softly, gently

Сонный Кёнсу, чуть пошатываясь и неустанно потирая лицо ладонями, вывалился в коридор своей небольшой квартиры. Глаза все никак не желали открываться, и Кёнсу еще раз самозабвенно зевнул, перед тем как уловил за закрытой дверью тихий стон боли, сопровождающийся легким шуршанием по дереву. Так вот что разбудило его… Кёнсу распахнул верхний замок и приоткрыл дверь на цепочку, вглядываясь в кромешную темноту на площадке. Неподалеку сверкнули красным яркие глаза, и из тени вышел небольшой волк пепельного окраса. Кёнсу тяжело вздохнул, подмечая небольшие лужицы крови рядом, и кивком головы подозвал Сехуна к себе, мысленно роняя слезы по долгим часам сладкого сна, который он по-любому пропустит. А вообще, Кёнсу давно привык к такому. Его стая шутливо звала его за это «мамочкой». Каждый волк-одиночка (коих было даже больше, чем пальцев на его руках) в тех или иных ситуациях – будь то серьезное ранение, царапина или даже течка – обращался за помощью именно к нему. Кёнсу же совершенно не смущало такое сомнительное место в иерархии, потому что в ответ они все заботились о нем и предугадывали каждое его малейшее желание. Как же бывало прекрасно просыпаться после долгой ночи с Исином и находить на кухне восхитительный свежий завтрак и букет только что сорванных маргариток на прикроватном столике. А Чонин, катающийся по кровати в попытке вытеснить все запахи, въевшиеся в матрас, своим, до сих пор вызывал теплую улыбку. Сехун был новеньким в их стае, а посему постоянно попадал в различные передряги, хоть, в отличие от большинства из них, он не был рожден волком. Он просто оказался не в том месте и не в то время и был укушен посреди битвы двух волков за территорию. После этого они взяли его в свою стаю, и хоть с тех пор прошло всего лишь пара месяцев, он уже принял свою новую жизнь, как должное. Кёнсу давно уже перестал спрашивать, почему Сехун приходит к нему с новой раной чуть ли не каждый день. Будь он в реальной опасности, Чунмён или Ифань быстро бы со всем разобрались, не в их правилах было бросать все на самотек. Да и к тому же совать свой нос в чужие дела Кёнсу не любил, его работой была лишь забота о стае. Этим он и решил заняться, задумчиво разглядывая понурого Сехуна, неуклюже растянувшегося на полу в ванной. Секунду спустя он уже принял человеческую форму, и Кёнсу всплеснул руками, качая головой. - Кровь скоро въестся в твою шерсть, и ты навсегда останешься розовым. Сехун кое-как растянул сжатые от боли губы в улыбке, и вздрогнул, когда прохладный воздух легкими пальцами коснулся глубокой раны на боку. Кёнсу зацокал языком, достал из небольшого шкафчика мягкую мочалку и приблизился к Сехуну. Прежде чем приступить к лечению, следовало очистить рану, иначе заражение не заставит себя ждать. Кёнсу, чуть хмурясь, начал осторожно протирать кожу Сехуна прохладной водой, все сильнее окрашивающейся в розовый цвет каждый раз, когда он опускал в нее мягкую тряпочку, окропленную кровью. Сехуна передернуло, когда Кёнсу слишком близко подобрался к порезу, красной линией опалившим весь бок его ребер. Старший нахмурился – рана была серьезная – и подумал, не стоит ли все-таки нанести визит вожакам. - Сможешь дойти до кровати? – мягко спросил Кёнсу, ласково убирая влажную челку со лба Сехуна. Тот слабо кивнул и попытался подняться с пола на дрожащих ногах. Кёнсу еле успел подхватить его, прежде чем Сехун мешком повалился на пол, и медленно повел его к спальне, чуть ли не таща его на себе. Младший тяжело опустился на матрас, и Кёнсу осторожно приподнял его ноги, удобнее устраивая на кровати. Сехун тихо застонал, и Кёнсу испуганно дернулся, боясь, что сделал только больнее. - Извини, - прикусил он губу, осторожно касаясь его предплечья. Сехун мотнул головой и чуть приоткрыл глаза, глядя на него. - Пахнет Чонином, - надулся Сехун, и Кёнсу не смог сдержать улыбки. Он фыркнул и аккуратно перевернул волчонка на другой бок, чтобы получше разглядеть порез. Кровь мелкими каплями начала просачиваться сквозь тонкую коросту, грозя пролиться на белоснежные простыни, и Кёнсу наклонился, начиная осторожно слизывать алую влагу кончиком языка, скользя по самому краю раны. Сехун задрожал под мягким прикосновением и тихонько всхлипнул. Кёнсу опустил руку на его бедро, чуть поглаживая, но Сехун тут же накрыл его ладонь своей, переплетая их пальцы. Волки по своей природе могли исцеляться сами, однако если рану прочистит кто-то другой из стаи, заживление пойдет гораздо быстрее. Что-то в их слюне позволяло ранам затягиваться буквально на глазах, и Кёнсу начал аккуратно вылизывать пораженные участки, стараясь не задеть самые болезненные места. Убедившись, что Сехуну стало легче и его дыхание убыстрилось, он чуть сильнее надавил языком на кожу, поглаживая края раны кончиками пальцев свободной руки. На языке причудливо смешались вкусы крови, пота и Сехуна, такого сладкого и мягко-невинного. Отчего-то помогать именно ему было всегда чуточку приятней, чем кому бы то ни было, и Кёнсу довольно улыбнулся, пытаясь не обращать внимания на тепло, разлившееся в груди, когда Сехун тихо выдохнул, чуть подрагивая всем телом. - Еще немного, - тихо прошептал Кёнсу, мягко касаясь губами тыльной стороны ладони Сехуна. Рана уже начала потихоньку затягиваться по краям, и Кёнсу кивнул, довольный собой. К счастью, инфекции нет, и к утру Сехун уже будет как новенький. Кёнсу чуть отстранился, закончив работу, но Сехун сильнее сжал его ладонь, притягивая ближе. Кёнсу притворно закатил глаза, ласково улыбаясь сонному волчонку, и осторожно опустился подле него, укладывая его себе под бок. - Тебе стоит перестать испытывать судьбу только чтобы наведываться сюда, - прошептал Кёнсу, и Сехун прикрыл глаза. Он знал, что ответа не дождется, но это надо было сказать. - Я просто хочу видеть тебя, хоть так, - пробормотал Сехун минуту спустя, и Кёнсу, уже было задремавший, удивленно распахнул глаза. Сехун пристально разглядывал его лицо - а в глазах читалась такая усталость и такое желание – и чуть приблизился, чтобы потереться о кончик носа Кёнсу своим. – Ты будешь меня ждать? - Ждать? - Когда я вырасту – созрею полностью – я хочу, чтобы ты был моим. - Я ведь для этого здесь, - пробормотал Кёнсу, но его сердце предательски затрепетало от осознания. Он их опекун – конечно же, он будет помогать Сехуну, как и всем остальным. - Только моим, - прорычал Сехун, ярко сверкнув алыми глазами. Слова застыли в воздухе, плотным облаком обволакивая обоих, и Кёнсу глубоко вздохнул, позволяя просьбе желанным потоком разлиться по своей крови. - Только твоим.