Antiphony / Антифон

      Шатаясь, Жасмин поднялась на ноги и попыталась забыть пугающий смех Зеркала. Стоит ли ей покинуть это место? И есть ли у нее выбор?       Прежде, чем принцесса успела обдумать эту мысль, ее ослепила зеленая вспышка света. Когда зрение прояснилось, Жасмин увидела, что ее окружают книжные полки и шкафы. Дюжина столов, заваленных свитками, пустыми емкостями из-под жидкости и всяческим алхимическим оборудованием, ровными рядами располагались перед ней. Принцесса увидела Мозенрата, теперь, наверно, одиннадцатилетнего, стоящего в самой глубине зала. Перед ним лежал огромный свиток. Молодой некромант все еще был худым, но казался более сильным, а не болезненным или отощавшим, как раньше.       Жасмин с интересом наблюдала, как Мозенрат держит в горстях пылающий зеленый шар. Его пальцы были все в крови.       Это было то же заклинание, что он пытался сотворить в прошлом воспоминании, но теперь все выглядело так, как будто у него получается. Лицо подростка застыло маской сосредоточенности, его глаза были прикованы к магии, которой он управлял, как будто одно небрежное моргание могло погасить свет.       Пожалуй… Пожалуй, она останется. Посмотреть на то, как у него получится заклинание. А потом она сделает попытку покинуть Зеркало.       Мозенрат сделал несколько шагов назад, пока не отошел от стола где-то на метр. Затем аккуратно развел руки в стороны, все еще опасаясь моргнуть или пошевелиться. Зеленый свет остался парить в воздухе, без поддержки рук, не проявляя никаких признаков угасания. Свечение только усиливалось.       Подросток раскинул руки, и свет начал растягиваться, принимая форму диска, становясь все длиннее и шире, пока не стал большим настолько, чтобы через него мог пройти человек.       Когда колени Мозенрата начали дрожать от перенапряжения, он произнес одно слово:       — Андрая.       Имя было знакомым, но Жасмин не могла вспомнить, где она его слышала.       Диск покрылся рябью, как поверхность водоема, а края начали закручиваться. Жасмин восхищенно смотрела, как лучи света расходятся от диска и танцуют на стенах лаборатории, как их неестественный зеленый цвет отражается в глазах Мозенрата. Казалось, он с тревогой ожидал то, что должно было появиться из озера света.       Прошла минута и свет начал тускнеть. Края перестали кружиться, и диск начал сжиматься. Мозенрат упал на одно колено, отчаянно пытаясь поддержать заклинание, пока свет не погас.       — Нужно знать, когда остановиться, — голос его учителя прозвучал за ее спиной.       Жасмин обернулась и увидела Дестана, прислонившегося к столу. От его ног расходился дымок телепортации. Колдун злобно улыбнулся, видя удивление и тревогу на лице Мозенрата.       — Что, не ожидал, что я так рано вернусь?       Зеленый свет исчез сразу же, как Мозенрат увидел учителя. Он с угрюмо-вызывающим выражением лица медленно поднялся на ноги.       — Мне бы удалось, если бы вы не прервали меня, — сказал он раздраженно.       — Удалось что? Отдать душу в загробный мир? Пригласить демона, чтобы он захватил твое тело? Или прожечь дыру в моем полу? — издевался Дестан. — Кажется, ты не веришь мне, когда я говорю, что вызывание души — рискованное дело.       Губы Мозенрата сжались в тонкую линию, но он не ответил. Голос же Дестана стал более серьезным.       — С технической точки зрения последняя попытка была безупречной. Но я могу сказать точно: как бы ты ни был хорош, ты всегда будешь терпеть неудачу.       Мозенрат продолжал молчать. Жасмин показалось странным, что он спокойно принимает критику своего учителя, даже не пытаясь возразить.       — Я знаю что, а точнее, кого ты пытаешься призвать, — голос и намерения Дестана становились все более угрожающими. — Неужели ты до сих пор не понял, что ее дух не откликнется на зов темного колдуна, того, кем ты сейчас являешься? Или ты все еще думаешь, что в тебе достаточно святости, чтобы преуспеть?       Дестан улыбнулся, увидев вспыхнувшее от негодования лицо ученика. Но Жасмин заметила и тень вины, лежащей под гневом Мозенрата.       — Ты не можешь получить лучшее сразу из обоих миров. Я думал, ты смирился с этим, но, похоже, я ошибался. — Дестан шагнул вперед и взглянул на свиток, оставленный Мозенратом на столе. — Хватит тратить свое время. Даже если бы ты смог вызвать ее, думаешь, она захотела бы тебя видеть после всего того, что ты сделал? Что она в любом случае гордилась бы тобой, видя, как ее драгоценный наследник, которого она посвятила своему богу Света, живет и дышит темным волшебством и использует магию храма на создание армии нежити?       Он покачал головой в глумливой жалости.       — Я всегда говорил, что могущество имеет свою цену. Хочешь могущества, чтобы однажды отомстить? Тогда заплати цену, — он обнажил зубы в неприятной ухмылке.       Мозенрату было нечего ответить на это. Он оказался в ловушке парадокса — он отступил от магии света ради магии тьмы, которая могла дать ему силу для мести за родителей и город. Но при этом он отрезал себя от них навсегда.       Был ли это истинный момент «падения», задумалась Жасмин. Падения из света во тьму, падение, которое обыгрывалось во многих сказках, что она слышала и читала в детстве. Сейчас ему должно стать ясно, что месть Дестану не вернет ему родителей и город. Месть была ямой, упав в которую, можно было оказаться в порочном круге, ловушкой, которая заставляла подумать, что боль других может заполнить пустоту внутри, изначально созданную врагом.       Но Жасмин начинала думать, что нет определенного момента, ясной точки во времени, когда человек «падает» из одной стороны в другую.       Люди не так просты, как персонажи из детских сказок. Возможно, Мозенрат не был полностью добрым или злым, даже когда повзрослел. За последние две недели она видела в нем проблески чего-то иного, нежели темных амбиций и злобы. Она спорила сама с собой, раздумывая, являлось ли его милосердие ловушкой. Но теперь она склонялась к тому, что в нем еще осталась частичка детства, того, чему его учили, и доброта, которую он успел почувствовать.       Она должна остаться. Она должна остаться, чтобы понять, верны ли ее гипотезы. Ей многое еще предстоит увидеть, чтобы понять, как он стал нынешним собой. И она была еще очень далека от понимания того плана, который он придумал, и который привел ее сюда.       Значит, она должна заплатить цену, так, как и сказал Дестан своему ученику, как потом и Мозенрат сказал ей. Зеркало может пугать ее, удивлять ее, бросать в паранойю — она выдержит. Если Мозенрат был способен выдержать столько лет под гнетом самого могущественного колдуна в мире, то она сможет пережить небольшой опыт общения с артефактом.       Песок вернулся, потому что Дестан закончил читать нотации и начал выбирать книги с полок для обучения Мозенрата.       Как она и ожидала, Жасмин снова оказалась во дворце. Была ночь, и ее спальню освещал только лунный свет, сочащийся из окон. Она-маленькая пела, расчесываясь и тщеславно поглядывая на себя в зеркало. Жасмин прислонилась к стене, наблюдая за одиннадцатилетней собой, заканчивающей обычный день. По сравнению с жизнью Мозенрата, ее жизнь была крайне приземленной.       Маленькая она отложила расческу на комод, открыла ящик, и, казалось, на секунду задумалась, прежде чем достать что-то изнутри. Она даже перестала мурлыкать мелодию, чтобы послушать, не подходит ли кто к двери.       Юная Жасмин вынула из комода два длинных клинка с украшенными изумрудами ручками. Они резко сверкнули в лунном свете.       К этому моменту Жасмин занималась танцами с мечами уже около года. Она редко находила время для тренировок, потому что вокруг все время вились слуги. Единственным свободным временем была ночь, когда единственными людьми, которые находились поблизости, были стражи в коридоре.       Принцесса завернула лезвия в тонкую ткань, чтобы они не издавали никаких звуков, и начала свой танец в тишине.       Жасмин должна была признать, что она была достаточно талантлива в том возрасте. Она практически не шумела, когда вращала и подбрасывала мечи снова и снова. И хотя не звучало никакой музыки, сопровождающей ее движения, старшая Жасмин могла ощутить ритм, который сопровождал каждый ее шаг и движение рук. Часто девочка останавливалась и повторяла движения, который сопровождались ее недовольным выражением лица.       