Warzone

В маленькой комнате, где у окна стоит письменный стол, у стены − старый диван с клетчатым пледом, стул на котором висит толстовка, громко играет музыка, заглушая щебетание пернатых теноров. Старая добрая «Металлика» отлично сочетается с жадным глотком холодного пива в тридцатиградусную жару. − С каких пор ты снова закурил, Акира? А вправду, не курил около четырёх лет, а тут вновь потянулся к никотину. На какое-то мгновение задумываюсь, что, черт возьми, такого произошло, что я снова держу во рту сигарету и играюсь с зажигалкой, сидя на полу в чужой съёмной комнате. Ровным счётом ничего. Никаких изменений. Обещанного апокалипсиса не было, они ошиблись с расчетами, эти индейцы. А, может, и нет, может, он уже наступил, просто наше сознание настолько затуманено, что этот факт просто не может дойти до человечества? − Мне нужно делиться с кем-то эмоциями. Ты не поверишь, но и заботиться о ком-то, − стряхиваю пепел в самодельную пепельницу в виде пустой пивной банки, − да брось, не смотри на меня так, Таканори. Он прищуривается и смотрит сквозь стекла очков, продолжая молча слушать, как урчит мой желудок, как я выдыхаю и делаю очередной глоток тёмного пива. Эти его вьющиеся волосы и полные губы на долю секунды сбивают с мысли. − Но некому, − неожиданно продолжаю я, − я курю, пару минут живу яркой жизнью, тушу сигарету и вижу серость. Усталость, знаешь? Включаю что-нибудь веселенькое и иду дальше, пиная мелкие камни на своём пути. Смотрю на то, как быстро тлеет сигарета между пальцев, как Таканори залпом допивает своё пиво и садится рядом, прислоняясь так же, как и я − спиной к дивану. Жестковато. − Заведи домашнее животное, − он жмёт плечами, и разговор о возобновлении старой привычки плавно перетекает в какую-то бредятину с лапшой на ушах и мнимой поддержкой. По-моему, из меня хреновый друг. − Я не настолько садист, чтобы зверёк скончался на третьи сутки пребывания у меня. Где-то под нами соседка кричит на ребёнка за то, что тот испачкал джемпер джемом. И пока я нахожусь в своём мирке с кучей тараканов, Таканори незаметно кладет мне голову на плечо и отбирает сигарету, чтобы затянуться. − Мне должно быть совестно, но нет. Думаю, то решение было правильным, − машинально киваю, хотя внутренне отрицаю, − я рад, что ты со мной согласен. В конце концов, дружба тоже неплохая штука. Во мне не было той доли эгоизма, которую я бы хотел иметь для собственной безопасности. Иногда я даже восхищался людьми, у кого он был особо развит. Кто-то свободно мог разорвать отношения с одним человеком, потому что до беспамятства влюблен в другого, который не хочет замечать эти чувства или же отвергает; кто-то с легкостью оставляет отпечаток ботинка на спине друга и уходит, оставляя после себя шлейф разочарования и горечи. − Ты прав, мне тоже не было стыдно, когда я поимел твою первую настоящую любовь, друг. Вот оно, то чувство, которое ощутить можно редко. Как брызги холодной воды в лицо, когда кожа горит, или как второе дыхание, совершенно неожиданно открывающееся во время изматывающего марафона. − Повтори, Сузуки, − на лбу появляется складка, и Таканори поджимает губы, убирая голову с плеча и ровно садясь рядом. Мне абсолютно не сложно повторить, но для чего? Я прекрасно знаю, что он расслышал, что понял. Каков мотив? − Я трахал того, кто послал тебя ко всем чертям с твоими чувствами, и мне не было совестно – я получал удовольствие, пока ты придумывал, какую лапшу мне предложить на сей раз. Когда-нибудь то гнильё, что у тебя вместо сердца, захочет выбраться, и вот тогда ты полезешь на стены, потому что с дерьмом вместо него жить нельзя, к сожалению, а, может быть, и к счастью. Спасибо за пиво. Таканори с ненавистью смотрит на меня, когда я поднимаюсь и отряхиваю джинсы. Кусает до крови губы, когда поднимаю с пола пачку сигарет и щёлкаю пальцами, потому что забыл. − Как ты там мне говорил? На прощание? Дёргается, когда подцепляю пальцами подбородок и целую в уголок губ. Мягко и ласково. На прощание. − Ты ублюдок, − слышу в спину и у самой двери поворачиваю голову в сторону распластанного по полу тела, − Акира. − Может, и так, зато я честный ублюдок, и, в отличие от тебя, в грудной клетке у меня не сгнивший орех.