***
Тяжелое дыхание и хриплый кашель. Китнисс уже во второй раз сидит рядом с ним в своем доме, будучи не в силах сомкнуть глаз. Температура падает, но слишком медленно. Пит уже несколько раз приходил в себя, но тут же засыпал вновь - под действием болезни и лекарств, которыми его напоили мама и Прим. Беспомощный, оставленный в полнейшем одиночестве. Выгнанный матерью из дома, словно он - нашкодивший котенок. Выгнанный за то, что проявил доброту и участие там, где большинство проявило бы лишь равнодушие и безразличие... Она тоже оставила его, хотя не должна была. Не должна была отворачиваться, несмотря на все его уверения, что он в порядке и уже чувствует себя гораздо лучше. Вот только теперь Китнисс такой ошибки не допустит. Девушка подвинулась чуть ближе, беря в ладони руку лежащего на диване Пита. Она легонько поглаживала её, поддерживая своим теплом и чувствуя его жар - кожа горячая, почти обжигающая. Китнисс уже собиралась позвать сестру, как услышала тихий шепот и мгновенно замерла. Пит и раньше что-то бессвязно бормотал, вот только сейчас она услышала свое имя. Он звал её, как во сне - в том кошмаре, заставляющем кровь в жилах застыть и практически наяву ощутить холодные капли дождя, стекающие по лицу, и передающуюся от Пита дрожь. - Китнисс... - голос стал чуть отчётливей, но все равно, чтобы разобрать, пришлось склониться ещё ниже. - Не умирай, слышишь? Ты не можешь... ведь я люблю тебя. Не смогу жить, зная, что тебя больше нет... Она стиснула его руку, впиваясь ногтями в кожу. Только сейчас она почувствовала, что не рассчитала силы, но было слишком поздно - Пит уже распахнул глаза, всматриваясь в её лицо. Его взгляд, кажущийся затуманенным и немного расфокусированным в те разы, когда он приходил в себя, стал осознанным. Лазурно-голубые радужки - чистые и словно излучающие внутренний свет, тепло и радушие. Такие глаза и взгляд могут быть лишь у него. - Прости, мне не стоило... - прошептал Пит, заставляя её прийти в себя и отвести на несколько мгновений пылающее румянцем лицо в сторону. Лишь для того, чтобы вновь повернутся, наклониться ещё ближе, легко коснуться его волос пальцами, взъерошить их и чуть повернуть его голову. - Китнисс, ты... Китнисс заставила его замолчать без слов, придвинулась ещё ближе и коснулась своими губами его нижней губы. Первый поцелуй - вкрадчивый, почти неощутимый, но заставляющий все внутри распалиться, задрожать и вспыхнуть. Будто в груди расправил свои огромные, блещущие светом и теплом крылья огненный феникс. Еще одно касание губ. Следующее. Она целовала, потому что тоже не знала, что бы делала, если бы он умер там, покинутый всеми, ненужный даже собственной семье, мечущийся в лихорадке и с острой простудой. Целовала, потому что тоже... любила. Его руки - всё ещё горячие - касались талии, притягивали ближе, заставляя забраться сверху и забыть о ранах, царапинах и температуре. Голубые глаза, в которых она желала раствориться. Ярко-розовые губы, пылко целующие её, оставляющие на коже невидимые метки. Сегодняшний день разительно отличался от предыдущих.***
Каблуки утопают в длинном ворсе, ковер смягчает шаги, делая их почти бесшумными. Эффи широко улыбается, спеша вперед и не замечая того, что дверь, в которую она влетает – плотно прикрыта, а звуки, раздающиеся из-за неё, граничат с крайним отсутствием манер. - Пит, Китнисс! - её радостный крик оглашает гостиную ещё до того, как взгляд серо-голубых глаз натыкается на прильнувших друг к другу парня и девушку. Испуганные криком, они мгновенно отшатываются, и Пит начинает поправлять задранную почти до самых лопаток футболку Эвердин, будто бы это может что-то исправить. Словно сам он не растрепан, а волосы его не взлохмачены пуще прежнего. Тринкет смущенно отводит взгляд, краем сознания понимая - на щеках вспыхнул румянец, и она смущена не меньше, чем эти двое. Она – знавшая и видевшая на Капитолийских вечеринках такое, что простой, хоть и страстный, и невероятно пылкий поцелуй по сравнению с этим... И она смущена. Ведь сейчас всё искренне, по-настоящему и от самого сердца. Она видит такое впервые, и потому ее щеки пылают стыдливым румянцем. Это не для камер, это - личное, интимное. - Я... Звонила Порция, - все же решившись взглянуть на уже сидящих на диване всего в нескольких сантиметрах друг от друга Мелларка и Эвердин, произносит Эффи. - Пит, твои пирожные невероятно понравились её друзьям. Она просила передать, что набрала заказов уже на несколько недель вперед, и самое время приступить к выпечке... разумеется, как только ты освободишься. И выздоровеешь. Дождавшись его кивка, она быстрым шагом покидает гостиную, плотно запирая за собой дверь. И улыбаясь.