Это не было важным воспоминанием, и насколько принцесса знала, ничего особенного той ночью не произошло. Ее молодая копия скоро утомится танцем и ляжет спать. Жасмин повернулась и пошла к двери, надеясь, что сможет покинуть это воспоминание.       И остановилась, поскольку дверь уже была приоткрыта.       Ей стало неуютно от того, что кто-то наблюдает за ней.       Просто стража, подумала она. Они всегда были там, обычно полусонные к этому моменту, но всегда выстаивающие караул каждую ночь у ее комнаты.       Но если бы там были стражники, они бы не были столь небрежны, чтобы оставить дверь открытой. Жасмин сделала осторожный шаг вперед, задержав дыхание, хотя и знала, что никто не способен ее заметить.       В следующую секунду дыхание сперло, зрение подернуло темной пеленой и ноги оторвались от земли. У принцессы не хватило времени даже на испуганный крик от того, что на этот раз приготовило для нее Зеркало.       Как только Жасмин почувствовала пол под ногами, она сразу же смогла и дышать, и видеть. Комната, в которой она оказалась, была окрашена темно-красными отсветами от факелов на стенах.       Лаборатория Джафара.       Принцесса напряглась и инстинктивно отступила, когда увидела его — высокого зловещего человека, одетого в черное. Человека, обманывавшего многие годы ее отца и пытавшего их во время своего краткого господства. Визирь стоял спиной к ней, и вокруг его ног вилась дымка от телепортирующего заклинания. Видимо, он случайно прихватил ее с собой.       Это он был снаружи. Жасмин вздрогнула и поджала губы от отвращения. Зачем он наблюдал за ней?       — Наша маленькая принцесса доказывает себе, что она чего-то стоит.       Принцесса подскочила, по глупости решив, что маг говорит с ней. Но знакомый пронзительный голос попугая успокоил ее.       — Зачем, если она и так водит папочку вокруг своего маленького пальчика? Она же может отделаться от него с помощью крекеров? — Яго махал крыльями на высоте рядом с головой Джафара, столь же высокомерный, как и всегда. Было странно видеть его врагом снова после стольких лет дружбы.       — Она занялась танцами с мечами без ведома ее отца, — задумчиво заметил Джафар. Он сел за длинный стол, оказавшись напротив Жасмин.       — Я бы не стал доверять женщине с любыми острыми предметами. Что она задумала?       — Принцессы не думают, — ответил Джафар с улыбкой. — Особенно эта.       Жасмин нахмурилась. Она всегда ненавидела эту мерзкую улыбку.       — Она бунтует на каждом шагу, отказываясь следовать правилам. Представь, что будет, когда появится первый жених… — размышлял Джафар. — Вообрази, сколько проблем она создаст своему отцу. Как она будет отвлекать его. Султан может не надеяться заключить союз с помощью ее брака. Она скорее начнет войну, чем поддержит мир.       — Тем лучше для нас, верно?       — Я должен уделить этому больше внимания. Но за ней действительно забавно наблюдать.       Как часто он наблюдал за ней? Мысль о злобном маге, тихо стоявшем возле ее спальни каждую ночь, заставила что-то сжаться в ней.       — И с ней намного проще иметь дело, чем с ее матерью.       Яго опустился на свой насест и безразлично нахохлился. — Кстати, ты никогда не рассказывал, что произошло с женой султана. — Ах, как нехорошо с моей стороны. Это был первый шаг к смене власти в этом королевстве. Она была слишком умна для женщины и имела слишком сильное влияние на идиота-мужа, — сказал небрежно Джафар.       — Она тоже любила острые предметы?       — Она чуть не раскрыла мои планы относительно султана.       Яго присвистнул.       — Я предположу самое дикое и скажу, что ты убил ее?       Руки Жасмин взлетели ко рту. Ей говорили, что ее мать умерла от неизлечимой болезни.       Ладони дрожали. Принцесса укусила себя за палец, чтобы оценить ярость охватившую ее. Она должна услышать ответ.       — Убийство — слишком громкое слово, Яго, — недобрая улыбка визиря стала шире.       Жасмин не слышала его дальнейших слов. Пески сыпались, превращая темно-красный оттенок стен в земляной, неслись по длинным черным одеждам Джафара, скрывая его злую ухмылку.       