Хипаскай

Было ясное утро. Солнце, только очнувшееся после долгого сна, ласково касалось кожи своими теплыми лучами. Город постепенно приходил в сознание. Оживали дороги и тротуары, транспорт перевозил новых пассажиров. Начался новый день. Давид открыл глаза. Будильник трезвонил на тумбочке, вот уже три минуты, каждое утро он надрывался, но Давид все равно просыпался и без него, каждый день в одно и то же время — 7:03. Умыться, почистить зубы, одеться, позавтракать, собрать портфель, обуться, выйти — все как всегда спокойно, равномерно, обыденно. Так происходило, и будет происходить, ибо в этом есть спокойная жизнь нормального человека. А Давид является, что ни на есть, нормальным человеком. В метро все оставалось привычным. Запах машинного масла, затхлый воздух, отполированные тысячами рук сверкающие поручни. Давид как обычно достал брошюру, которую ему вечером вручил какой-то парень, и стал рассматривать. Там была фотография улыбающейся женщины с распростертыми объятиями и надпись: «Рай вокруг нас простроили именно Вы! Благодарим за подвиг!». Читая эти слова, Давиду хотелось улыбаться, однако он сдерживал себя, ибо вокруг были люди, которым он мог помешать своей улыбкой. Улыбка в общественном месте всегда некстати. Будет плохо если он, улыбнувшись помешать чьему-то чтению, стоянию рядом или сидению. Давид вышел на своей станции и тут же какой-то улыбающийся паренек сунул ему в руки очередную бумажку. На ней снова девушка, но уже другая, и опять надпись похожая по смыслу, но с другой формулировкой. Давиду показалось, что это хорошее дополнение и без того замечательного дня, тем более как он может быть другим если он начался по биологическому расписанию. Давид шел по улице, всматриваясь в очередную брошюру, что-то ему мешало. Он долго не мог понять, что же не так в этой прекрасной девушке. Одета она была в ту же одежду, что и девушка с вчерашней бумажки, что-то было не так. Давид разглядывал каждый пиксель фотографии, пытаясь разглядеть хотя бы какой-то недостаток. «Грудь — промелькнуло у него в голове — у нее слишком большая грудь, это неправильно!» Давид скривил недовольную гримасу и, смяв листок с фотографией неправильной девушки, кинул в ближайшую урну. Думалось ему, что это непростительная ошибка создателей рекламной продукции, что нужно ужесточить кастинг моделей на столь важную роль, ведь эти листки видит большая часть города, если не страны, а тут такой беспредел. Тут Давид остановился как вкопанный. — А кто делает эти брошюры? — он не заметил, как сказал это вслух. Вдруг он поймал себя на мысли, что понятия не имеет, кто и где производит бумажки, которые люди видят ежечасно, и хотя бы единожды держали их в руках. Весь остаток дня Давид провел в размышлениях. Не смотря на то, что большинство идей приходящих ему на ум были в частности своей полнейшим бредом, он не оставлял своих дум ни на минуту. В конце концов, это сказалось на работе. Допускались ошибки в отчетах, поэтому их приходилось переписывать по несколько раз, это тормозило работу всего отдела. Многие работники были недовольны и ругали Давида, а он, пытаясь делать быстрее, наоборот ошибался больше, это сильнее злило людей и все прекратилось в замкнутый круг. Точкой разомкнувшей его, стал вызов в главный офис. Это впервые происходило с Давидом, он даже не знал, как реагировать, паниковать или быть спокойными, надеяться на лучшее или сразу убить все надежды. Тем более за все годы работы в офисе, он ни разу не встречался с главой лицом к лицу. Но делать было нечего, если пришел вызов отказаться невозможно. И в конце рабочего дня, Давид отправился на верхний этаж здания в кабинет главы.