, в том, что просто это Рид. — О черт! Черт! Он огромный! Черт! – зажмурившийся Рид плавно двигается на его члене. Хочется быстрее и резче. Хочется двигаться и орать от наслаждения. Дерек кусает губы и сжимает кулаки. Рид растрепанный, напряженный. Длинная челка налипла на лоб, рот открыт, на скулах яркий румянец. Он очень осторожен, он вслушивается в собственные ощущения. А Дерек думает, что еще через несколько минут этой медленной сладкой пытки он сойдет с ума. Он тянет Рида за руку, прижимает к себе и начинает двигаться. И это очень горячо. Дерек впитывает в себя это тепло, вдыхает раскаленный воздух, вслушивается в стоны Рида, в его «О черт! Глубже! Да! Еще!», запоминает судорожные движения. И когда наслаждение заполняет его до краев, Дерек прикусывает солоноватую кожу на его шее и кончает. Рид замирает, стонет высоко и протяжно и кончает следом. — О, черт! Черт! – Рид, скатывается с него, устаивается рядом. — Да, — улыбается Дерек. Сил не осталось и мыслей тоже. Воздух холодит влажное от пота тело, вызывая мириады мурашек. Дерек ежится, тянет на себя одеяло. Рид помогает, обнимает, жмется ближе. Он ужасно горячий. — У тебя смешные брови, — шепчет он. — Правда? А ты похож на лягушонка. — О... — На очень симпатичного лягушонка, поверь мне. — А ну тогда ладно, — Рид сладко тянется, и обвивает Дерека руками за шею. — Могу я остаться? — Конечно... Если ты хочешь… — А ты хочешь? Вместо ответа Дерек притягивает его к себе и целует в висок. Ночью ему жарко — Рид горячий, как печка. — Черт! Черт! – стонет Рид, выгибаясь. У него узкая талия, а над ягодицами две симметричные ямочки. Руки Дерека выглядят очень контрастно на его молочно-белых бедрах. Рид изгибается и принимает в себя его всего. — О черт… — О черт! Дерек! Дерек медленно просыпается. Тусклый утренний свет просачивается в окно, вычерчивает на полу светлый квадрат. Дереку жарко. Сзади прижимается Рид, вжимается в ягодицы крепким членом, тихонько стонет в ухо. Дерек накрывает ладонями руки, сжимающие его бедра, и думает, что можно снова позволить Риду вести. До поры до времени. На завтраке коллеги улыбаются ему уже по-другому. Переодевшийся Рид загадочен и молчалив. Прентис поздравляет его с удачно отмеченным днем Супермена, Рид только тихо улыбается в чашку с кофе. На нем сегодня водолазка. Дерек что-то такое и предполагал, потому что когда тот уходил от него утром, на шее у него красовались яркие отметины. — Выглядишь отдохнувшим, — бросает Дереку Хотч. — Да. Я наконец-то выспался. — Это хорошо. Мы допросили вчера Колтона, он во всем сознался. А с Кристофером все будет хорошо. — Хотч молчит немного, потом прибавляет: — У нас через час самолет в Квантико. Дерек кивает. Допивает залпом молоко из стакана. До самолета они едут в одном джипе с Ридом. Рид прячет улыбку, разглядывает свои ладони. Молчит. Он зачесал волосы назад, прическа — волосок к волоску, но он все норовит заправить за ухо несуществующую прядь. Ему идет — подчеркивает высокий лоб, а все черты лица стали как-то ярче, острее. Хотя Дерек не понимает всей этой мороки с волосами. Зачем так сложно? — Косишь под тренера Грина? — спрашивает он. И это первое, что он говорит ему за сегодняшнее утро. — Я? — Твоя прическа. — Ах, это… Нет, я просто попробовал… — Рид снова тянется к виску. – Что мы будем делать дальше? — Я не знаю. Правда не знаю. Мы можем попробовать…что-то. Вместе. — Гидеон бы не одобрил, — хмыкает Рид. — Плевать, — пожимает плечами Дерек. — Плевать, — эхом отзывается Рид. В самолете Рид внимательно смотрит в иллюминатор, покусывает нижнюю губу, словно продумывает какой-то сложный план. Свои наушники он отдал Гидеону, который, жмурясь от наслаждения, дирижирует в такт неслышной музыке. В огромных «Панасоник» Гидеон выглядит забавно. Дерек улыбается, следя за движениями его рук. Хотч листает бумаги в конце салона, Джей Джей и Прентис спят. Во сне их лица кажутся ужасно беззащитными. Дерек чувствует себя отлично. Разглядывает светлые, чуть подкопченные облака в иллюминатор. — Хочешь поговорить? — заговорщически шепчет Гидеон, оттянув от уха один наушник. Дерек качает головой. — А я хочу, — говорит Гидеон, снимает наушники и подсаживается ближе. — Те три дома на перекрестке, знаешь, там у каждого – своя история. В одном доме жил преступник, в другом доме потеряли сына, в третьем — потеряли и вновь нашли. Истории могут начинаться одинаково, но вариантов развития — тысячи. У каждого — свой. И все зависит от того, кем захочешь быть: Суперменом — героем комиксов, или суперчеловеком. Таким, как ты, Дерек. Детские травмы не исчезают бесследно. Это тяжесть, которую мы носим в душе всю жизнь. Когда-нибудь тебя обязательно придавит снова, и тогда станет очень важно, чтобы рядом с тобой был человек, готовый провести тебя сквозь это. Гидеон замолкает, надевает обратно наушники и откидывается в кресле. Рид нервно терзает пальцами нижнюю губу. Он ссутулен, сосредоточен, волосы его растрепались, а между бровей залегли две вертикальные складки. Глядя на него такого, Дерек не может сдержать улыбку. Он поджимает губы и отворачивается к иллюминатору. Пышные ватные облака светлеют, наливаются белым, между ними мелькает яркая ослепительная искра, и появляется солнце. Конец Человек — это животное, которое сошло с ума. Из этого безумия есть два выхода: ему необходимо снова стать животным; или же стать большим, чем человек. Карл Густав Юнг