Принцесса дернулась вперед, не отрывая взгляда от исчезающего облика мага, со всей силы борясь с песком. Жестокий смех Джафара отразился эхом.       Джафар убил ее мать.       Ее мать, которая была слишком умна, чтобы он оставил ее в живых. Которая стала слишком опасным препятствием для его планов захвата Аграбы. Тогда он нашел способ спланировать ее смерть и лишить ее отца возлюбленной, а Жасмин — будущего с любящей, мудрой и одаренной матерью. И он смеялся над этим.       Принцесса выбросила руку вперед, стараясь достать исчезающего мага, впиться ногтями в его лицо, сделать что-то прежде, чем песок унесет ее. Гнев продвинул ее немного, напрягая ее мышцы против сопротивления песка, но даже огонь, охвативший ее, не был достаточно силен, чтобы победить. Крик отчаяния был прерван песком, который, наполнив рот, душил ее и тащил вниз.       Разумная часть Жасмин понимала, что Джафар мертв, что это воспоминание и оно не может быть изменено. И она проклинала Зеркало за то, что оно показало ей эту сцену. Она проклинала его, слыша нотки знакомого голоса, вплетающегося в смех Джафара, отзывающегося эхом в песчинках.       Конечно, Зеркало оставит и эту память. Но какова его цель? Заставить ее страдать? Погрузить в пучину горя?       Пески на этот раз отпустили ее как будто с неохотой, словно наслаждаясь яростью, свернувшейся под самой кожей Жасмин. Принцесса закрыла глаза и постаралась дышать ровно, напоминая себе, что ее цель здесь, что она не покинет Зеркало, пока не осуществится то, за чем она пришла.       Она не позволит бездушной безделушке победить ее.       Открыв глаза, Жасмин увидела, что оказалась в столовой Цитадели, огромной комнате с черной хрустальной люстрой, свисающей с высокого потолка. Дестан стоял во главе длинного полированного стола, уставленного парой десятков блюд. Мозенрат, уже юноша, стоял рядом.       Это зрелище вырвало ее из ледяной клетки ненависти.       Ненависть была жизнью Мозенрата. И ему пришлось прожить с объектом своей ненависти каждый день своего детства. Она не могла представить, каково это — стоять в тени своего врага, служить его прихоти и оставаться молчаливым. Жасмин смотрела на него с недоверием, смешанным с уважением.       Как так вышло, что он еще ни разу не попытался убить Дестана? Как он мог продолжать стоять рядом с ним так спокойно, не пытаясь задушить голыми руками? Если бы она была на его месте, она бы попыталась схватить колдуна за горло в первый же месяц, если не раньше.       Но Жасмин знала ответ. Ничто не имело для Мозенрата большего значения, чем его всеобъемлющая мечта о мести, и он подавлял все остальные желания, включая любые импульсы наброситься прежде, чем он станет достаточно могущественным, чтобы достигнуть цели. Несмотря на вспыльчивость, которую некромант показывал во время столкновений с ней и Аладдином, фактически он был самым терпеливым, чем кто-либо, кого она знала. Должен был быть, иначе бы он не выжил рядом с Дестаном.       В данный момент, его обычное хмурое выражение лица было связано с непониманием. Жасмин проследила за его взглядом и заметила, что трое неизвестных уже сидят за обеденным столом.       Они были подростками, один паренек слева и две девушки справа. Парень был одет в темно-зеленые штаны и тунику, на передней части которой поблескивала королевская вышивка. Длинные, волнистые, каштановые волосы обрамляли гордое загорелое лицо со спокойными серыми глазами и узким подбородком. Парень смотрелся ровесником Мозенрата. Девушка чуть дальше от Жасмин была, пожалуй, на год младше молодого некроманта, и явно напугана происходящим. Она выглядела совсем по-детски, молочно-белая кожа на щеках ангелочка пылала от волнения, а глаза с длинными ресницами с ужасом уставились на ухмыляющегося колдуна. Светло-желтое оборчатое платье на ней гармонировало с ее льняными волосами. Жасмин догадалась, что малышка — гостья из какого-то северного королевства. Темноволосая девушка, сидящая ближе к Дестану, была старше и красота ее была более зрелой. Одетая в черное с высоким воротом платье, она смотрела на колдуна без выражения. Лишь на секунду ее глубокие глаза цвета полуночи взглянули на Мозенрата так, как будто девушка его только что заметила.       — Я обеспокоен, что ты становишься слишком замкнутым, всегда заперт в этой тоскливой Цитадели, наедине со мной и слугами-нежитью, — сказал Дестан Мозенрату, усаживаясь в резное кресло. — Так что, мой дорогой ученик, я решил немного разнообразить твою жизнь. Я нашел несколько королевских отпрысков тебе в компанию. Я сказал им, что ты с удовольствием поиграешь с ними. Ты же согласен, верно?       Мозенрат посмотрел на своего учителя с презрением.       — Каков истинный смысл этого? — Молодой некромант спокойно посмотрел на трех гостей, чье внимание теперь сконцентрировалось на нем. — Кто они?       — Садись, давай поговорим за обедом, пока он не остыл, — Дестан жеманно махнул рукой.       Мозенрат подозрительно посмотрел на него, прежде чем сесть слева от него, рядом с юношей каштановыми волосами.       — Итак, — колдун налил себе бокал вина, — я предполагаю, что единственно верным для меня будет представить тебе наших гостей. Молодой человек, сидящий рядом с тобой — принц Ксерксес из королевства Галареон. Барышня — принцесса Лейла из Мариста. А леди, одетая в черное — принцесса Райни из Кирилиса. Ксерксес, Лейла, Райни, это мой ученик, Мозенрат, также королевской крови, хотя его королевство, увы, постигла беда.       Ксерксес? Жасмин недоверчиво посмотрела на скромного молодого принца, а в голове у нее мелькнул образ уродливого угря-мутанта.       Принцесса уже заглядывала в будущее, спрашивая себя, что могло произойти с этими детьми. Она задумалась, были ли они живы до сих пор. Сколько она помнила Мозенрата, он все время жил у себя в Цитадели. Возможно, позже некромант назовет угря в честь нового знакомого.       Напоминание об ужасном прошлом Мозенрата, казалось, заставило отреагировать всех подростков, а не только Мозенрата, чей ледяной взгляд в тот момент был остр, как стекло. Поза Ксерксеса стала напряженной, в то время как Райни сдержанно отвела взгляд от колдуна. Нижняя губа Лейлы задрожала, как будто она была близка к тому, чтобы заплакать.       — Но ты не тронул их королевства, — заметил Мозенрат. Он быстро успокоился, позволив маске безразличия скрыть его внезапный гнев. Его невыразительные глаза оглядели подростков. — Пока что, — добавил он с жестокой полуулыбкой. — На что их родители согласились?       Дестан выглядел довольным догадливостью Мозенрата.       — О, всего лишь скромная дань каждый месяц, чтобы помочь построить мне армию. Первая партия прибудет из Галареона на следующей неделе и будет содержаться в подземельях, ожидая твоего внимания.       Мозенрат глянул на него скептически.       — Галареон слишком далеко, чтобы трупы оставались свежими.       — Кто сказал, что я попросил трупы? — возразил Дестан, улыбаясь в ответ на бледнеющее лицо Ксерксеса. — Они будут живы и здоровы, вероятно, рабы; свежее некуда. Думаю, мамлюки так будут гораздо прочнее.       Лейла издала испуганный всхлип, Райни же оставалась холодна, как камень, и не поднимала глаз.       — А ее ты принял как первую плату из Мариста? — спросил Мозенрат, взглянув на девочку с презрением, от которого Лейла оказалась на грани нервного срыва. — Зачем? — Тебе в подарок, конечно. Я думал, ты любишь светлые вещи, — пошутил Дестан.       Мозенрат раздраженно нахмурился, не оценив шутку. Несмотря на жалость к трем подросткам из королевских семей, Жасмин внутренне улыбнулась смущению Мозенрата.       Значит, Дестан держал детей в качестве гарантии того, что его не атакуют правители Галареона, Мариста и Кирилиса, которые знали, что их постигнет судьба Исцелинта, если они пересекут границу. Что касается дани… Она вздрогнула. Дань в виде живых людей, которых приведут к Дестану, чтобы он их убил «свежими» и сделал мамлюков. Это отчетливо напомнило ей миф, рассказанный Таноном на ее просьбу о страшной сказке. Миф о греческом царе, который держал Минотавра в лабиринте и кормил его, ежегодно принося в жертву юношей. Правители трех городов отдали своих детей в заложники монстру, но все равно должны были жертвовать еще большим количеством людей, чтобы их дети не стали закуской.       