Часть 1
19 февраля 2014 г. в 20:02
Сколько бы не длилась наша история, виноватым был только я. Да, из нас двоих ошибался
именно Серхио Рамос. Каждый раз извиняясь за мелкие промахи, досадные упущения, я делал это искренне. И хотя я редко понимал, в чем именно моя вина, все же честно пытался стереть немое выражение укора с лица Фернандо. Эпизод за эпизодом, в памяти всплывают разногласия:
Серхио, не стоило так долго обнимать меня прямо в аэропорту. Там была целая куча журналистов. - хмурит брови Торрес.
Я хочу расказать, как безумно по нему скучал, как громко тикают часы в ночных отельных номерах, когда их не заглушает чье-то размеренное дыхание, каким безмолвным может быть заполненый Сантьяго Бернабеу. Но вместо этого я лишь шепчу: «прости».
Чехо, не нужно больше страстно набрасываться на меня в раздевалке, - раздраженно шипит Нандо, - За нами наблюдала вся команда!
Жизненно необходимо прямо сейчас объяснить, что я радовался победе Рохи, забитому Торресом голу, присутствию самого героя дня рядом, в конце концов. Слова так и норовят вылететь из приоткрытого рта, но я опять захлебываюсь вдруг ставшим жидким воздухом.
- Как же ты не поймешь, Рамос, я должен вернуться домой, к жене. Я и так задержался дольше чем обещал... - пылко тараторит Эль Ниньо, который как всегда прав.
В этот же раз Чехо психует, Чехо стремительно разворачивается, Чехо хлопает дверью и вызывает такси. А все для того, чтобы через несколько минут дрожащей ладонью сжимать металлическую ручку, чтобы пытаться унять рванное дыхание, чтобы обнять Фернандо со спины. Постояв под отелем полчаса, раздосадованый таксист уезжает.
Я постоянно нахожусь в плену своей слабости. Какой изумительный контраст. Волевой вице-капитан на поле, покорный любовник за опущенными кулисами. Разительные метаморфозы — для глаз девятки Челси, эксклюзивно.
Теперь все по другому. Кубок Конфедераций стремительно мчится к финалу, но мне снятся далеко не победные лавры. Прошел год с тех пор, как мы расстались. Разные клубы, страны, языки должны были быть на руку. Не искать сайт премьер-лиги, не пересматривать видео и фотографии, вовремя переворачивать страницу газеты — что может быть проще? Изо дня в день я пытался сшить Серхио-Рамоса-который-с-Фернандо и Брошенного Чехо из двух обуглившихся ошметков души. Но, как оказалось, километры, часы и градусы в этом деле бесполезны. Полотна не будет из пустой катушки.
Какова ирония судьбы. Ровно 365 дней прошло с «прощального разговора» - и нас селят в один номер. Я не готов к таким моральным издевательствам. Стоило мне перед поселением поболтать по телефону с вечно волнующейся сестрой, а тебе чуть дольше чем обычно возиться с чемоданом, и, результат — призывно машущий последним ключом портье.
Мы не произнесли ни звука с тех пор ка переступили порог номера. Молча разложили одежду, молча переоделись на тренировку. Не глядя друг другу в глаза разбрелись по комнатам после приезда со стадиона. И вот, я сижу на небольшой кухне и чувствую себя глупее некуда. Сначалая нервно бросался то к плееру, то к пульту от телевизора. Время от времени сюда доносился голос Торреса, звонившего домой. Сам того не замечая,я напряженно вслушивался, надеясь поймать хоть какой-то намек в стандартных репликах («Да, уже вернулся», «Нет, нога совершенно не беспокоит», «И я тебя») Чем больше я ловил произнесенные ровным голосом фразы, тем противнее было на душе.
Вечером стало спокойней. Изнуренные жарой улицы Рио-де-Жанейро получали долгожданный покой. Легкая прохлада постепенно снимала напряжение, возникшее в воздухе роскошного номера. Просидев весь день в кухонном тылу, я смог решить проблему по-философски. Нужно перетерпеть всего несколько дней до конца чемпионата, и все вернется на круги своя. Желая немедленно войти в привычный ритм жизни, я вставил наушники и на время забыл о Торресе. Человеке, которого я прекрасно видел сквозь стену, великолепные обои и репродукцию Моне. Устроившись на диванчике у стола поудобней, я задремал спустя несколько классических композиций.
Открыл глаза я уже глубокой ночью. Разглядев в полумраке комнаты журчащий плеер, я вынул наушники и поднялся с импровизированного ложе. Шаги в соседней комнате умолкли. Единственным источником света были звезды. Они казались словно штучными, сияя сквозь пластиковые окна. Мне не нравятся суррогатные ощущения, и вид наклеек-святлячков вызывал едва ли не отвращение. Я быстро открыл окно, впуская ночную свежесть в номер. До слуха донесся шум прибоя, столь контрастный электронным битам. Я как-то и забыл, что наше очередное пристанище расположено у самой кромки моря. Время льдинкой таяло в этом пряном бразильском коктейле, а я все разглядывал белеющую в темноте пену и огни побережья.
Дыхание утомленного города ласкало слух. Вдохнув влажный морской воздух, я с наслаждением прикрыл глаза. Вдоволь насытившись спокойствием ночи, я сел за стол и наблюдал за развивающимися гардинами. Невесомая светлая ткань вздымалась от самого нежного дуновения, призраком рвалась в комнату. В этом зрелище было что-то завораживающее.
В коридоре послышался звук приближающихся шагов. Внутри словно похолодело. Мне удалось выбросить соседа из головы, но в глубине души я знал: от реальности не убежишь. Как и от предстоящего разговора. Фернандо ведь всегда было что сказать.
Я четко слышу его неровное дыхание, понимаю, что Эль Ниньо стоит на пороге кухни, но не оборачиваюсь. Нужно дать ему шанс уйти, передумать, он ведь колеблется, сожалеет со скоростью трехсот укоров в секунду. Стараюсь отбросить назойливую мысль о том, что боюсь несказанных слов едва ли не больше его.
Так что же ты медлишь? Порог комнаты словно крепостные муры — тебе не достает смелости войти, а во мне слишком много обиды, чтобы помочь. Эта грань однозначно упрямо стремится к вечности, размывая и топя решительность. Сможешь ли ты переступить через нее? Через себя?
Я молюсь, чтобы ты ушел.