Города никогда не вырвутся из этого ужаса. Это проигрышная ситуация для всех. Если они откажутся и отправятся спасать своих детей, колдун быстро разберется с ними с помощью нежити и бури черного песка. Если они хотят успокоить его, то должны исполнять любые его прихоти, тогда как он может убить детей в любой момент. Но и дань будет только усиливать его армию, делая победу невозможной.       Теперь Жасмин поняла, у кого Мозенрат научился манипуляции. Всякий раз, когда он сражался против Жасмин и Аладдина, его планы были устроены таким образом, чтобы у них не было выбора, кроме как следовать его желаниям. Не считая того случая, когда она оделась стражем и победила некроманта с помощью Кинжала Рока. Как ни странно, она не почувствовала удовлетворения, когда вспомнила эту победу. Вопрос о том, как могла сложиться жизнь Мозенрата, если бы он не выбрал путь мести, все еще не покидал ее головы. Сейчас он был на пороге взрослой жизни, в возрасте, когда неправильный выбор нельзя было оправдать незрелостью или незнанием.       Действительно ли Мозенрат был ответственен за ненависть, поселившуюся в его сердце — ненависть, которую посеял и взрастил Дестан, начав с разрушения города? Разве его желание мести не было оправдано? Разве он не имел на нее права, несмотря ни на что?       Мысли о Джафаре породили новую волну ненависти в Жасмин, одновременно давая ей ответ на вопрос. Месть была дорогой к злу. Но того, кто чувствует ненависть, это не волнует. Все остальное теряет значение.       Обед начался в молчании, потому что Дестан фактически заставил детей есть вне зависимости от их желания — как будто у них мог быть аппетит, после того, как им сообщили о том, что они заложники, и о дани, наложенной на их города.       Мозенрат молча поглощал пищу, в то время как его господин болтал с четырьмя подростками. Жасмин знала некроманта достаточно, чтобы понимать, что он скрывает истинные эмоции. Этому выражению лица Мозенрат научился, когда жил на улице, тогда оно являлось защитой для скрытых намерений или, возможно, страха. Жасмин поняла, что за последние несколько лет он почти не общался с живыми людьми, не считая Дестана и умирающих пленников. Даже учитывая его преданность учебе, он наверняка чувствовал одиночество. В детстве его окружало много людей, где бы он ни был, в храме или на улице чужого города. Слишком уж резкое изменение — оказаться на мертвой земле, где ты один из двух живых людей во всей пустыне.       Мозенрат был чем-то похож на нее. У Жасмин не было друзей-ровесников, но только потому, что с ней никто не хотел играть. У Мозенрата — потому что не было никого, с кем можно было бы поговорить. Но если заглянуть вперед, то, возможно, скоро все изменится. Жасмин уже ожидала, что Мозенрат будет часто общаться с Ксерксесом, и достаточно близко, чтобы потом назвать угря в честь него.       К сожалению, скорее всего, это означало, что принц Ксерксес умрет.       Дестан начал заговариваться все больше и больше, потому что еда почти закончилась, а пил колдун уже не из бокала, а из бутылки.       — Ты знаешь, Мозенрат, я думаю о том, чтобы вознаградить тебя за твои старания в работе с мамлюками. — Он криво улыбнулся Райни, которая сидела справа от него. — Может, я покажу тебе город Райни когда-нибудь. Это довольно интересно, верно, принцесса?       — Как прикажете, повелитель, — ответила она тихо. Девушка едва прикоснулась к тарелке, теперь же ее руки покоились на коленях.       — Действительно. Я никогда не видывал города, более богатого на красоту. И я говорю не об архитектуре, — сказал Дестан. Он следил за Мозенратом. — Когда ты будешь достаточно взрослым, я найду тебе женщину оттуда, — колдун рассмеялся, когда тот залился краской.       Дестан протянул руку и погладил Райни по щеке тыльной стороной ладони. Желудок Жасмин болезненно сжался.       — Интересно, будут ли мамлюки из твоих людей симпатичнее, — размышлял он, пристально глядя своими пронзительными голубыми глазами в прекрасное лицо Райни. К чести принцессы, она не съеживалась от всех этих прикосновений, сохраняя бесстрастный вид. Как самая старшая, она, видимо, получила самое полное обучение этикету, включающему умение сохранять внешнее спокойствие в любой ситуации.       Напряжение в зале схлынуло, когда Дестан, наконец, отвел взгляд от принцессы. Еле заметный вздох облегчения сорвался с полных, алых губ Райни. Лейла смотрела на все это с ужасом в глазах, так, как если бы она стала следующей, на кого обратил свое внимание колдун.       — Мозенрат, почему бы тебе не показать Ксерксесу и Лейле их комнаты? — любезно сказал Дестан. — Ох. Конечно, я же не сказал тебе, что они прибудут. Ну, просто найди то, что не будет слишком суровым для их избалованных величеств. Думаю, это исключает подземелья, хотя как пожелаешь…       Мозенрат лишь закатил глаза, но мальчик с девочкой застыли, не зная, действительно колдун шутит. Юноша посмотрел на них со скучающим выражением.       — У вас есть аллергия на что-нибудь? Порошок для бальзамирования? Гигантские растения-людоеды?       Лейла помотала головой, слишком напуганная, чтобы отличить шутку от реальности. Ксерксес, наоборот, быстро сообразил. Он ответил Мозенрату с обезоруживающей улыбкой:       — Только на собак-людоедов. К растениям нормально отношусь.       Мозенрат секунду смотрел на него, как бы переоценивая ум и, в соответствии с этим, его значимость. Медленная ухмылка, возможно, стала началом их дружбы. — Я это учту.       Молодой некромант повернулся обратно к учителю, но все его вопросы так и остались не озвученными, когда он увидел, как немолодой колдун наклонился к кирилианской принцессе и коснулся ее уха своими губами. Руки Дестана запутались в эбеновых волосах Райни, привлекая девушку к нему.       Не задумываясь, Жасмин ударила колдуна по руке, но, конечно, ничего не произошло. Как он посмел прикоснуться к ней! Ярость Жасмин погасила тоска от вида слез, стоявших в глазах прекрасной принцессы, и понимания того, почему Дестан приказал найти комнаты только для двух из гостей.       Дестан был монстром. Сколько еще раз придется это повторить, прежде чем Мозенрат убьет его буквально собственными руками?       Мозенрат резко встал, отрывая взгляд от того, что происходило с принцессой, и переместил себя и двух других подростков телепортирующим заклинанием.       «Ты сбежал», — поставила Жасмин ему в вину, хотя понимала, что он никак не мог помочь Райни, даже если бы попытался. Принцесса Аграбы видела только угасающий след от его заклинания — свидетельство его трусости, его неспособности постоять за свою правоту, — когда вернулся песок.       Пески скрыли все, но Жасмин по-прежнему чувствовала гнев от видения больше, чем от песчинок, кружащихся перед ее лицом. Эта ярость была связана с ее собственным опытом, воспоминаниями, и она жаждала, чтобы Зеркало Фиерев забрало эту память. Ощущение губ Раевена на своих, его ласкающие руки у нее на талии — Жасмин заставила себя не думать об этом, чувствуя себя невероятно грязной.       Сама мысль о том, что Дестан сделал с Райни — в ту ночь и, возможно, во многие другие ночи — в то время, как Мозенрат просто встал и ушел!..       Жасмин заставила себя успокоиться и рассуждать логически. Мозенрат не вступился за принцессу. Но он не вступился и за умирающих пленников. Он не вступился за тех, кто скоро будет убит как скот — его собственной рукой, не меньше. Он даже не проявил сочувствия или отвращения, когда учитель сказал ему о дани.       И он не вступился за себя. Перед глазами предстала картина, как он бежит к двери, преследуемый мертвецом, которому Дестан приказал избить мальчика до полусмерти. Мозенрат не произнес ни слова протеста, принимая желания господина в качестве закона. Потому что Дестан был слишком могущественным.       Слова Мозенрата из одного из ночных разговоров, которые казались такими далекими теперь, звучали все явственнее в ее голове. Теперь они не были для нее загадкой.       Власть имеет цену.       Жасмин открыла глаза, готовая заплатить Зеркалу свою цену, готовая к ужасу, который могла увидеть. Возможно, она платит Зеркалу ценными воспоминаниями и рассудком. Но она точно знала, что она не единственная, кто пострадал от рук зла.       — Тебе лучше спасти эту девушку, Мозенрат, — прошептала принцесса. — Чего бы тебе это ни стоило.